«Енлiль був парубок моторний i хлопець хочь куди козак…»

«Енлiль був парубок моторний i хлопець хочь куди козак…»

(Роман Елены Захарченко «Семь ворот» - очередной графоманский выкидыш в жанре «шумерской фэнтези»)

Произведение, о котором идёт речь, можно бесплатно скачать отсюда (на украинском языке):


***
…Начинается весь этот несусветный маразм с описания любовного многоугольника. Итак, дружат вместе четыре молодых человека: два парубка и две дивчины, плюс ещё одна дивчина в стороне тусуется. Главная героиня опуса – современная украинская студентка по имени Марина Чех – любит Артура, но встречается при этом почему-то с Олегом. Артур встречается с Марининой подругой Юлей, но любит при этом не её и даже не Марину, а свою соседку по лестничной площадке из родного Львова – тихую и скромную Софию, воспитанную в строгости дочь прокурора.
Вот такая там вкратце «Санта-Барбара».
Самое интересное (и самое пикантное) состоит в том, что Олег, хоть и встречается с Мариной, но при этом всё время как-то слишком уж заинтересовано поглядывает на… своего лучшего друга Артура! В общем, Артурчик просто нарасхват: все его хотят, всем он нужен – и трём совершенно разным девкам (а Юля, Марина и София действительно очень-очень разные), и даже своему другу… Это обстоятельство, разумеется, меня особенно заинтриговало, и я до последней страницы надеялась, что автор таки разовьёт данную тему… но она, к сожалению, так и не развила. Хотя развить было бы что: все прочие герои романа при одном лишь взгляде на Олега и Артура тут же, словно бы сговорившись, сравнивали их с …Гильгамешем и Энкиду! (Что уже наводит на определённые мысли).
Но, увы, не стала автор подробно расписывать их нежные Гильгамешевско-Энкидуйские отношения. А жаль!.. А зря!.. Такой слэш, такой яой пропал!..
Автора интересовали совсем противоположные вещи.
Дальше события развиваются следующим образом: Артур по пьяни насилует Софию, да ещё так «удачно», что она от этого сразу же беременеет. Будучи воспитанной в строгости и целомудрии прокурорской дочерью, она боится напрямую признаться в своём «падении» суровым родителям – и …не находит ничего лучшего, как пойти на Львовский вокзал и броситься там под поезд, как какая-нибудь там Анна Каренина хренова. Но убитый горем батька-прокурор таки сумел по ниточке распутать это дело и определить, кто является виновником самоубийства единственной и горячо любимой дочи. Он решает отомстить Артуру и творит над ним самосуд: нанимает какого-то знакомого уголовника, платит ему – и уголовник подстерегает Артура одного ночью на станции метро и зарезывает ножом. Тут Артуру и копец приходит.
Убийство совершается в Киеве, куда Артур поехал учиться и где стал встречаться с Юлей и дружить с Мариной и Олегом. Причём, его гибель производит куда как более сильное впечатление на Марину и Олега, чем на Юлю (ибо Юля там по сюжету вообще редкостная блядь и шалава – и Артур был для неё всего лишь очередным из многочисленных любовников и поклонников, она его серьёзно не воспринимала). А вот Марина – та его любила всёрьёз, как говорится – «всеми фибрами своей трепетной души». (И от этого мне становится ещё больше непонятно, почему ж она тогда встречалась с Олегом?..) В глубоком шоке пребывал и Олег, оплакивая своего друга совсем по-Гильгамешечьи.
В общем, две девушки и парень решаются поехать на похороны своего возлюбленного и друга. А похороны должны состояться не в Киеве, а во Львове, откуда он родом. Тело Артура перевозят туда, Юля и Марина собираются следовать за ним.
Они сначала хотят ехать вдвоём на одном поезде, который идёт от Киева до Львова ровно одну ночь (ибо похороны назначены на завтрашнее утро, и опаздывать никак нельзя). Но шалава Юля успевает сесть на этот поезд, а верная и любящая (хоть и встречающаяся с другим) Марина – к сожалению, нет. Она опаздывает на вокзал, и Львовский поезд уходит прямо у неё из-под носа. И тут девка решается на героический поступок: добираться до Львова на перекладных (то бишь, на семи электричках с пересадками, что курсируют между Киевом и Львовым).
Только тут наконец-то во всём этом маразме появляются хоть какие-то шумерские мотивы: семь электричек с пересадками – семь небольших городов-райцентров между Киевом и Львовым (Фастов, Козятин, Щебетовка и т.д.) – представляют из себя аллегорические-метафорические семь ворот, которые проходит богиня Инанна, спускаясь в Иркаллу. Да-да, героиня ощущает себя Инанной – она как бы становится одержимой её духом. Тут-то с ней и начинает твориться всякая мистика, фантасмагория и чертовщина.
Как известно, за проход в каждые ворота Инанне надо что-нибудь заплатить. Так и здесь: на каждой станции Марину подстерегивает какой-то подозрительно вида цыган, которого зовут коротко и ясно – Вор – и нагло отнимает у убитой горем девушки что-либо из её скудного имущества. Так, при входе в самые первые врата – ещё на Киевском вокзале – Вор нападет на неё с ножом и …безжалостно и криво обрезает её длинные роскошные волосы. На второй станции он отнимает её читательский билет из университетской библиотеки, потом – перстни с пальцев, потом – мобильник, потом – рюкзак и т.д. Сей цыган аллегорически и метафорически воплощает в себе демона-галла.
Но не обойтись и без Нети – проводника в Подземное царство. Вот с Нети я особенно охренела, ибо он там оказался не мужиком, как в шумерском мифе, а …бабой. Звали эту бабу Наташкой, и была она эдакой разбитной бабёнкой – типичной базарной торговкой, что по внешности, что по манере поведения. А, учитывая то, что она, в отличие от прочих героев романа, говорила не на чистом правильном украинском языке, а на безобразном суржике (смеси медведского и януковского), это тут же вызывало стойкие ассоциации с незабвенной Веркой Сердючкой.
Итак, эта Наташка-Нети с наружностью и манерами Верки Сердючки, была типа проводницей – проводницей по Миру Мёртвых. Очень «оригинальненький» поворот сюжета, не правда ли?.. Какой «креатив», аж дух захватывает!.. Заплатив очередную мзду ненасытному цыгану-галла, Марина-Инанна заходила в вагон очередной электрички, шла за Нети, которая её манила за собой – и тут же у Марины начинались красочные психоделические глюки. Но, глюки не глюки – просто она так видела Мир Мёртвых (и так, должно быть, представляет его и сама автор).
В первом глюке (пройдя первые ворота) Марина оказалась в мире мёртвых вещей – мебели, посуды, одежды, обуви, украшений и т.д. (эта часть Иркаллы сильно смахивала на огромную свалку). Во втором глюке она попала в мир мёртвых растений и мёртвых животных (от мышей до динозавров), которые все там дружно спали вечным сном. Потом она ещё попадала в миры мёртвого Космоса (планет и звёзд, что прямо у неё на глазах разгорались и гасли, превращались в чёрные дыры и т.д.), миры мёртвых городов, домов, идей, мёртвых насекомых и рыб, мёртвого времени и мёртвой поэзии. Заметьте: ни в одном из этих миров не было абсолютно ничего шумерского! (да и вообще, автор описала их довольно-таки скучно и бездарно – доводилось мне встречать у иных писателей и куда более красочное и оригинальное видение Загробного царства).
Единственным исключением был мир мёртвых рыб, по которому хрен знает куда и хрен знает зачем плыл мёртвый Утнапишти на своём непотопляемом ковчеге (он, кстати говоря, чуть-чуть подвёз главную героиню и её проводницу). А так больше месопотамских реалий – ровным счётом НИ ХРЕНА!..
Не обошлось дело и без верной Инанниной служанки Ниншубур, в роли которой выступил …самый обыкновенный воробей! В который раз я дико поразилась «креативности» и «оригинальности» автора, когда Марина Чех, выйдя из очередного вагона и гуляя по перрону в ожидании новой электрички, вдруг ни с того ни с сего заговорила с ни в чём не повинной Божьей пташкой. Она вдруг вспомнила, что этот воробей – не простой, что она его знает (!) – это, оказывается, прирученный воробей, которого она прикормила ещё в Киеве. Как она смогла отличить этого «своего» воробья по кличке Элфи от сотен и тысяч других – пожалуй, одним только Ануннакам ведомо. Но сказала она ему примерно следующее: «Я – Инанна, которая идёт в Царство Мёртвых за своим убитым любимым. Если завтра днём меня не будет нигде во Львове, значит, меня тоже убили, и я мертва. Тогда с наступлением темноты лети на Личаковское кладбище, найди там такую-то могилу, такой-то склеп, и дождись полуночи. Ровно в полночь двери склепа откроются, и оттуда начнут выходить старые деды. Первым выйдет дед Энлиль, но ты к нему не обращайся – всё равно не поможет. Вторым выйдет дед Нанна – но и он нам не помощник. Но последним должен подойти одинокий пожилой бомж с тачкой-кравчучкой – он-то и будет старцем Энки, что нам нужен. Вот он, дескать, меня и воскресит».
Как Вам эдакие Инаннины речи, любители Древней Месопотамии!?.. Как Вам зомби-Ануннаки в виде украинских пенсионеров и Энки в виде бомжа!?.. Вы сможете проглотить это, не поморщившись!?.. Я лично – нет.
…Как ни странно, воробей таки понял весь этот бред (понятливые, однако, в нашей стране птицы!) и покорно полетел во Львов – готовиться к миссии. А Марина ведь, что самое страшное, совершенно не знала про бедную Софию, её самоубийство и её беременность! Она и сама толком-то не понимала, зачем прётся в Царство Мёртвых, но оправдывала себя тем, что хочет наконец-то признаться в любви к Артуру: если ему живому признаться постеснялась, то скажет хотя бы мёртвому.
Уже ближе к концу всего этого маразма постепенно начало выясняться, КАК ИМЕННО, собственно говоря, Марину угораздило стать Инанной, а базарную торговку Наташку – Нети. Оказывается, всё дело в том, что шумерские боги сейчас живут на Украине! Живут они тихо-смирно, никого не трогают и никому не мешают: у них своя тусовка, куда вход доступен только лишь немногим избранным. Тусовка, между прочим, совсем невелика: Ану, Энки, Энлиль, Нинурта, Нанна, Шамаш, Эрешкигаль и Инанна – вот и всё! Никаких других Ануннаков в тексте не фигурирует (судя по всему, автор про них ещё не прочитала :) Нет там ни Нергала (бедная Эрешкигаль почему-то одинока), ни Набу, ни Мардука, ни Нинлиль, ни Нинхурсанг, ни даже моего любимого Ишкур-Адада (Слава Богу! Хоть его не пнули во всей этой бредятине!)
Да и те немногие Ануннаки, что всё же есть, очень сильно оставляют желать лучшего: все они – древние деды, немощные и нищие украинские пенсионеры, а некоторые из них ещё к тому же ещё и алкоголики (кажется, алкашом являлся Нинурта). Единственная (кроме Инанны) баба среди них – Эрешкигаль – также дряхлая старушенция.
Как ни странно, ни разу в тексте НЕ упоминается имя Думузи – хотя героиня всё время твердит себе и окружающим, что «едет спасать своего возлюбленного». Но Артур ни разу не сравнивается с Думузи – а почему-то только лишь с Энкиду. Вы можете себе представить Инанну, которая бы вместо Думузи попёрлась выручать из Иркаллы Энкиду, отбившего у неё Гильгамеша!?.. Если кто и может – то я нет! (Для этого я, увы, слишком хорошо знаю шумеро-аккадскую мифологию).
Стоит ли говорить, что верная и несчастная Гештинанна также напрочь отсутствует в этом странном психоделическом тексте?..
Иркалла без Думузи, без Гештинанны… и даже без Эрешкигаль (которая упоминается в тексте лишь мельком – и почему-то отнюдь не в той главе, где обокраденная и обстриженная Марина наконец-то добирается, куда следует). Вместо беременной и рожающей Эрешкигаль Марина видит в Преисподней …беременную и рожающую Софию, а рядом с ней – своего любимого Артура!
Так как же всё-таки простая украинская дивчина Марина вдруг сделалась древней и могучей месопотамской богиней?.. Ах, вот, оказывается-то, как! – над ней провели магический обряд! Оказывается, когда ей было 12 лет, какие-то таинственные похитители выкрали бедное дитя прямо из палаты пионерлагеря, где дитё тогда отдыхало – и, завязав ей глаза, увезли в неизвестном направлении. Но это оказались вовсе не маньяки-педофилы, как можно было бы сгоряча подумать – а шумерские боги! Глубокой ночью, высоко в Карпатских горах, на берегу реки, при трепетном свете костра они стали творить над охреневшей и ни черта не понимающей девчушкой некий таинственный обряд. Они заставили её выпить какую-то опьяняющую брагу, а затем раздели и облепили со всех сторон глиной, смешанной с тростником. Пока глина застывала на теле Марины, привокзальный бомж Энки, исполненный всей мудрости Абзу, читал над ней соответствующие случаю молитвы и заклинания с глиняных табличек. Когда же дочитал, то сковырнул затвердевшую глину, разбудил неофитку и торжественно провозгласил, что отныне она одержима духом богини Инанны – как и все, простые украинские пенсионеры, также одержимы духами прочих Ануннаков.
Тот же самый обряд, как выяснилось позже, провела эта подозрительная шайка и над продавщицей Наташкой – в результате чего она перевоплотилась в Нети и получила магическую способность гулять между мирами живых и мёртвых, и водить за собой души покойников. Что ж они, выходит, мужика на эту роль найти не могли!?.. (Учитывая, что и Нети, и Харон – мужики). Дык нет, похоже – выбрали бабу! (Почему именно бабу, я абсолютно не врубилась. Эта дура Наташка со своей Верко-Сердючкинской вульгарностью примерно также была похожа на истинного Нети, как я – на вуки).
А вот над прокурорской дочкой Софией никаких таких обрядов не совершали – и поэтому я в толк не возьму, как ей удалось «заместить» в Иркалле Эрешкигаль. В общем, Вам уже наверняка давно стало очевидно, что автор о-о-очень вольно обращается с шумеро-аккадской мифологией, перекраивая её и так, и сяк – как Бог на душу навалит. Только какой именно Бог, хотела бы я знать?..
С богами там царит полная неразбериха, и единственное, что можно хоть как-то ухватить из этого хаоса, этого «потока сознания», состоит в том, что автор, судя по всему, считает шумерских Ануннаков не гуманоидами из плоти и крови, а некими «духовными сущностями», которые, подобно диббукам, могут вселяться в людей и делать их одержимыми. Что ж! – знакомо, знакомо! – подобный бред мы и у Володихина читали в его «Детях Барсика»!.. Как сейчас помню: «Магические существа, порождения Преисподней…» В этом своём отношении к месопотамским богам автор также отнюдь НЕ оригинальна.
Только Володихин пишет жёстче и злее, а Захарченко всё же гораздо мягче. Она-то, в отличие от него, хотя бы Православием Головного Мозга не страдает – как говорится, и на том спасибо!..
В «Семи воротах» Ануннаки изображены, к счастью, без малейшего осуждения – но и без какого-либо восхищения или уважения. Так, всего лишь группка спятивших стариков, секта выживших из ума пенсионеров, в которых во всех в разное время и при разных обстоятельствах вселился дух того или иного бога Древней Месопотамии… Старики переняли от них кой-какую часть магической силы – но всё равно остались точно такими же жалкими и несчастными. И точно так же продолжают прозябать на нищенскую украинскую пенсию (а некоторые из них, как, скажем, Энки, даже бомжуют).
Добрый Энки, как водится, оказывается наиболее откровенным и словоохотливым среди них, и рассказывает Марине о себе: что, дескать, давным-давно, ещё в XVII веке, он был простым украинским казаком, гарным парубком по имени Иван Богун – но однажды у него на глазах сдох пленный бусурманин… А тот бусурманин был, оказывается, одержим Энкиным духом – вот дух и переселился в ничего не подозревающего казака! Каким же именно макаром, при каких таких обстоятельствах повселялись духи всех прочих Ануннаков в современных украинских пенсионеров, алкашей и бомжей – про это писательница умалчивает. Так что нам, бедным читателям, остаётся только гадать…
Как там сказано у Котляревского в его незабвенной «Энеиде»? – «Эней був парубок моторный и хлопець хочь куды козак». Но Котляревский хоть талантлив-то был, и создавал заведомый бурлеск. А эта дамочка, судя по всему, писала свой опус на полном сурьёзе – что ж, выходит, она и впрямь видит Ануннаков настолько жалкими?.. Энлиль у неё там парубок отнюдь не моторный – да и вообще, не парубок, а старый дедусь. Под стать ему и все остальные, кроме Инанны. При виде такого убогого подобия Ануннаков над ними просто плакать хочется!..
Ни Ситчиным, ни Палеоконтактом во всей этой психоделии, к счастью, и не пахнет – и слава за это Ануннакам! (реальным Ануннакам, а не тем, что нафантазировала себе Захарченко) Если бы Захарченко ещё и Ситчина сюда приплела – то был бы вообще полный «ка-а-апец!» (выражаясь словами её же проводницы Нети-Наташки). Впрочем, там «ка-а-апец!» и без Ситчина…
Вместо мудрых и могущественных инопланетян, играючи вершащих судьбы человечества, преисполненных воистину неземной красоты, обаяния и величия, мы видим жалкую горстку дедов и бабок, впавших в глубокий старческий маразм… И лишь одна из них молодая, одна свежая: Марина-Инанна. Впрочем, Марине говорят, что она – далеко не первая Инанна в их компании. Ей жалуются на непокорность предыдущей Инанны, которая, оказывается, настолько охренела от выпавшего ей «счастья», что …не нашла ничего лучшего, как навсегда удалиться в монастырь и там до конца жизни замаливать свой «грех»! Так всё и замаливала – пока не отошла в Иркаллу уже по-настоящему. Да, нервные какие-то девки в этом романе: одна с беременным животом под поезд бросается, другая из-за сущей фигни в монастырь идёт… Но, подумаешь, вселилась в неё древняя шумерская богиня Инанна… так зачем же жизнь себе из-за этого ломать?..
И лишь одна умница Марина таки держится молодцом.
Марина выполняет своё «Инаннство» до конца, выкладывается на все 100% - таки добирается до самого дна Иркаллы и встречается с Артуром. Но сказать друг другу они, увы, ничего не успевают – ибо шокированная мёртвая София тут же начинает у них на глазах рожать, а на Марину, откуда ни возьмись, набрасываются демоны галла, убивают её по-настоящему и подвешивают за ребро на крюк. Всё, как и полагается.
…Но тут, в самый драматический момент, вмешивается храбрый и верный воробей Элфи, который, как ему было велено, прилетает на Личаковское кладбище, ударяется там о землю и превращается в худенького мальчика-подростка. Он ищет Энки и, в конце концов, таки находит (хотя и не без проблем, ибо злобный пенсионер Энлиль всячески старается ему помешать).
А мудрый бомж Энки в это время, как ни в чём не бывало, изволит кушать рыбку-тараньку. Получив срочное сообщение от воробья, он превращает бедную недоеденную рыбу в …доктора-акушера по имени Кирилл Мефодиевич – и отправляет его в Иркаллу, выручать нашу героиню. Там, в Преисподней, Кирилл Мефодиевич с энтузиазмом берётся за своё акушерское дело – и на свет, наконец-то, появляется сын Софии, а Марину при этом освобождают.
Ободранная Марина, аки зомби, выползает из-под земли на Личаковском кладбище – а следом за ней уже вовсю прут свирепые демоны-галла. Когда Марине задают традиционный вопрос касательно того, кого именно она желает отдать им в качестве выкупа за себя, она, недолго думая, тут же восклицает:
- Юлю!!! – ибо понимает, что она, Марина, любила Артура по-настоящему (хотя при этом почему-то встречалась с Олегом), а вот Юля, шалава эдакая – не любила (ибо эгоистка она).
Вот такая тут коварная «женская дружба»…
Далее следует сцена нападения демонов-галла на ничего не подозревающую Юлю (которая мирно почивала в квартире родителей покойного жениха, принявших и приютивших её, аки дочь родную), и красочная сцена бегства охреневшей шалавы Юли от демонов по ночному тёмному Львову…
Хотя, впрочем, этот эпизод там идёт в начале, а не в конце – это я сейчас стараюсь более связно рассказывать, чтобы стало понятней, что к чему. На самом деле там в начале идёт про убегающую от демонов Юлю, и лишь в самом конце разъясняется про то, как Софию угораздило залететь от Артура, и что за сим последовало.
В результате, кончается весь этот психоделический бред тем, что воистину воскресшая Инанна таки возвращается восвояси, но Артур, София и их новорожденный сынишка, увы, остаются в Мире Мёртвых… Кровожадныя и беспощадныя демонищи изрядно погрызают Юлю везде, где только можно погрызть – но всё же и она каким-то чудом остаётся в живых. Правда, попадает в реанимацию (где её лечит всё тот же загадочный доктор Кирилл Мефодиевич).
Что вообще за странная личность сей подозрительный эскулап?.. Он явно не относится к миру людей, но с кем его можно отождествить из Ануннаков, я сказать решительно затрудняюсь. Поначалу мне даже показалось, что он мог бы быть …Нергалом (хотя на Нергала он похож также «сильно», как и спившийся украинский алкоголик – на вселившегося в него Нинурту). Нехорошо как-то без Нергала (особенно, когда речь идёт о Подземном царстве)… непривычно! Но, как я уже говорила, имя Нергала в романе так ни разу и не упоминается. В результате таинственный врач, курсирующий между мирами живых и мёртвых, полностью сохраняет своё инкогнито.

***
…А что же с это время делает гарный хлопець Олег, любивший покойного Артура, аки Гильгамеш – своего ненаглядного Энкиду?.. А Олег, оказывается, тоже зря времени не теряет. Поначалу он мучительно раздумывает: ехать или не ехать на похороны? – но потом таки всё же не решается ехать, ибо, видите ли, стесняется… Зато он совершенно не стесняется сидеть в Киеве на Замковой горе и распивать там пиво с какой-то малознакомой девчонкой, попутно жалуясь ей на эту суку Юлю (которая, по «компетентному» мнению Олега, совершенно не подходила его другу). Наплакавшись сердобольной девушке в жилетку, он, пьяный, горюющий и злой, неуклюже спускается с горы, но оступается, падает, трескается башкой и, как водится, теряет сознание. Приходит в себя уже поздней ночью – и почему-то не в Киеве, а …во Львове, куда каким-то магическим образом перенёсся. (Мистика! Вот она, мистика! Как же без неё-то, родимой!)
Я, пожалуй, пропущу изрядную часть описания того, как не по конца протрезвевший парубок шлялся по ночному мистическому Львову, населённому ожившими памятниками, восставшими из гробов мертвецами и призраками всех мастей: слишком длинное это выйдет описание, и к Ануннакам оно имеет лишь весьма отдалённое и опосредованное отношение. Маразм вновь начал приобретать отчётливо шумерский оттенок только тогда, когда Олег, окончательно уверовавший в свою «Гильгамешевость», залез в Львовскую мистическую канализацию, нырнул там в подземную речку Полтву и …принялся искать на её дне магическое растение с шипами, дарующее вечную жизнь. Как ни странно, его поиски таки увенчались успехом: оказывается, подводный цветок из месопотамских мифов вполне себе спокойно растёт на дне Львовской канализации (а, может быть, и не только Львовской). Олег сорвал цветок и радостно поспешил домой, намереваясь сожрать колючку с чаем, дабы стать бессмертным (ибо после трагической гибели ненаглядного Артурчика у него развилась паранойя на этой почве – гипертрофированный страх смерти).
Однако, как и реальный Гильгамеш, герой Елены Захарченко таки потерпел фиаско. Не успев выйти из города призраков и нелюдей, он имел неосторожность разговориться с некой дамочкой, которая представилась ему как пани Лахудра (да-да, я не шучу! – у автора так!) Эта Лахудра, покосившись на цветок, стала заговаривать нашему герою зубы. Заговаривала, кстати говоря, весьма и весьма своеобразно:
- А ты знаешь, что украинцы – родственники и потомки шумеров?.. – огорошила его она, - Что Месопотамия имела давние и прочные связи с Трипольской культурой?.. Что в селе Каменная Могила при археологических раскопках были найдены глиняные таблички на шумерском языке?..
Всё – приехали. Вот он, пресловутый «Глобус Украины», где вылез! Как же, как же было этого не упомянуть современной украинской писательнице! Сейчас ведь в Януковии это очень модно: придумывать всякие псевдонаучные теории о запредельной, невероятной древности «славяно-арийской расы». Среди них есть и такая, согласно которой украинцы – не то что родственники или потомки, а чуть ли даже не предки шумеров. Я сама не раз слышала и читала этот псевдонаучный маразм, и отнюдь не только в книге Захарченко. Но так и не поняла: иронизирует ли она над этой теорией в своём романе, или же принимает её за чистую монету?.. Хорошо, если ей всё-таки хватает ума поиронизировать: в таком случае она ещё не совсем безнадёжна. Но если вдруг нет… если она серьёзно верит во всю эту чушь… Тогда молчу, молчу в тряпочку – тут уж ничего не исправишь…
…Огорошив бедного Олега сей сенсационной новостью, пани Лахудра, как водится по мифу, выхватила у него из рук чудодейственный образец канализационной флоры, и была такова. А плачущий Олег воротился восвояси – ибо больше ему ничего не оставалось делать…
Похоже, он решил таки по-прежнему жить с Мариной: ибо понял, что Энкиду-Артура ему уже не вернуть.
Такая вот психоделия и фантасмагория. Так и тянет вопросить: «Чем обкуривалась автор?» Вам оно ничего не напоминает, любезные читатели?.. Какого-нибудь другого (и очень-очень известного!) прозаика?..

***
Кабы весь сей несусветный маразм был написан не по-януковски, а по-медведевски (сиречь, по-едросски, по-путинороссийски), и я бы не ведала фамилии автора маразма, то была бы на 100% убеждена, что опус вышел из-под пера Пелевина (ибо именно он имеет склонность порождать подобного рода психоделические опусы, идеи которых в трезвую голову явно не придут). Да – лично у меня сложилось стойкое впечатление, что Захарченко является восторженной поклонницей и последовательницей Виктора Викторовича – настолько уж она «косит» и «канает» под него, настолько копирует его стиль. В «Семи воротах» совершенно явственно и отчётливо ощущаются многочисленные аллюзии и реминисценции как на «Жёлтую стрелу», так и на «Чапаева и Пустоту»… особенно на «Чапаева», конечно же.
Подобно тому, как главный герой Пелевинской фантасмагории понятия не имеет, кто он такой – не то Петька-ординарец Василь Иваныча, которому периодически снятся странные и до ужаса реалистичные сны про нашу современную действительность, то ли современный Пётр Пустота, которого задолбали глюки про Чапаева и гражданскую войну – точно так же мучается и героиня романа Захарченко, ощущая себя то вымершей богиней вымершего месопотамского народа, то обычной и вполне заурядной украинской студенткой. То она ведёт себя как Инанна, то как Марина, повсюду видит странные надписи, которые поначалу кажутся ей обычными граффити, но потом прямо на глазах превращаются в клинописные тексты на шумерском языке – отрывки из мифа про нисхождение Инанны, предвещающие её гибель… Привокзальный бомж, спокойно распивающий пиво перед ларьком под вывеской «Приём вторсырья», вдруг оказывается богом Энки – очень «оригинальный» сюжетный ход, ничего не скажешь!
Такой бред чаще всего пишут и снимают про античных Олимпийцев – про то, что они таки дожили до нашего времени, но изрядно постарели, опустились и впали в полный маразм – а самое страшное, в них уже совсем никто не верит… Для сравнения приведу хотя бы книжку британской писательницы Мэри Филлипс под названием «Gods behaving badly». На русский язык это название перевели просто отвратительно – «Игры богов», хотя правильнее было бы перевести как «И богам бывает плохо».
Роман Филлипс также в литературном отношении очень слаб, но, по крайней мере, написан с юмором – а в книге Захарченко, увы, нет даже этого… Британка с шутками-прибаутками повествует о том, как влачат жалкое и убогое существование боги-Олимпийцы на задворках современного Лондона – и какие им при том приходится терпеть невзгоды. Есть и другие фильмы и книги про то, как, допустим, Зевс по щучьему веленью, по режиссёрскому хотенью вдруг оказывается в современном Нью-Йорке, и т.д. Недавно вот Голливудские дельцы пнули и воспетую в сагах скандинавскую мифологию, для разнообразия запустив в Америку уже не Зевса, а его коллегу Тора (идиотская кинокартина «Тор»).
Захарченко, должно быть, подумала: «А я чем хуже?» - и, ничтоже сумняшеся, решила для оригинальности поиздеваться и над шумерской мифологией. Зевс в Нью-Йорке и Аполлон в Лондоне – это, разумеется, «круто», но шумерский бог Энки в роли украинского привокзального бомжа – это же вообще полный «улёт»!.. «Высший пилотаж» нашей доморощенной фантазии!..
Если Пелевин изрядно напихал в своего «Чапаева» превратно понятых буддийских понятий про Нирвану и всё такое прочее, то в книге Елены Захарченко мы видим о-о-очень вольную и свободную трактовку шумерского мифа – настолько свободную и вольную, что Месопотамией в ней практически и не пахнет. В тексте действительно как-то слишком мало шумерских и аккадских реалий: буквально кот наплакал. Заметно невооружённым глазом, что автор крайне слабо знакома с культурой Древнего Востока – так, нахваталась по верхам… Всего лишь два мифа, по сути дела, и выучила: про сошествие Иштар, да про Гильгамеша… а, ну да – ещё крошечный кусочек про Утнапишти. Пелевин, тот и то оказался более последователен. Ученица, увы, не превзошла своего учителя!
С точно таким же результатом она могла бы взять абсолютно любую другую легенду из другого цикла – хоть китайскую, хоть финно-угорскую, хоть даже папуасскую – и наложить её сюжет на современную украинскую (или же на российскую) действительность. В Марине вдруг проснулась Инанна? – не беда! С точно таким же результатом в ней могла бы проснуться и любая другая богиня – хоть японская, хоть африканская. Бедная шумерская мифология ничуть не виновата в том, что чем-то приглянулась «креативной» постмодернистке Елене больше других.

***
…И знаете, в чём здесь самое смешное? В том, что данная книженция увидела свет …при поддержке фонда Рината Ахметова «Развитие Украины»!!! Да-да: теперь-то каждый может воочию убедиться, насколько сердобольный меценат и филантроп Ахметов способствует нашему развитию! Какие он книжки, оказывается, на свои-то средства выпускает! – это же просто «загляденье», а не роман!.. Особенно, если совсем не знать шумерской мифологии, изнасилованной автором куда безжалостней, чем пьяный Артур изнасиловал бедную Софию. Потому что – если знать оную мифологию, то не только не восторгнёшься сим опусом, но, напротив – покривишься от отвращения… Что я и сделала.
Да упасут нас Боги-Ануннаки от подобного, с позволения сказать, "развития".
Да покарают эту Елену за подобное самоуправство и бесстыдное издевательство над ними РЕАЛЬНЫЕ шумерские Боги! Да падёт на неё гнев Ану, Энлиля и всех их детей! И, как желали плохим дамам в Шумере – чтоб у неё вульва порвалась!..
А ещё лучше: руки чтоб отсохли за такую зверскую графоманию.

Любите книги - источник фиги!

До новых рецензий!

Искренне Ваша Тэльфар Спранга