Уральский Монмартр, или бесполезные уроки 1812-го года.

 Уральский Монмартр, или бесполезные уроки 1812-го года.

Сразу оговорюсь: о войне двенадцатого года я стану писать, глядючи со своей колокольни. Невьянская ли это будет башня, Вехотурье, или же попросту сторожевая вышка на Чусовой  - не суть: это взгляд на войну с Урала, от самого что ни на есть краеугольного, заводского, Камня.

Впрочем, не совсем так, особенно ежели мы примем в учёт, что в девятнадцатом веке  уральская промышленность была необычайно тесно завязана с «высшими сферами»  двора и света; те же, «высшие», с нею, далёкою, но – как воздух, необходимою.  И дело здесь не столько в титулах, коими были за свои заслуги удостоены Строгановы, Демидовы и Яковлевы, суть в том, что заводовладельцы реально имели власть в государстве, опираясь на плечо своих незыблемых империй. А эти империи были воистину велики: мало того, что каждая по территории чуть не с Францию, так и по производству металлов – впереди планеты всей.

Франция, заметим, в то время крайне остро нуждалась в металле даже более, чем в воздухе: надежным поставщиком для нее оставалась лишь Швеция, и ее когда-то знаменитое «свейское железо». Англия же, являясь  вторым, после России, производителем металла в мире, напрочь отказалась поддерживать самозванца Наполеона, даже морскую блокаду выстроила против Бонапартия, лишь бы не дать ему возможности вооружаться.

России в этих играх, как ещё недостаточно искушенной в политесах, ничего не оставалось, как терзаться выбором наподобие буриданова осла: ежели открыто поддерживать Англию – значит проиграть стратегические направления на севере и юге, выступить же на стороне диктатора – значит, окончательно признать легитимность бунтовщика. Со всеми вытекающими последствиями.  В итоге, вслед за Францией, Россия ответную блокаду против Англии объявлять не стала, и вовсю поставляла на Альбион  металлы почти по миллиону пудов в год, к тому же попутно не пренебрегая шпионажем, как промышленным (цель – английские технологии), так и политическим, - одна лишь фигура князя Чернышева чего стоит.

Итак, Чернышев А.И. (1786-1857), не покладая рук, успешно служил в русском посольстве в Париже, и всё бы ничего, да вот принцип у него каверзный оказался. «Принцип трёх Б»: Барыши, Барышни, Бутылка. Классический, так сказать, набор всякого шпиона.  В итоге что мы имеем в корзинке? Да сущие пустяки: сестру самого Бонапарта в любовницах, Флигель-адъютант Императора прикормлен, Министр иностранных дел Франции в «нирване», и готов с «мон шер» поделиться даже детскими воспоминаниями.

Каков же итог сих шпионских злодеяний? Копия секретного договора о союзе Франции, Швеции, Австро-Венгрии и Баварии оказывается на столе у Александра раньше самого подписания. На что Россия, естественно, немедленно среагировала: вызов посла Австро-Венгрии, лёгкий намёк на возможные беспорядки на Балканах, и вместо 500 000 обещанных Наполеону солдат, к нашим границам подошло лишь 30 000 австрияков. То же самое произошло и с Баварией, и со Швецией.

Впрочем, с последней дело обстояло немного анекдотичней: Мало того, что и.о. короля Швеции бывший французский маршал, и революционер Бернадот, был зол на Бонапарта за то, что ему-де  обещали Норвегию, да так и не отдали, так тут ещё русский посланник рассказал ему приватно о дагерротипе некоего правителя с наколкой на теле, состоящей из трех букв. Отчего маршалу стало тоскливо, а как иначе? Он – вроде бы как король, а у него и на самом деле татуировка из этих самых букв: «Иду Резать Тиранов». А ну, как и вправду опубликуют в газете этакое? Не поймут верноподданные, свергнут. Ну её, эту, Россию: власть дороже. Не буду против нее я воевать. Совсем.  

К чему это я рассказываю? Да к тому, с чего и начал: все знали, что большая война неизбежна, готовились к ней, и Урал в том числе. В чём это выражается? Давайте взглянем на факты.

Итак, Урал. Опорный край (до сих пор не могу взять в толк, почему – «край»?! Дальше что – сплошной Китай?!).  И на этом самом «краю» были готовы встретить войну во всеоружии, приуготовляя для неприятеля всяческие невиданные сюрпризы. Не стану затрагивать здесь изобретения, затрагивающие одну лишь только производительность труда (хотя изобретения новых методов обработки полуфабриката порой позволяли увеличить производство в разы), ограничусь лишь, поистине революционными, новациями:

«Машина для полировки артиллерийских снарядов», изобретенная Г.Ф Зотовым (1785-1839?) на Верх-Исетском заводе за два года до вторжения французов. Нашему современнику это может показаться странным, но до Зотова пушечные ядра были необработанными, и вот что по этому поводу что пишет Г. Военный Министр: «… изобретение сие есть совершенно новое и весьма полезное, и вдосель употребляемые чугунные снаряды употреблялись у нас без полировки потому только, что заводчики не находили способов… весьма желательно было бы, чтоб и другие заводы последовали сему примеру» (19-го июля 1811 года). Далее следовало разъяснение, что новый, полированный, снаряд, и летит-то дальше, и точней, да и стволы орудийные менее страдают от залпов, не суть: недолго думая («девять месяцев – это не лет»), решили создать, как положено, совместную Комиссию.

С одной стороны – от Главной Екатеринбургских заводов конторы, с другой – же – Гороблагодатской, государственной. Следует ещё пояснить, что Г.Ф. Зотов служил на частном, партикулярном Верх-Исетском заводе А.И. Яковлева, и, таким образом, составлялось некое равновесие между государством и заводовладельцами, Главная же контора выступала в роли, хоть и предвзятого, но третейского судьи.

И пошла писать губерния…  От Благодати был прислан Гиттенфервальтер (10 кл.) Сназин, от лица Главной Конторы находился в откомандировке Обер-гиттенфервальтер Агте. И, тут же – сыр-бор: одному для шлифовки подавай все отливки без учета качества (на Благодатских, да и на прочих казённых заводах, литейное дело обстояло хуже, чем у Яковлевых с Демидовыми), Агте же советовал всякую дрянь в машину не совать, и запрещал Зотову испытывать «худые» в опасении, что те могут повредить не только добрым снарядам, но и самой машине. 

Гиттенфервальтер Сназин, видимо, руководствуясь инструкциями своего Управляющего, продолжал настаивать на своём, и дело встало. Ни испытаний, ни производства. Куда только не писали! Мало Екатеринбургского Горного начальника? Напишем Горному Инспектору! Да хоть Губернатору! Императору!

Что мы имеем в итоге? Марта, 18 дня 1812 года. «Указ Его Императорского Величества… ПРИКАЗАЛИ: …поелику… вместо того вышло разногласие, в отвращение чего… по предмету сему разсуждая  находит мнение Г. Агте довольно достаточным…». Нетрудно подсчитать, сколько дней оставалось до войны, а ежели принять во внимание, что доставка продукции Урала и Сибири производилась лишь посредством весеннего речного караванного сплава, легко представить себе возможные выгоды России, ежели бы массовое производство полированных снарядов началось ещё в 1811 – м году.

Проследуем чуть далее: первая в мире стальная (железнокованная) пушка, изготовленная в те же года почти полным однофамильцем Г.Ф. Зотова, мастеровым Камско-Юговского завода Яковом Зотиным (1761-1819). Будучи неграмотным (что для Урала редкость), замыслил он своё чудо в Пермских заводах за два лета до описываемых событий, да вот недолга: цементировать сталь тогда умели лишь на Нижне-Исетском заводе, где Управителем был И.Н. Подоксенов, выдающийся специалист по металлообработке.

Так, в 1812 году Подоксенов «пустил в ход вододействующую машину для обточки цапф у пушек, на которой за сутки (2 смены по 2 мастеровых за смену), обтачивалось по три чугунные пушки. Вручную один мастеровой…» выделывал одно орудие за 5-6 дней. «Машина обошлась расходами в 138 рублей».

Наконец, «…мая 1812-го, во вторник» Яков Зотин предъявил начальству свой образец пушки, весом в 14 пуд 37 фунтов, коя на треть легче чугунной. Штабс-капитан Масолов, что находился при заводе по приёму пушек, лишь растерянно отписывается начальству 10 июня (через два дня Наполеон прейдет Неман): «…не находя при ней ни чертежа… цели её прожектирования, и по какому повелению она зделана, и потому…. приступить прямо к пробе не может».

Изобретателю же тем временем никто не платит… Он остался в совершенной нужде, и уже в отчаянье обращается напрямую в Департамент Горных и Соляных дел «с позбою об обопробовании пушки», обнадёжив, что он может сделать «разборные 3-х и 6-ти фунтовые пушки, кои будут брать с гор и болотных мест, и по выстреле могут быть бомбардирами разобраны, и всякой из них свою часть может нести на руках, не требуя лошадей». Получив нагоняй из столицы, Начальник Екатеринбургских заводов И.Ф Герман гневно вопрошает у Нижноисетского управляющего:

1.                 Почему Зотину в своё время не выдали ни жалованья, ни провианта?

2.                 Успеет ли Зотин о изготовлении сложного орудия?

…..

5. Вопросить Зотина, на каких заводов железо перейти.

В итоге новая, разборная, пушка, успешно выдержала «всеобычные, а затем и усиленные испытания», однако… прошла война, и вновь к сему изобретению вернулись лишь в двадцать четвёртом году, когда А.А. Аракчеев… посоветовал императору не менять, как проверенные временем, медные и чугунные пушки, на стальные.

Не могу обойти стороной также и тему золотого производства: и здесь не обошлось без извечного российского головотяпства. Итак, известно, что до 1814-го года считалось, что рассыпного, песчаного золота ни в Европе, ни в Азии нет, и быть не может: золото зарождается от Солнца, мол, так что «где негры – там и золото», а у нас его быть не может. В коренных жилах – это да, за века и века накопилось, но чтобы под ногами… Ересь это, и безграмотность полная.

Однако нашлась пара грамотных неграмотных, что усомнились в этой расчудесной истине: генерал Н.А. Шленев, и талантливый рудоищик Л.И. Брусницын. Странное сочетание, не так ли? Простой мастеровой – и генерал. Тем не менее, так оно и было. Впрочем, в итоге «дальше печки» Льва Ивановича не отпустили, и поручили разведки горных песков «более опытным» старателям, потратив на эту затею аж 3000 рублей (для справки: годовой оклад мастерового – около 30 руб., в зависимости от заслуг). Однако Брусницын не сдался, и безо всяких санкций самолично нашел «то, чего не может быть», за что в 1829-м от А.Гумбольдта публично получил прозвание «русского Колумба»: столько золота, мол, даже герр Кристофор своему государю не принёс.

Но вернёмся к самому началу войны: итак, Высочайшие Манифесты. От 6-го и 18-го июля. Первый – «с призывом ко всем сословиям России встать на защиту Родины»:  «…неприятель вступил в пределы наши и продолжает нести оружие свое внутрь России…. Полагаем мы за необходимо нужное собрать внутри государства новые силы… в защиту домов, жен и детей каждого и всех».

А впоследствии, как говорится, «заставь дурака Богу молиться»: Пермское губернаторское Правление - Пермскому Горному Правлению, 24 июля: «…во избежание медленности… назначить для первоначального состояния оборонительных сил… сообразно рекрутскому набору по губерниям Беларусским, Подольской, Волынской, Лифляндской и Эстляндской с пятисот душ по пяти человек…».  То бишь – то, что приграничным областям на пользу, то и нам не во вред.

Начальник Пермских заводов Медер в своем предоставлении Пермскому Берг-инспектору Томилову пошел ещё дальше: «… если все заводы казённые и партикулярные хребта Уральскаго, подобно управляемым мною пермским, будут в состоянии… то можно будет… в здешнем краю образовать корпус войск, несколько тысяч человек состоящий. .. Люди сии притом более приучены уже и к дисциплине и к ужасам смерти, охотно повинуются гласу своего начальства… скорее превратятся в настоящих хороших солдат…». (Выделено авт.).

Тем временем, Александр Павлович, прибыв из Полоцка в Москву, буквально схватился за голову: народа добровольного – тьмы и тьмы, и всех надо обогреть и накормить. А ещё ведь и вооружать чем-то надо… И 18-го июля он пишет очередной Манифест: «…нашли мы… во всех сословиях и состояниях такую ревность и усердие, что…далеко превосходит потребное… Сего ради… обращаем мы своё попечение на то, чтоб составляя достаточные силы из одних губерний, не тревожить без нужды других…». И, в пятом, последнем, пункте, Император подчеркивает: «…вся… внутренняя сила не есть милиция или рекрутский набор, но временное верных сынов России ополчение… даже не нуждается в перемене одежды…», вот так-то. 

Впрочем, замечу, что Урал, похоже, вовсе не нуждался в просьбах и наставлениях: так, заводчик А.И. Яковлев все снаряды, что были и будут произведены на его заводах «по нарядам» за 11-12-й гг., безденежно передаёт Государству (прошу внимания к дате: 31 марта 1812 года, т.е. более, чем за два месяца до войны!).

На что рассчитывал Алексей Иванович? Полагаю, что невместно было ему среди знати оставаться простым Гвардии корнетом, надобно было Кавалера ордена получить, а то: Строганов – граф, Демидовы – сплошь Гофмейстеры (Григорий), да Тайные советники (Николай); он же, владелец аж 24-х заводов – всего корнет. Забегая вперёд, скажу, что Орден Владимира 3-й степени Алексей Яковлев всё же получил, но не за снаряды, а за то, что по низким ценам поставлял в послевоенную, сожженную Москву, кровельный лист. Видать, маловато для сего Ордена одних лишь снарядов  Императору показалось.

Хотя: по наряду 1812-го года одних лишь Яковлевских заводов  приходилось аж 16 478 пудов снарядов, из них почти десять тысяч пудов – гранаты и бомбы, начинённые порохом. Самые же большие бомбы, числом 1200 штук, весили целых пять пудов каждая, и не надо быть артиллеристом, чтобы понять, что это за страшная сила.

 Этому примеру безвозмездных поставок, правда, только уже в июле-сентябре, последовали брат Алексея подполковник Сергей Иванович (6 111 пуд 14 фунтов снарядов), и гофмейстер Григорий Демидов (7 706 пуд 17 фунтов). Николай же Демидов, в свою очередь, на свой кошт сформировал Полк ополчения, который впоследствии получил личную благодарность самого М.И. Кутузова.

Не могу не упомянуть также про созданный (за два года до войны) Екатеринбургский пехотный полк, который входил в Первую Армию Багратиона, а за взятие Парижа получил право вышить на знамени слова: «За отличие в 1814 году против французов», собственные знаки отличия, а также серебряную трубу «За взятие Монмартра 30 марта 1814 года».

Хотелось было бы закончить на этой оптимистической ноте, да вот только история не даёт. Не могу не рассказать о дальнейшей судьбе наших изобретателей, и их творений.

Итак, Брусницын, первооткрыватель и инженер. Получил в 1832-м году за своё открытие, свою «новую методу», серебряную медаль на Аннинской ленте, и дожил до глубокой старости в чине обер-штейгера (что-то вроде старшего прапорщика).

Яков Зотин скончался в 1819-м, его имя было предано забвению, а стальные пушки «по англицкому маниру» Россия начала массово производить лишь после позорного поражения в Крымской войне, т.е. сорок лет спустя.

Г.Ф. Зотов 9 марта 1814 года за своё изобретение был награждён золотой медалью  на Аннинской ленте, когда же Александр Павлович, будучи на Урале в 1824-м, спросил у него, что он ещё хотел бы в награду, Григорий Федотович смиренно ответил: «Позвольте, Ваше Величество, нам крест установить над нашей церковью». А всё потому, что Зотов был старообрядцем, и даже Первым избранным среди них, ответствовать за всё Обчество перед Государем. Император сию прихоть удовлетворил, и даже предложил избрать среди раскольников своего Патриарха (!!!), описывая после встречи своего собеседника в послании Императрице, что Он-де, никогда ещё не встречал такого умного, и во всех делах сведущего «мужика», и часы беседы с ним (около трёх с половиной), пролетели для Него, словно миг.

Но – Александр канул в прошлое, затем было восстание декабристов, и Николай Павлович начал репрессии. Против всех, без разбору: масонов, жидов, иноверцев, раскольников, и прочих подозрительных личностей. Дело даже дошло до того, что каждого инженера, начиная с шихтмейстеров, принуждали давать клятвенную подписку, что тот не состоит в тайных обществах. И это на Урале-то!

Но хуже всех пришлось староверам: крест с церкви уже в 25-м сняли, против самого Зотова возбудили уголовное дело по поводу смертоубийств девяти бунтовщиков на Кыштымском заводе в 1823-м, отчего за Григорием Федотовичем навеки пристала кличка «Кыштымский зверь». Он был посажен под замок, но не сидел, сложа руки. Судился. Впрочем, это совсем другая история. Старообрядчество в итоге навсегда потеряло своего лидера, а в 1838-м, Г.Ф. Зотова и вовсе сослали на каторгу в финскую крепость Кексхольм, где тот вскоре и скончался.

Не знаю, как Вам, уважаемый читатель, но мне вслед за Александром Павловичем, что хранил донос на Зотова от купцов Рязановых (старообрядцев, кстати) в личном походном рундуке целый год, не давая ходу делу, двести лет спустя, хочется повторить: «Да найдет он (враг) на каждом шаге верных сынов России… Да встретит он в каждом дворянине Пожарского, в каждом духовном Палицына, в каждом гражданине Минина…».