Сам-то я Чехова не очень… Не то чтобы уж совсем, но… При всем совершеннейшем Антон Палыча презрении к «маленькому человеку» (понимай – к доброй половине человечества) и особенном снисходительном неприятии его к женщине (остальной половине), не отъять у него удивительных, свойственных почти только ему, внимательности, образности, ума и слога. Гений, как ни отворачивайся, - гений. В известном смысле, он и сам за собой признает кой-чего через героя своего: «Люди, имеющие служебное, деловое отношение к чужому страданию, например, судьи, полицейские, врачи, с течением времени, в силу привычки, закаляются до такой степени, что хотели бы, да не могут относиться к своим клиентам иначе, как формально; с этой стороны они ничем не отличаются от мужика, который на задворках режет баранов и телят и не замечает крови», если добавить к ряду судей, полицейских и врачей еще и писателей большой руки, кои не по верхушкам, не за лишь бы покупали, но зрят в самый корень, где одна грязь, пустая глина и навоз. Возможно, и сам писатель понимал, во всяком случае так оправдывал такое положение вещей: «Если физическую и нравственную нечистоту прогнать с одного места, то она перейдет на другое; надо ждать, когда она сама выветрится. К тому же, если люди открывали больницу и терпят ее у себя, то, значит, она им нужна; предрассудки и все эти житейские гадости и мерзости нужны, так как они с течением времени перерабатываются во что-нибудь путное, как навоз в чернозем. На земле нет ничего такого хорошего, что в своем первоисточнике не имело бы гадости».
Сам-то Чехов называл свою «Палату №6» «повестью очень скучною, так как в ней совершенно отсутствует женщина», я же перечел ее с восторгом и залпом, но вот только остался с каким-то странным новым ощущением в конце. И дело не в том, что «нравственное отношение и логика тут ни при чем. Все зависит от случая. Кого посадили, тот сидит, а кого не посадили, тот гуляет, вот и все. В том, что я доктор, а вы душевнобольной, нет ни нравственности, ни логики, а одна только пустая случайность» - не это лейтмотив. Мне вдруг увиделось иное созвучие с жизнью и почему-то припомнился Платон, точнее его «Государство», его инфантильное по сути своей желание найти выход в со всею очевидностью безвыходном положении устроения общества. Я почему-то не сомневаюсь: живи философ теперь – всенепременно бы прошел этот путь от психического врачевателя до психического пациента (как собственно и случилось с учителем его, Сократом).
Его деление общества на сословия очень просто и хотя бы поэтому верно: высшее сословие, сословие стражей и сословие прочих граждан, но вот его классификация типов государственного устройства не выдержала проверки, черт бы его, временем. По ниспадающей, лестница деградации самоорганизации общества выглядит так: аристократия, тимократия как форма олигархии, собственно олигархия, демократия и тирания. Симптомы расставлены вроде верно, с точки зрения на власть как аппарат насилия, только проглядел мудрый демократию, ее непоправимую гнусность, и хотя Перикл за сто с лишком лет до него уже всей жизнью своей показал, как губительна демократия человечеству, пропустил затаенную и летальную опасность этого ментального сифилиса или, коль скоро мы здесь о психиатрии, социальной шизофрении.
И ведь сразу нужно было заметить, что это совершенно не один патологический ряд. Если первые три и пятая – всегда либо единоличная, либо власть меньшинства, то демократия-то каким тут боком? Демократия не является какой-либо формой правления, толпа всегда лишь разрушающая и никогда не созидающая, если ей никто не управляет, сила; демократия сама и есть палата № 6. Всегда присутствует этот «флигель, окруженный целым лесом репейника, крапивы и дикой конопли. Крыша на нем ржавая, труба наполовину обвалилась, ступеньки у крыльца сгнили и поросли травой, а от штукатурки остались одни только следы. Передним фасадом обращен он к больнице, задним – глядит в поле, от которого отделяет его серый больничный забор с гвоздями. Эти гвозди, обращенные остриями кверху, и забор, и самый флигель имеют тот особый унылый, окаянный вид, какой у нас бывает только у больничных и тюремных построек» и есть доктор, который либо последняя сволочь и вор, либо такой, что «чрезвычайно любит ум и честность, но чтобы устроить около себя жизнь умную и честную, у него не хватает характера и веры в свое право».
Никто и нигде, никакая больница не позволит пациентам-сифилитикам и уж тем более пациентам-шизофреникам выбирать себе доктора – это противоестественно, но современная палата, назовем ее № 666, любопытна тем, что всякая аристократия, олигархия или тирания, всякий абдоминальный хирург, вроде Обамы, всякий гинеколог-акушер, как Меркель, и всякий травматолог-интерн, типа Путина, и шагу не ступят, не достанут пилюлю, шприц, скальпель или, не дай бог, ампутационную пилу, не убедив себя, земское свое начальство и, самое важное, больных, что делается сие не токмо к выздоровлению, но, что основополагающе важно, по прямому желанию, убеждению и даже настойчивому требованию поголовно страждущего, параноидально-демократического большинства. И недосуг им, что на всякого старого главврача Рагина всегда найдется молодой уездный врач Хоботов, который грубой силой иль подлой хитростью упечет первого в палату № 6 под аплодисменты демократически настроенных пациентов, где сторож Никита, протягивая больничный халат и туфли, скажет по старой памяти уважительно: «Пожалуйте одеваться, ваше высокоблагородие», а после и забьет того в конце концов до смерти.
Демократия вроде и сама побивает камнями, но, дабы не выглядело самоуправством, самосудом, еще делегирует свои полномочия побивать более демократичному демократу, а тому «при формальном же, бездушном отношении к личности, для того чтобы невинного человека лишить всех прав состояния и присудить к каторге, судье нужно только одно: время. Только время на соблюдение кое-каких формальностей, за которые судье платят жалованье, а затем - все кончено. Ищи потом справедливости и защиты в этом маленьком, грязном городишке, за двести верст от железной дороги! Да и не смешно ли помышлять о справедливости, когда всякое насилие встречается обществом, как разумная и целесообразная необходимость, и всякий акт милосердия, например, оправдательный приговор, вызывает целый взрыв неудовлетворенного, мстительного чувства?». М-да… Разумная и целесообразная необходимость… Думали ли Чехов с Платоном, во что выльется их либерализм, что всякая свобода по определению ограничивается необходимостью, и что в этой диалектической паре свободы и необходимости, необходимость не только займет главенствующую позицию, но и уничтожит свободу к чертям собачьим, как раз с лозунгами и под флагами свободы народовластия? Палата № 666, мать ее!
Помочь сайту
Поздравления
