Голос глупости.

[Скрыть] Регистрационный номер 0331574 выдан для произведения: ...Ох уж эти сказочки, Ох уж эти сказочники! (из сказки). В кругах людей, увлеченных отечественной военно-морской историей, бытует мнение, что о Цусиме у нас не писал только ленивый. Первый генеральный бой в двадцатом столетии неизменно вызывает интерес исследователей – как профессионалов, так и любителей. А сеть «Интернет» дает любому автору почти неограниченные возможности для публикации своего мнения по этому вопросу. Но иногда кажется: лучше бы у некоторых «писателей» однажды и навсегда сломался компьютер… К числу статей на цусимскую тему, которым лучше бы никогда не увидеть свет, относится опус М.М.Горымова о «Дмитрии Донском», кочующий по сайтам и блогам со ссылкой на некое печатное издание под названием «Голос совести» № 1 2003 г.». Много лет уже кочует, беспощадно засоряя мозги читателя криво поданной информацией. Чего стоит одно исчисление скоростей в «узлах в час»! О литературном стиле – ниже, поскольку у господина Горымова попадаются такие фразы, что, без преувеличения, достойны старой доброй рубрики журнала «Крокодил» - «Нарочно не придумаешь». Что же до исторических «фактов», изложенных у нашего автора, то столь искусно перемешать кое-какие реальные моменты с откровенным бредом надо было еще ухитриться… Приступим к цитированию с подробным анализом текста с точки зрения исторической науки, литературоведения и военно-морского искусства. «Меня всегда удивляло то, как складываются судьбы кораблей: они похожи на судьбы людей. Ведь это всего лишь груда холодного, мертвого металла - и ничего больше. И тем не менее. Они все рождаются одинаково: на судоверфях их строят с любовью и прилежанием, под музыку и крики «Ура!» спускают на воду, и дальше у каждого начинается свой путь. Одни погибают в первом же плавании, попав в жестокий шторм или налетев на рифы, другие служат людям много лет и кончают свой путь в каком-нибудь заброшенном доке, где их режут на металлолом. Третьи гибнут в сражениях, совершая подвиги, и в их честь устанавливают памятники, их имена присваивают новым кораблям, о них слагают песни, пишут книги. Четвертые, совершив не менее героические подвиги, остаются в тени и безвестности». В этом перегруженном искусственными стилистическими «красивостями» фрагменте автор сразу же дошел до жесткого логического противоречия самому себе. Господин Горымов, так все же, боевой корабль – это «всего лишь груда холодного, мертвого металла - и ничего больше», или, все-таки, совершенное творение человеческих рук – с собственной судьбой? Разберитесь в этом вопросе сначала для себя. А потом уж садитесь за клавиатуру! Это – во-первых, а во-вторых, о фактах. Отслужившие век старые корабли режут на металлолом не «в каком-нибудь заброшенном доке», поскольку заброшенными считаются промышленные объекты, на которых вообще давно не ведутся никакие работы, а на специальных судоразделочных базах, которые есть при любом крупном судостроительном заводе. Более того, для ликвидации корабельных корпусов подчас создаются специализированные предприятия, такие как пресловутые советско-германские утилизационные фирмы, существовавшие в начале двадцатых. Именно на их демонтажных верфях закончили свой век некоторые из последних выживших участников русско-японской войны – например, «Богатырь» и «Россия». Британия после Вашингтонского договора основала более десятка подобных фирм – и там были разобраны почти все английские ровесники века, а также многие дредноуты первого и второго поколения. Читаем далее: «Есть и такие, что сдаются в плен неприятелю вообще без единого выстрела. Здесь следует сказать обо всем известном крейсере «Аврора»…» Тяжело знающему историю человеку сохранять спокойствие при чтении этого бреда… Убедительная просьба к господину Горымову: если уж вы совершили историческое открытие, поведайте о нем миру несколько подробнее. Приведите документальные свидетельства, проиллюстрируйте воспоминаниями очевидцев, проведите полноценное аналитическое исследование своей версии упомянутого события… Словом, сделайте обычную работу историка, обнаружившего доселе неведомый людям факт биографии знаменитой персоны. А потом уже разбрасывайтесь подлыми намеками. Итак, мы спрашиваем вас: когда, в процессе какого военного конфликта, под чьим командованием «Аврора» сдалась в плен неприятелю без единого выстрела? Что это было за сражение, кто принимал капитуляцию крейсера, как сложилась судьба корабля и его экипажа в плену? Когда состоялось возвращение в Россию? Просветите уж нас, темных, неизвестно за что получивших научные степени в области истории! Если у вас, господин Горымов, нет ответа на эти вопросы, не удивляйтесь, что однажды кто-нибудь из честных знатоков отечественной истории при личной встрече закатит вам пощечину. И будет прав. «Пожалуй, ни одному кораблю в мире не было оказано столько почестей, а он всего-то один раз хлопнул из носового орудия, да и то холостым, но зато теперь стоит на вечной стоянке, а ведь является современником «Варяга» и «Корейца» и тоже участвовал в русско-японской войне». «Аврора» в своей долгой жизни «всего-то» прошла беспрецедентный для корабля дотурбинной эпохи путь. Сражалась и выжила в Цусиме, в период с 1907 по 1914 год «намотала» на лаге три длины земного экватора, подготовила в учебном отряде к морской службе более полутора тысяч гардемарин и три тысячи нижних чинов. В Первой мировой войне успела немного поучаствовать, а потом уже в революции. Совершила первый в истории Советского флота заграничный визит – вместе с учебным кораблем «Комсомолец», он же «Океан». Во время Великой Отечественной войны, в блокаду Ленинграда, стояла в Ораниенбауме в обороне и предотвратила взрыв на транспорте «Леваневский», когда груженый боеприпасами пароход загорелся во время бомбежки. Сдавала артиллерию главного калибра с расчетами на береговую артпозицию у Вороньей горы. После войны снялась в десятке кинофильмов, и в том числе – в роли «Варяга» в ленте Лукова и Гребенера… В мире сегодня осталось всего два корабля 1900 года спуска – она и ее противник по русско-японской войне, флагман Цусимы «Микаса», который тоже ныне на музейной службе. Вам все это неизвестно, господин Горымов? Жаль, жаль… А еще на лавры знатока истории претендуете! Еще цитата: «Впрочем, все по порядку. Хмурым майским утром русская эскадра из тридцати восьми кораблей под командованием вице-адмирала З.П. Рождественского подходила к Цусимскому проливу». Рожественского, а не «Рождественского». Ошибка в фамилии командующего довольно типична, и свидетельствует о качестве работы господина Горымова с источниками. Иначе бы нашему горе-исследователю однажды непременно попалась бы на глаза собственноручная пометка адмирала на полях «Иллюстрированной летописи русско-японской войны»: - «Указать писателям, чтобы перестали, наконец, перекраивать мою фамилию на поповский лад!». Издатели «Летописи» исправили ошибку в дальнейших выпусках. «Впереди, построившись в кильватерную колонну, шли грозные эскадренные броненосцы, рядом сновали юркие миноносцы, за ними шли быстроходные крейсеры. Отряд крейсеров возглавляла «Аврора» под флагом контр-адмирала О.А. Энквиста - новейший быстроходный корабль, построенный по последнему слову техники». Здесь сразу несколько искажений реальной информации. Для начала, броненосцы шли двумя кильватерными колоннами. Первую – из четырех кораблей типа «Бородино» - возглавлял флагман Рожественского «Князь Суворов», вторую – «Ослябя» под флагом контр-адмирала Д.Г.Фелькерзама. Причем, фактически второй колонной командовал капитан 1 ранга В.И.Бэр, поскольку Фелькерзам в походе скончался от болезни, но это решено было скрыть от экипажей, чтобы не деморализовать эскадру накануне боя. Во-вторых, флагманом крейсерской группы была не «Аврора». Флаг Энквиста держал «Олег». В-третьих, «Аврора», 1900 года спуска, конечно, считалась одним из новых крейсеров. Но при этом ее боевые качества русские флотоводцы ценили довольно низко. При водоизмещении в 6 731 тонну она несла всего 8 шестидюймовых пушек, что считалось недостаточным для столь крупного корабля. Пушки стояли на палубе и на спонсонах без щитового прикрытия. Скорость по испытаниям составляла менее 20 узлов, а это в те годы для бронепалубного крейсера - результат весьма средненький. Тот же «Олег» при сопоставимом водоизмещении легко делал 23 узла. Словом, ни особой быстроходности, ни «последних слов техники» на цусимский период службы «Авроры» в упор не наблюдается. Тот облик корабля, который привычен ленинградцам сегодня - с четырнадцатью пушками главного калибра в броневых щитах, с германскими «цейссовскими» дальномерами, со снятой почти бесполезной батареей «противоминного» 75-мм калибра – «Аврора» приобрела после целого ряда модернизаций в более поздние годы. В-четвертых, если миноносцы «сновали» рядом с кильватерным строем броненосцев, то как за ними могли идти крейсера? Тоже «сновали»? «Позади всех шли тихоходные крейсеры «Дмитрий Донской» и «Владимир Мономах». Это были старые корабли, прослужившие во флоте уже более двадцати лет, с изношенными механизмами, давно уже выработавшими свой моторесурс». Слово «моторесурс» - по меньшей мере, некорректно по отношению к паровым крейсерам, даже если они «в возрасте». Каков вообще «моторесурс» у паровой машины? Кстати, господин Горымов, сколько, по-вашему, лет в 1905 году было «Идзуми» - бывшей чилийской «Эсмеральде»?.. Однако свою функцию крейсера-разведчика, обнаружившего русскую эскадру и проследившего ее курс, она отлично выполнила. К сведению: ветераны попадались в этом бою на обеих воюющих сторонах. И «Дмитрий Донской» и «Владимир Мономах» перед походом были модернизированы, а их ходовые системы по-максимуму приведены в порядок: все-таки путь предстоял через три океана! «Более того, еще не родившись, находясь на стапелях, они уже были безнадежно устаревшими: по сути, это были паровые фрегаты, которые только назывались крейсерами». В начале восьмидесятых годов 19 века все океанские крейсера – по сути своей броненосные фрегаты. Посмотрите, например, на корабли «законодательницы мод» в области военно-морского искусства – Британии. Все эти «Шэнноны», «Нортгемптоны» и прочие – тоже типичные «рангоутные крейсера». И никакого «устаревания на стапелях» ни у «Донского», ни у «Мономаха» не наблюдается. «Как и положено фрегату, они имели полное парусное вооружение и были похожи друг на друга как два брата-близнеца, поскольку строились по одному и тому же проекту» Изначально проект действительно был один. Но… Такова уж особенность эпохи стремительного технического прогресса – результаты вышли весьма несхожими меж собой, и конструктивно, и внешне. «Дмитрий Донской» - одновинтовой, у него обе машины расположены последовательно и работают на один общий вал винта. У «Мономаха» - два винта от двух расположенных параллельно паровых машин. Вооружение крейсера изначально получили разное. Центральная часть батарейной палубы у «Мономаха» - открытая, а у «Донского» - нет, у него орудия прикрыты навесной палубой. А что касается парусного рангоута, то в начале столетия оба корабля его лишились. Крупный винтовой крейсер все равно не в состоянии даже поворот оверштаг под парусами сделать, и таскать на себе несколько десятков лишних тонн такелажа – нерационально. Перед русско-японской войной и «Донской», и «Мономах» получили мачты «сигнального» типа – без парусных рей, но с талями для подъема флагов и растягивания радиоантенн. Причем, конструкция мачт и даже их количество у них было разным. «Донской» получил три мачты, а «Мономах» вообще лишился бизани и остался только с двумя. Так что различия во внешнем виде крейсеров только усугубились. «Они имели водоизмещение по шесть тысяч двести тонн, по две паровые машины, работающие на один вал, и вооружение по шесть 152-миллиметровых орудий, шесть сто двадцатимиллиметровых орудия и еще 34 пушки небольшого калибра». Насчет разницы в числе валов мы уже говорили. Вооружение «Владимира Мономаха» с 1893 года: пять 152/45-мм (одно на полубаке и 4 в спонсонах) и шесть 120-мм (на батарейной палубе) патронных орудий системы Канэ. «Дмитрий Донской» нес шесть шестидюймовых орудий системы Канэ в казематах, а на спонсонах и верхней палубе – шесть 120-миллиметровых. И еще к вопросу о литературных талантах господина Горымова. Фраза «шесть сто двадцатимиллиметровых орудия» звучит несколько не по-русски. Но это же не читатель, это писатель!.. «Корабли хотели даже разрезать на металлолом и для этой цели уже загнали в сухой док, но началась война. «Дмитрия Донского» и «Владимира Мономаха» снова призвали на военную службу и послали воевать на Дальний Восток». Откуда данные, милейший? Приказа вывести из боевого состава флота крейсера «Дмитрий Донской» и «Владимир Мономах» российское Адмиралтейство никогда не издавало, а значит, не могло быть и речи о повторном «призыве на военную службу». А «стоянка в сухом доке перед разборкой» в реальности выглядела так: «Владимир Мономах» в 1904 году готовился принять флаг начальника учебного отряда в Либаве, для чего прибыл в Кронштадт на очередную модернизацию артиллерии (это сделать из-за войны не успели). «Дмитрий Донской» находился в составе эскадры Вирениуса на Средиземном море красном море, и даже успел с началом войны заняться рейдерством: задержал три британских парохода, идущих на Дальний Восток с военной контрабандой. Правда, осторожный Вирениус велел англичан отпустить… «Как ни странно, но эти крейсеры сумели благополучно добраться до цели, обогнув половину земного шара, несмотря на свой почтенный возраст и изношенные машины» Не странно. Крейсера, вообще-то, самой природой своей предназначены для океанских плаваний. «Изношенные машины» были перед походом отремонтированы, кроме того, еще в 1900 году «Дмитрий Донской» пережил замену котлов. Именно из оставшегося от его ремонта во Владивостокском доке корпуса старого огнетрубного котла была сделана мишень на береговом полигоне в Уссурийском заливе. Та самая мишень, по которой «Россия» после сражения 1 августа 1904 года стреляла с целью «проверки эффективности снарядов с трубкой Бринка». Об этом эксперименте читайте в рапорте адмирала К.П.Иессена, РГА ВМФ. «Мономах» тоже ремонтировался, и осенью 1904 года, после осмотра инженерной комиссией порта им. Александра Третьего в Либаве, был признан «годным к походу и бою без ограничений нагрузок на ходовые системы». «Теперь они подходили к Цусимскому проливу, стараясь изо всех сил, чтобы не отстать от эскадры, но тщетно - корабли не могли выжать больше двенадцати узлов и постепенно отставали». В походе, во время учений на Мадагаскаре, «Дмитрий Донской» без проблем вышел на 15-узловой ход. «Мономах», по мнению командующего отрядом Небогатова, был несколько медлительнее, но 14 тоже делал. А в створе Цусимского пролива эскадра шла скоростью от 8 до 12 узлов. Так что отставать, вроде бы, и не с чего… К сведению господина Горымова: в качестве боевого задания во время прорыва «Дмитрий Донской» и «Владимир Мономах» получили приказ защищать от посягательств японских крейсеров следующие за эскадрой транспорты. Именно этим, а не мифическим отставанием, объясняется то, что оба корабля следовали ближе к хвосту растянувшегося русского строя – там, где находились и их «подзащитные». Читаем далее: «Небо было затянуто свинцовыми тучами, время от времени они разрывались, и сквозь них пробивались солнечные лучи. Эскадра вступила в пролив ранним утром – еще до рассвета. Как это удалось вам, господин Горымов, разглядеть солнечные лучи, когда светило – еще за горизонтом? Но вот на горизонте замаячили японские легкие крейсеры». Термин «легкий крейсер» в период русско-японской войны не применялся. Флотская классификация различала броненосные и бронепалубные крейсера, причем, в зависимости от водоизмещения и мощи вооружения делила их на ранги. Число рангов в разных странах было неодинаковым, например, у русских было два, а у французов – четыре. Первый корабль, классифицированный именно как «легкий крейсер», появился в Японии в 1909 году. Имя его – «Тикума». «...Предстоящее сражение было проиграно во многом из-за командующего русской эскадрой, слывшего среди матросов и офицеров непорядочным человеком и трусом». Рожественский слыл у подчиненных деспотом, многие мемуаристы отмечают его нервозный нрав и несдержанность в речах. Но о «трусости» почему-то не упоминает никто из современников. Да и мог ли трус командовать в бою эскадрой до третьего ранения, решиться перейти с поврежденного флагмана под обстрелом на маленький ненадежный миноносец, бороться за улучшение содержания своих моряков во время плена? Когда по возвращении пленных русских офицеров домой в Петербурге устроили «образцово-показательный» судебный процесс над ними, Рожественский защищался без адвокатов. И был полностью оправдан, так как по свидетельству выживших штабных и команды эсминца «Бедовый» в плен не сдавался: решение капитулировать фактически принял флаг-офицер Клапье-де-Колонг, распорядившийся поднять белый флаг. Сам командующий в этот момент находился в бессознательном состоянии по причине кровопотери после ранения, и принимать участие в позорной акции просто не мог. Те же из командиров, кто действительно сдавался врагу, как например, контр-адмирал Небогатов, получили по нескольку лет тюремного заключения, хотя действующий со времен Петра Великого морской Устав велит их расстреливать. Как вы полагаете, господин Горымов, что заставило офицеров-свидетелей на суде высказываться в пользу «непорядочного человека и труса»?.. Во многом подпортила репутацию Рожественского книга «премудрого баталера» с «Орла» А. Новикова – «Цусима», написанная почти сорок лет спустя после боя. Стоит ли говорить, что в этом художественном произведении автор не раз и не два погрешил против исторической истины? Например, пресловутой «без пяти минут дуэльной истории с офицером М.» не было вовсе. Кстати, знаменитый советский писатель Новиков-Прибой и сам признавал, что в описании характера Рожественского допустил немало вымысла, и даже задним числом извинился перед памятью покойного адмирала в другой своей книге – повести «Капитан Первого ранга». А что до непорядочности, то это слово, скорее, применимо к вам, господин Горымов. Порядочные люди хотя бы обосновывают свое нелестное мнение о ком-либо конкретными фактами. «Полной противоположностью ему был командир корабля «Дмитрий Донской» капитан 1-го ранга Иван Николаевич Лебедев, хорошо образованный и знающий командир. Ему было уже за пятьдесят лет». Ну, что касается образования, то оба наших героя закончили один и тот же Морской Корпус. Причем, почти одновременно: просто Рожественский, несмотря на тяжесть характера, быстрее рос в чинах, потому и успел дослужиться до вице-адмиральских эполет. А по поводу «полной противоположности»… Лебедев считался весьма строгим командиром и придирчив к подчиненным был не менее адмирала. Не случайно экипаж «Дмитрия Донского» за поход накопил рекордное количество дисциплинарных взысканий. Там, где другие командиры закрывали глаза на мелкие нарушения со стороны матросов, Иван Николаевич спрашивал полной мерой за любой просчет. «Под стать командиру был и старший офицер Константин Платонович Блохин, еще недавно преподаватель математики в кадетском корпусе». Что это вы, господин Горымов, из боевого офицера школьного учителя делаете? К вашему сведению: в преподаватели Морского корпуса офицеры попадали после выслуги «ценза», то есть, немалой практики корабельной службы. У Блохина два кругосветных плавания на счету. Это так, к сведению… «Японская эскадра шла встречным курсом. В 1 час 50 минут пополудни грохнул первый выстрел, и началось Цусимское сражение. Оно длилось до глубокого вечера». Вопрос к господину Горымову: являются ли эпизодами Цусимского сражения ночные атаки миноносцев на корабли русской эскадры и побег из японского окружения крейсера «Изумруд» во время сдачи в плен отряда Небогатова? Если да, то бой длился не «до глубокого вечера», а до столь же «глубокого» утра следующего дня. «Бой был крайне трудным для русской эскадры. Ста двадцати японским кораблям противостояло тридцать восемь русских». Тридцать восемь – это вместе с небоевым составом: с транспортами, буксирами-спасателями и «тезкой» знаменитого броненосца - лайнером «Орел», выполнявшим функции госпитального судна. Впрочем, японцев господин Горымов, похоже, «пересчитал» не только со вспомогательными крейсерами, бункеровщиками и «медицинскими» пароходами, но и с канонерками, остававшимися в обороне портовых акваторий… В разгар сражения японские крейсеры «Кассаги», «Читосе», «Отава» и «Ниитака» атаковали русские транспорты. Русские крейсеры «Аврора», «Олег», «Жемчуг», «Изумруд» и «Светлана» вступили с ними в бой, но японцы напирали. Оставим в стороне несовершенство литературного стиля господина Горымова. Зададим всего один вопрос: а где в это время, по мнению автора, находились главные герои нашего повествования – «Дмитрий Донской» и «Владимир Мономах»? Вскоре к ним на помощь подошли крейсеры «Нанива», «Токачихо», «Акаси», «Цусима», потом «Ицкусима», «Чин Иен», «Мацусима», «Хасидате», «Сума», «Чиода», «Акицусима» и «Идзуми». Итого шестнадцать крейсеров против пяти. У японцев, конечно, все крейсера странные: те, что покрупнее, – откровенная «родня» эскадренным броненосцам, не отличающаяся ни хорошей мореходностью, ни дальностью плавания, но зато с артиллерией главного калибра в бронированных башнях. Те, что помельче, не всегда от крупной канонерки отличишь… Но ни одному флотоводцу в Японии не пришло бы в голову причислить к крейсерскому классу старый китайский трофей – броненосец «Чин-Йен», поскольку броненосец – он и есть броненосец. С написанием японских имен у господина Горымова тоже явный непорядок. Правильнее было бы писать «Такачихо», «Ицукусима», «Отова». «Русские корабли оказались в тяжелом положении. Сильно была повреждена «Светлана»: японский крейсер вывел из строя динамо-машину - в помещениях погас свет, остановились элеваторы подачи снарядов, и грозные орудия замолчали». Как может в бою остановиться то, чего у данного крейсера попросту нет? С конструктивными особенностями «Светланы» господин Горымов явно знаком исключительно понаслышке. Где-то попадались ему слова такие – «элеваторы подачи снарядов»… В действительности «Светлана» практически прекратила активное участие в сражении после массированных затоплений носовых отсеков – в результате подводной пробоины. Дифферент и крен не позволяли наводить артиллерию никуда, кроме как в воду или в небо. С момента прорыва воды в носовой погреб боезапаса и далее – в первое котельное отделение – гибель крейсера была уже только вопросом времени. «Едва избежал гибели «Олег»...» А что ж без подробностей-то, господин Горымов? Или 22 попадания всеми японскими калибрами по «Олегу» не стоят столь красочного рассказа, как «выход из строя динамо-машины» у «Светланы»?.. «На «Авроре» вражеский снаряд угодил в рубку и разбил руль». А вот это уже за пределами какой-либо логики… Позвольте напомнить господину Горымову, что руль у корабля, как правило, находится под кормой – в воде, а в рубке может иметь место, например, штурвал… Лихая, однако, картинка нарисована: снаряд вонзается в броню рубки, проходит ее насквозь, потом прошивает корпус крейсера вдоль – через все палубы, пробивает или непостижимым образом минует котлы, машины и прочее оборудование, выходит в корме через киль и наконец-то взрывается, выведя из строя руль… Забавно, ей-богу. Калибр, материал оболочки и состав начинки снаряда не подскажете ли, господин Горымов? В принципе, существовала у немцев такая бомба, которая при попадании в линкор-сверхдредноут способна прошибить корпус насквозь и рвануть где-нибудь около киля. Но создали эту бомбу уже во Вторую Мировую, и то она пробивала корабль по вертикали, а не вдоль. И не надо больше никаких «великих открытий» в области кораблестроения – а то читатели засмеют. «Лишившись возможности маневрировать, «Аврора» была обречена. Поняв это, японцы сосредоточили на ней весь свой огонь, стремясь покончить с русским крейсером как можно быстрее». К вопросу о литературном стиле… Как это «Аврора» была обречена, если японцы еще не поняли, что она не управляется? Не видно логики, господин Горымов… «В этот момент к месту боя подошли «Дмитрий Донской» и «Владимир Мономах». Старые корабли спешили, напрягая свои изношенные машины, они спешили на помощь своим, и подошли вовремя. «Дмитрий Донской» и «Владимир Мономах» заслонили собой гибнущую «Аврору», приняв на себя весь град японских снарядов. Их корпуса содрогались от разрывов, то там, то здесь вспыхивали пожары, но и сами русские корабли не оставались в долгу». Эпизод, достойный какого-нибудь голливудского боевичка: глупый новобранец лезет на рожон, получает «по полной программе» и начинает некрасиво умирать. Тут является пара опытных старослужащих, и рискуя жизнью, спасает шкуру несносного оболтуса… Да, сюжетец неплох. Только к реальному ходу Цусимской битвы он, простите, не имеет отношения. Читайте классическую схему боя, многочисленные его описания отечественными авторами, а также «Описание боевых действий на море в 38 году эпохи Мэйдзи»… Примечание от Джеффа: По всей видимости, на столе у Горымова во время творческих мук была всего одна книга – документальная повесть Юрия Чернова «Судьба высокая «Авроры»». Довольно редкое в «арсенале» морского историка издание 1982 года. Именно там есть и несколько избыточное «смакование» эпизода с потерей «Авророй» рулевого управления в бою, и очень эмоциональная сцена прикрытия «будущей звезды русской революции» «Дмитрием Донским». Даже цитатку помню: «В такие минуты себя забывают!». «Загорелся крейсер «Кассаги» и, объятый пламенем, вышел из боя; чуть позже такая же участь постигла «Мацусиму» и «Идзуми». Никто из указанных японцев боевой линии не покидал. Пожары на борту тушились в строю, адмиральская предбоевая инструкция разрешала только делать коордонаты, чтобы сбивать противнику пристрелку. Право на выход из боя у японцев получал лишь тот, кому крен уже не дает полноценно пользоваться артиллерией. Не случайно ДЖ.Пэкингхэм, британский военный специалист на эскадре Того, писал потом об «отчасти вынужденном героизме победителей, подвигаемых категорическими приказами командующего на решительность и стойкость в любых условиях». Он же приводит свой полулегендарный диалог с Того: - Как по-японски пишется «Возвращайтесь с победой»? -Точно так же, как «Без победы не возвращайтесь». «Старые крейсеры прикрывали «Аврору» до тех пор, пока на ней не исправили рулевое управление, и она снова не стала боевым кораблем». По свидетельству старшего офицера «Авроры» А.К.Небольсина, заменившего в бою убитого командира Е.Р.Егорьева, «управление рулем было восстановлено в считанные минуты». И как так – потеряла рулевое управление и перестала быть боевым кораблём, отремонтировала – снова боевой корабль? Бред. «Бой продолжался до глубокого вечера. С наступлением темноты японские броненосцы отступили, но на смену им появились миноносцы. Они тут же устремились в торпедные атаки. Русские крейсеры и миноносцы должны были прикрыть громоздкие, неповоротливые броненосцы». Как господин Горымов представляет себе процесс героического прикрытия крейсерами броненосцев от торпедных атак? Не иначе – путем подставления под выстрел собственных бортов… На деле уклониться от торпеды, пущенной с дистанции всего около пары кабельтовых, довольно проблематично и «неповоротливому броненосцу», и даже относительно маневренному крейсеру. Отразить торпедную атаку в те годы было можно или уничтожением готового стрелять эсминца артогнем или «срывом» его выхода на короткую дистанцию. Для этого и у крейсеров, и у броненосцев имелись целые батареи легких орудий, так и называющиеся «противоминными». Правда, в ходе войны выяснилось, что одним выстрелом из трехдюймовой пушки миноносец не уничтожается, и риск получить торпеду все же есть… Поэтому при появлении миноносцев, как правило, начиналась беглая стрельба всеми калибрами вплоть до главного – лишь бы сорвать атаку. Неожиданно «Аврора» развернулась на 180 градусов и помчалась в противоположном направлении, за ней последовали и остальные крейсеры и миноносцы, командиры которых думали, что «Аврора» совершала сложный маневр. На самом деле «маневр» был предельно прост: «Аврора» просто-напросто драпала, бросив остальные корабли на произвол судьбы. Решение об изменении курса, отказе от прорыва во Владивосток и попытке дойти до Манилы для интернирования принималось в штабе адмирала Энквиста уже после сражения. И не на борту «Авроры» - напомним, флагманом крейсерского отряда был «Олег». Перенос флага Энквиста на «Аврору» состоялся также уже после боя – по собственному объяснению адмирала – в связи с потерями в командном составе «Авроры» (командир убит, старший офицер ранен) и «ограниченными возможностями «Олега» в области связи и сигналопроизводства». Проще говоря, из двух оставшихся в его распоряжении крейсеров 1 ранга именно «Аврора», несмотря на отрыв японским снарядом большей части фор-стеньги, еще кое-как могла выполнять предводительские функции в отряде – в отличие от еще более сильно избитого «Олега». Кстати, «драпать» со скоростью около 15 узлов, которые на тот момент могла поддерживать «Аврора», как-то проблематично. Можно, учитывая скорости японских кораблей, только аккуратненько отступать с боем. Что, собственно, и делали крейсера Энквиста. Вскоре на русских миноносцах это поняли, и они вернулись обратно. Вы восстановили подробную карту движения всех 9 русских миноносцев в Цусиме, господин Горымов? Так почему не публикуете, это ведь малоисследованный аспект сражения? До сих пор считалось, что корабли, действующие вне линейного строя, в большом бою отследить трудно. Точные данные о скорости, курсе и направлении движения отдельно бродящего по полю боя миноносца можно получить лишь из его «личных документов» - вахтенного, исторического журнала, карт и записей штурмана. Есть вопросы, господин Горымов. Сколько миноносцев, по-вашему, уцелело к концу боя? Чьи бумаги были спасены и насколько полным комплектом? Сохранили ли документы тех, кто попал в плен, в японских архивах? Если у вас нет ответов на эти вопросы, сделайте милость, не несите чушь. За «Авророй» устремились только крейсеры «Жемчуг» и «Олег». Это «Аврора» следовала в кильватер «Олегу». Впрочем, об этом уже говорилось выше. ...Русская эскадра уходила на север, «Дмитрий Донской» последовал за ней, но он быстро отстал. На одинокий корабль бросились японские миноносцы. Несколько часов крейсер упорно отбивался от их атак. Расстреляв все свои торпеды с предельной дистанции и, естественно, ни разу не попав, они отстали. Крейсер остался один. Атаки японских миноносцев на отбившиеся от строя японские корабли начались вечером. Однако из контекста горымовского «опуса» вовсе не следует, что речь идет о начале темного времени суток… А то, что крейсер остался один, так это даже хорошо: храни нас Бог от таких «попутчиков» в ночном море, как неприятельские миноносцы! Он шел в полной темноте, потушив огни, чтобы незамеченным со скоростью девять узлов в час дойти до Владивостока курсом Nord Ost 23 градуса. «Девять узлов в час»… К сведению господина Горымова, скорость на море меряется в узлах. Сколько этих самых узлов, столько морских миль в час проходит корабль. А курс Nord Ost 23 ведёт на Хоккайдо. По выходу из пролива стоит повернуть на Nord West – Владивосток там. В это время «Аврора» мчалась в противоположную сторону со скоростью 23 узла - по направлению к Филиппинам, которых вскоре благополучно достигла, где и была интернирована до конца войны. Предельная скорость для «Авроры» - 20 узлов. С волей природы и конструкторского бюро не поспоришь! Да и то от нее не смогли добиться на испытаниях «контрактного» результата… А по свидетельству Энквиста, после боя, в котором корабли получили повреждения, а экипажи – в том числе и все смены кочегаров – вымотались до предела, скорость отряда в составе «Олега» «Жемчуга» и «Авроры» не превышала 12 узлов. Интернирование отряда Энквиста в принадлежащей американцам Маниле происходило не на основании чьего-то желания дезертировать с этой войны, а по вполне объективным причинам: ремонт всех полученных тремя крейсерами повреждений занимал гораздо больше времени, чем отведенные в этих водах для стоянки чужих кораблей 72 часа. Или вы, господин Горымов, предложили бы, например, «Олегу» совершить океанский переход с водой в девяти отсеках и без угля? Наступило утро. Старый крейсер продолжал идти прежним курсом, путь его пролегал мимо небольшого необитаемого скалистого острова, где японцы установили наблюдательный пост с мощной радиостанцией. К сведению Горымова: необитаемый остров – это такой, на котором никого нет. А при мощной радиостанции полагается обслуга, которая даже при вахтовом методе работы будет находиться на острове постоянно. Автоматических станций к 1905 году как-то не изобрели. Примечание от Moltke: Наверное, «моторесурс» не тот был… Едва показался этот остров, как в эфир сразу полетело сообщение об одиноком русском корабле. С острова - при расположении наблюдательных постов радиостанции по правилам, на господствующей высоте, корабль видно раньше, нежели он сам сможет как следует разглядеть что-то на острове. Как бы, собственный наблюдательный пост без аэростата выше марсовой площадки не поднять… А когда остров «едва показался», с него еще нельзя при оптических системах тех лет определить флаг корабля. Так с какой дистанции «Дмитрий Донской» был опознан как русский корабль? Уточните, господин Горымов! Японцы переговаривались открытым текстом, не желая тратить время на шифр. Японцы, как правило, работали в эфире открытым текстом, полагаясь на то, что язык их и так понимают далеко не все в этом регионе. Шифровать им в те годы вообще было сложно: каждое слово сначала транслитерируется – то есть, записывается не иероглифами в катакане или хирагане, а латинскими буквами. Потом набирается радистом в коде Морзе (точками и тире – пояснение специально для Горымова). Это уже своего рода шифр – чтобы понять, что сказано, нужно хотя бы на бытовом уровне знать японский. Если шифровать далее, радиосообщения потеряют оперативность: времени на кодировку и декодировку будет тратиться слишком много… В погоню устремились быстроходные крейсеры и миноносцы. «Дмитрий Донской» уходил от них со скоростью 12 узлов. Примечание Bertillon: Вот так! Кто-то этим ходом «уходил», а кто-то почти этим же «драпал»! Эх, если бы наше слово retirade так зависело от эмоциональной окраски отношения автора к персонажу! Короче: не можете выразиться адекватно на родном языке, переходите на французский, как русские дворяне 19 века. Неожиданно на горизонте показался миноносец - это был «Буйный». Он был сильно поврежден в бою. На его борту помимо 75 человек экипажа находились еще 219 русских моряков с потопленного корабля, которых «Буйный» подобрал в море. «Буйный» в бою был поврежден весьма несильно. Иначе вообще не встретился бы с «Донским», а затонул раньше. А вот ходовые у него были в отвратительном состоянии: больше трех часов движения скоростью, близкой к полной, засорение котлов, недостаток угля. Когда с практически потерявшего ход миноносца сняли команду и невольных пассажиров - «моряков с потопленного корабля», то под машины были заложены подрывные патроны. (То есть, эсминец сам не затонул от повреждений, прочность корпуса позволяла бы еще пожить. Но, увы, без хода, а стало быть – и без особого смысла…) Кстати, почему бы не назвать по имени корабль, экипаж которого спасал «Буйный»? Его имя – «Ослябя». Миноносец поднял сигнал «Терплю бедствие, прошу принять команду». Моряки с «Донского» могли бросить товарищей и остаться в живых: они успевали скрыться от японцев. Но такое не могло даже прийти в голову русскому человеку. А так же немецкому, английскому и любому другому… Не бросали своих товарищей в бою честные моряки со времен парусно-гребного флота и до наших дней. Приводить здесь примеры было бы нерационально: слишком много места займут. Провели бы вы черту между собственным квасным патриотизмом и объективной реальностью, господин Горымов… И еще вопрос – куда крейсер мог скрыться? Утро, ясный горизонт, открытое море, ход не более 12 узлов – и скрыться… Примечание полковника Павловского: Многие русские офицеры в Порт-Артуре с осуждением отнеслись к поступку командира миноносца «Решительный», который оставил на поле боя подбитого «Стерегущего» - одного против превосходящих неприятельских сил. Негативные эмоции по поводу «Решительного» развеял лично Макаров, заявив, что «решивший уцелеть «Решительный» видел ситуацию верно: разведданные следовало доставить и тревогу в порту поднять, а попытка поддерживать подбитого товарища огнем лишь привела бы к гибели обоих миноносцев». Так что может, «Дмитрий» и прав был бы, если бы ушел – с точки зрения государственных интересов… Старый крейсер застопорил машины и спустил шлюпки. После того, как с тонущего миноносца сняли всех до единого человека, крейсер двинулся дальше, но при этом было потеряно два с половиной часа. Эти часы стоили жизни многим… Отсутствие «этих часов» тоже стоило бы жизни многим – если бы «Донского» не оказалось рядом, когда миноносец все-таки затонул. Было уже пять часов вечера, солнце клонилось к закату. У людей появилась надежда. Еще два часа, и они спасены, наступит ночь, а утром они уже будут во Владивостоке. Странно, что у господина Горымова русские моряки, будучи в курсе о полчищах японских миноносцев в проливе, рассчитывают на спокойную ночь… Да и быть уже к утру во Владивостоке «Дмитрию Донскому» удалось бы вряд ли: ход не настолько велик. Но в это время на горизонте показались дымы, вскоре можно было различить и сами корабли. Это были быстроходные крейсеры «Нанива», «Такачихо», «Акаси», «Цусима» и четыре миноносца под флагом адмирала Сото Уриу. Даже не ясно, что исправлять в первую очередь. К сведению Горымова: имя японского адмирала звучит как Уриу Сотокити. «Быстроходные» крейсера «Нанива» и «Такачихо» - прославленные ветераны японо-китайского конфликта – к быстроходным никак не относились. Они строились в расчете на скорость около 19 узлов, на период Цусимы после модернизации почти не потеряли в ходе, но большего от них, увы, добиться нереально: конструктивный предел, понимаете ли… Они шли со скоростью 24 узла. «Они» - это, разве что, миноносцы. Да и то сомнительно: все-таки, не штиль стоял… Что касается остальных: о «Наниве» и «Такачихо» уже сказано выше, а «Акаси» и «Цусима» даже при предельном напряжении сил не сделают больше 20 узлов. Корабли японской сборки, в отличие от созданных для Японии в Англии, далеко не всегда давали на испытаниях и при эксплуатации контрактный результат, и «Акаси» - не исключение, на испытаниях от него едва добились восемнадцати с половиной. А что до «Цусимы», так с ним ситуация усугублена тем, что он, во-первых, имел довольно капризные в эксплуатации котлы системы Никлосса (у «Варяга» были те же проблемы…). И вдобавок после боя с «Новиком» прошел ремонт в военных условиях, что всегда не лучшим образом сказывается на качестве работ. Слева показались еще два крейсера: «Отава» и «Ниитака». … Тоже быстроходные до ужаса – предел 21 узел по техническим данным. Фактически – несколько меньше. Старый корабль сильнее застучал изношенными, разбитыми клапанами, тщетно пытаясь уйти от погони. Если клапан разбит, он просто перестает функционировать как клапан. Учите матчасть, господин Горымов! Внизу кочегары беспрерывно швыряли уголь в топки, то и дело подливали туда масло, повышая температуру горения. Откуда сведения о масле? В мемуарах выживших моряков об этом ничего нет. К тому же у «Дмитрия Донского» - огнетрубные котлы, в которые плескать масло просто незачем – на скорость это повлиять практически не может. Механики сбивали ограничители с клапанов, повышая в котлах давление до предела, рискуя взорваться в любой момент. Но, несмотря на все усилия, корабль развил скорость не более 14,5 узлов… Очень тяжело «сбить ограничитель с клапана», если клапан сам по себе является частью ограничителя давления в котле. Если же сбить сам клапан, пар из котла выйдет – причем, прямо в котельное отделение. С громким свистом!.. Иногда в легендах встречаются упоминания о том, что во время гонок пароходов на Мисиссипи кочегары забивали выпускной патрубок, через который стравливается пар из котла, деревянными пробками, выводя клапан из действия и препятствуя стравливанию излишнего давления – и нагоняли давление выше безопасной нормы. Бывало, и взрывались от этого. Но какое это отношение имеет к Цусиме? Моряки одевались в парадное и молча расходились по своим боевым постам. Русский крейсер готовился к своему последнему бою. И.Н. Лебедев стоял на мостике и отдавал последние распоряжения. Вражеские корабли быстро приближались, и с расстояния 75 кабельтовых (приблизительно 13,5 км) два крейсера, что были слева, открыли огонь. Предел эффективной дальности стрельбы из шестидюймовых орудий – около 60 кабельтовых. 75 – заведомый недолет даже для «Отовы», обладавшего самыми дальнобойными пушками с увеличенной длиной ствола. «Дмитрий Донской» не отвечал. Японцы расценили это по-своему: на флагманском корабле взвился сигнал: «Предлагаю сдаться в плен». Русский корабль не ответил и продолжал идти прежним курсом. Расстояние сокращалось, и японские снаряды ложились все ближе и ближе. Между противниками было уже 45 кабельтовых. В этот момент И.Н. Лебедев взмахнул рукой, тут же зазвучал горн, ударила мелкая барабанная дробь, как в эпоху парусного флота, взвились на всех трех мачтах стеньговые флаги, и крейсер ударил орудиями левого борта. Стеньговые флаги не спускались после первой фазы боя. С первого же залпа он накрыл крейсер «Отава». На «Отаве» вспыхнул пожар. Японцы рассвирепели. С каждой минутой перестрелка становилась все жарче и ожесточеннее. Русский корабль постоянно менял курс, сбивая противника с прицела. Оставаясь пока невредимым, он сам наносил врагу чувствительные удары, но вскоре подоспели четыре крейсера, что были справа, и русский корабль оказался под перекрестным огнем. На него с большей силой посыпались снаряды. Снаряды не могут «сыпаться с большей или меньшей силой». Поменьше искусственных «красивостей», господин Горымов! Попаданий становилось все больше и больше, «Дмитрий Донской» оказался в огневых тисках. От ударов восьмидюймовых снарядов (200 мм) крейсер содрогался всем корпусом, будто по нему били гигантскими молотами. Восьмидюймовый снаряд – это 203 миллиметра. В Германии делали еще пушки калибром 210 миллиметров. Калибром 200 миллиметров не пользуется в описанное время ни один флот. И здесь не было никого с восьмидюймовыми орудиями. Море вокруг «Дмитрия Донского» буквально кипело от разрывов, на палубу дождем сыпались осколки. Японские суда пошли на сближение, сжимая огромные клещи. В этот момент в боевую рубку угодил снаряд - почти все, кто там был, были убиты или тяжело ранены. К.П. Блохин в это время был у носового орудия. Он тут же примчался в рубку: перед ним предстала страшная картина: вся палуба была залита кровью, лежали убитые и раненые. И.Н. Лебедев был тяжело ранен, но, стиснув зубы, отчаянно вращал штурвал, пытаясь удержать корабль на курсе. Увидев старшего офицера, он успел сказать: «Принимайте командование, Константин Платонович, крейсер не сдавать». «Дмитрий Донской» горел и тонул, кренясь на правый борт, но не сдавался, отчаянно отстреливаясь из оставшихся орудий. От его снарядов загорелся флагманский крейсер «Нанива», который, сильно накренившись на левый борт, вышел из боя. Чуть позже вышел из боя и крейсер «Отава». Но силы были слишком неравны. Японские снаряды буквально разламывали «Дмитрия Донского» на куски, одно за другим замолкали его орудия. Видя бедственное положение корабля, японцы снова предложили ему сдаться. В ответ на фок-мачте взвился флажковый сигнал: «Погибаю, но не сдаюсь». Русский крейсер сумел продержаться до темноты. В темноте артиллерийский бой прекратился, но начались атаки миноносцев. «Дмитрий Донской» сумел отбиться от всех атак, при этом сильно повредив один из миноносцев, разбив ему машину и сбив трубу... Бой закончился, но началась борьба за жизнь корабля. Он имел несколько больших пробоин, через которые поступала вода. Насосы не успевали откачивать воду, крейсер медленно погружался, тем не менее, сумел продержаться на плаву еще несколько часов и дойти до острова Джалет, на который и высадил команду. Какое пафосное описание. Жаль, что оно не имеет никакого отношения к реальным событиям. Крейсер не тонул к моменту окончания боя. После боя с японскими крейсерами не было никаких атак миноносцев, а следовательно и повреждений одного из них. Бой прекратился, когда крейсер ушёл в тень острова Дажелет, и японцы потеряли его из виду, а не на несколько часов раньше. Сигнал «Погибаю, но не сдаюсь» не подымался – крейсер героически сражался, а не делал заявления об этом. Последние часы «Дмитрия Донского» - не лубочно-квасная картинка, нарисованная Горымовым. Это сражение до последней возможности, выдержанное с честью и проведенное тактически очень грамотно. Многократно превосходящие числом противники так и не смогли уничтожить русский корабль, большая часть экипажа благополучно высадилась на остров, а не «спаслась методом Небогатова», сдав боеспособные корабли. Кингстоны были открыты при полной невозможности сопротивления: враг мог вернуться в любой момент, а на крейсере оставалось только две способные стрелять пушки – практически без снарядов. Если нечем стрелять, а добраться до своих берегов нет возможности, высаживаться приходится на первый попавшийся остров. Тем временем два подбитых японских крейсера «Отава» и «Нанива» в сопровождении миноносцев направились в ближайший порт, причем «Нанива» едва держалась на плаву. Повреждения «Нанивы» в этом бою описаны довольно хорошо, и о пребывании крейсера на грани затопления не свидетельствуют. Боевую линию «Нанива» покинул (так все-таки правильнее) не ранее темноты. Об этом свидетельствует и японский штабной труд «Описание боевых действий на море в 37-38 году эпохи Мэйдзи». Адмирал Уриу вызвал по радио подкрепление: он не был уверен, что с четырьмя оставшимися кораблями сможет одолеть «Дмитрия Донского». А «Дмитрий Донской»... А «Дмитрий Донской», нагнав столько страху на японцев, тем временем медленно погружался в море. Старый русский крейсер кренился на правый борт и все глубже уходил под воду, а на его мачте развивался Андреевский стяг. Он погибал вместе с «Дмитрием Донским», посылая прощальный привет тем, кто его защищал. Моряки стояли на берегу и сквозь слезы смотрели, как их корабль с поднятым Андреевским флагом уходил в морскую пучину... Командир корабля Иван Николаевич Лебедев умер через несколько дней на больничной койке от полученных ран. Невероятное количество тавтологий и неточностей. Впрочем, на фоне остального повествования … «Великие битвы стоят великой памяти» - говорил Клаузевиц. И не дай бог, чтобы это было «памятью» от Горымова…