Помочь сайту
Поздравления
Друзья моего детства
19 апреля 2017 -
Людмила Рогочая
Друзья моего детства
В горах
Родители мои отправились на заработки в Туркмению. Папа работал на руднике, мама шила платья на заказ и присматривала за младшим братишкой. Мне исполнилось десять лет, поэтому я могла себя считать вполне взрослой девочкой. И первое, что я сделала на новом месте – обзавелась друзьями.
Отряд у нас образовался весёлый, озорной. Предводителем стала Лиля Бердыева за удивительную особенность: у неё на руках было сто шесть бородавок, которые она с гордостью демонстрировала перед всеми. Лиля жила с мамой, бабушкой и прабабушкой; они её постоянно воспитывали, в основном, физически. Училась она со мной в одном классе и на пятёрки. Что было нетрудно: в классе числилось семь учеников, и все отличники. Если даже не хочешь заниматься, тебя заставят, потому что учитель спрашивал уроки каждый день.
Кроме Лильки и меня, в отряд входил Миша Лизунов. У меня та же фамилия, что и у него, потому что Миша – мой дядя, папиного дяди сын. Он учился классом ниже. Наша троица постоянно производила переполох в маленьком рудном посёлке. Он находился на границе с Афганистаном. С раннего утра до вечера периодически раздавалось из кишлака на той стороне: «Аллах Акбар!». Это их мулла с минарета призывал правоверных на молитву. В нашем посёлке тоже жили мусульмане – туркмены, но они, если и молились, то тихо, каждый в своей сакле. Мы вовсе не молились. Но пограничники включали в шесть часов радио на полную мощность с Гимном Советского Союза, и нам было приятно, что мы победили афганского муллу. Вот такое чувство патриотизма.
Начальником рудника был Мишин папа, а мой дедушка Михаил Савельевич. Мы редко видели его, как впрочем, и моего папу, который спускался с гор только на четыре дня в месяц. Наши мамы были заняты младшими детьми – моим братом Сашенькой и Мишиным – Коленькой. Мы были предоставлены сами себе.
Сказочная природа Туркмении! Арыки с красной водой, на красном песке – красные тюльпаны. Всё красное от железной руды, которая залегает совсем близко от поверхности земли. У подножья гор – поляна с огромными шампиньонами, размером… с фуражку пограничника. Причудливой формы скалы старых гор, глубокие ущелья с пенистыми дарьями. Любая речка здесь называлась дарья, а не Сыр-… и Аму-….
Геологоразведчики и проходчики говорят об охоте на джейранов, архаров; кто-то видел горного барса, кто-то столкнулся с гюрзой…. Почему так всем везёт, а я, кроме соседского верблюда Ишки, тюльпанов и шампиньонов, ничего интересного не видела.
Лилька, которая живёт в этом посёлке с самого рождения, рассказала как-то об удивительном ущелье Харачой, в котором даже сейчас, в разгар лета, лежит снег. Она предлагала пойти туда в поход.
Самое интересное в мире всё-таки – путешествия и приключения. И кто же откажется от такого заманчивого предприятия, как поход! Тем более,
в школьные каникулы. Мы согласились и повторили вслед за предводительницей её девиз:
Кто со мной, тот герой,
Кто без меня, тот свинья!
Итак, примерно через неделю после принятого решения рано утром наш отряд вышел из посёлка. Каждый был основательно подготовлен к походу. Мишина и моя спина горбились настоящими рюкзаками (их у Мишиного папы в гараже лежало, наверное, с десяток), у Лильки была в руках авоська. Кроме продуктов, скопленных за неделю, мы несли бельевую верёвку, нож, спички, фонарик, компас и карту СССР. Масштабы не позволяли пользоваться картой, но с ней было спокойнее. Миша говорил, что у всех путешественников должна быть карта.
Полная готовность, однако, не исключала беспокойства, которое мучило каждого из участников опасного предприятия: мы не сказали родным, куда пошли. А иначе они бы нас не отпустили!
Колючее горное солнце уже выпустило свои острые лучи. Но духота ночи сменилась недолгой утренней прохладой. Шагать было весело. Грейдерной дорогой мы дошли до начала ущелья. Из него вытекала мелкая прозрачная речка, не успевшая ещё окраситься железной рудой. По её берегу отряд тронулся на восхождение. Вначале идти было легко: склон пологий, камни мелкие, настроение бодрое. Мы то и дело вскрикивали от восторга при виде необыкновенной формы камня, деревьев с изогнутыми стволами; они склоняли свои ветви над пропастью, то есть над нашими головами. Потому что мы, действительно, шли по дну пропасти, стены которой с каждым шагом росли и сужались, а камни постепенно превращались в валуны. Дикая природа таинственно манила нас вперёд и вперёд. Но усталость уже одолевала.
— Давайте поедим и отдохнём, – разумно предложил Миша.
Идея понравилась, и мы сели в тени большого валуна, точнее, скалы, и достали из своих запасов самое вкусное. Это был пир! Когда он закончился, мы отвалились от «стола», как сытые пиявки, и, кажется, придремали.
Проснулись от слепящих лучей солнца, стоящего прямо над головой. Надо шевелиться. Еда в рюкзаках казалась тяжёлой и ненужной. Мы разгрузились тут же под скалой и двинулись дальше и выше.
Идти становилось всё труднее и труднее. Несколько раз для подъёма на следующую каменную гряду понадобилась верёвка. Вдруг мы увидели под ногами снег. Холодно не было, но снег не таял! Он лежал сугробами на выступах стен ущелья, которые сближались и становились сплошной снежной стеной. И тут из-за скалы выбежало неведомое мне животное.
— Дикобраз! – пискнула Лилька, – Прячьтесь! Он стрелять будет, иглами!
Укрывшись за валуном, мы наблюдали, как дикобраз напыжился и выбросил несколько стрел. Потом он фыркнул, просеменил мимо нашего валуна и скрылся за скалой. Я побежала к месту, где он стоял, и начала собирать иголки. Их было очень много. Видно, это место облюбовал не он один. Иголки были большие, сантиметров по пятнадцать – двадцать; заострённые с двух концов, отливающие перламутром, очень красивые. И полезные. Их можно употребить как указки или перья для письма.
Казалось, что до вершины горы, места, где начинались ущелье и река, осталось совсем немного, поэтому мы не останавливались, а ползи и ползли вверх. Неожиданно прямо перед собою почти на вертикальном склоне я увидела молоденькую цветущую алычу. Она выглядывала из снега, и её нежные тонкие веточки были усыпаны, как снежинками, белыми цветками. Под лучами солнца снег и цветы отливали золотом, а беззащитное деревце казалось стойким и мужественным. Я замерла при виде такой красоты.
— Эй-гей, – сказала вдруг запыхавшаяся Бердыева, – мы сегодня домой не попадём, если сейчас же не начнём спускаться.
— А как же архары, джейраны, барсы? – спросила я, теряя надежду, что когда-нибудь всё это увижу.
— Представляю, как ваши мамы бегают по улице, разыскивая своих Лизунчиков, – хитро глянув из-под чёлки на нас с Мишей, по слогам выговорила Лилька.
— Значит, ты предлагаешь вернуться, не дойдя до вершины какие-нибудь две – три сотни метров? – возмущённо воскликнул Миша.
— А мы останемся в ущелье холодном, каменном, без еды, которую мы бросили, и голодные барсы нас съедят, – не отвечая на вопрос, замогильным голосом продолжала Лилька.
Я почувствовала холод, нет, даже мороз, и застучав зубами, трусливо заканючила:
— Пойдёмте домой, ну, пойдёмте… Я боюсь здесь ночевать. Домой хочу….
Лилька продолжала нас запугивать страшными рассказами об ужаленных, укушенных, разорванных, съеденных зверями детях.
Миша вёл себя так, будто командиром был он, а не Бердыева, и упорно лез вверх. Но мы ныли и ныли. Наконец, Миша нехотя согласился, хотя обещал с девчонками больше не иметь дела.
Назад идти было гораздо легче. Во-первых, вниз, во-вторых, дорога была уже знакома. Вот здесь мы видели дикобраза, здесь обедали. Вдруг очень захотелось есть.
— А, может, еда так и лежит, как её мы оставили?! – воскликнула Лилька и бросилась к скале.
— Ага, жди. Мало что ли здесь зверей. Шакалы давно уже растянули наши продукты, – пробурчал Миша. Но я побежала следом за подругой. Однако Миша оказался прав. По берегу Дарьюшки раскиданы обёрточная бумага, салфетки и никаких признаков еды, даже огрызков яблок не осталось.
— Солнце садится. Вы чувствуете, как похолодало? — сурово заметила Лилька. Все вдруг почувствовали озноб. Небо ещё было синее, но на ущелье уже лёг полумрак. Мы почти бежали, и не поверили, что вскоре спуск стал пологим, а камни мелкими.
Опустилась ночь и зажглись звёзды, когда мы вышли из ущелья на дорогу. Сориентировались быстро, для этого не понадобился Мишин компас: вдали мерцали огни посёлка. По дороге навстречу нам с воем неслась милицейская машина и за ней – газик экспедиции, то есть Мишиного папы, а моего дедушки.
Как у него хватило умения и ловкости шлёпать одновременно Мишу и меня, не знаю. Только досталось нам здорово. Да ещё на неделю засадили на «дисциплинарный карантин», а это значило, сидеть дома и скучать без общения с друзьями. И это на каникулах!
В соляные копи
По одну сторону посёлка были высокие горы, у подножья которых размещался рудный комбинат, мы его называли «фабрика», а в другую сторону на сотни километров простёрлась полупустыня. Пустыней её назвать было нельзя. Степь… из красного песка. В марте - цветущая, покрытая тюльпанами, розоватыми травами, островками кустарников, она к середине лета превратилась в мёртвую пустыню с участками сушняка. И вот в эту пустыню мы собирались пойти. Лилька сказала, что знает, где находятся старые соляные копи – пещеры, хранящие жуткие тайны. Она выведала у своих бабушек и то, что копи в гражданскую войну являлись убежищем басмачей. По-нашему, белогвардейцев. И там, в пещерах, шли страшные бои.
Мы с Мишей очень обрадовались возможности прикоснуться к тайнам и начали готовиться к новому походу. Мишин папа всю жизнь провёл в экспедициях и знает толк в экспедиционном снаряжении. И мой папа не просто так: он забойщик. Я нашла в сарае совсем новую шахтёрскую лампу, приготовила электрический фонарик и свечи – для подстраховки. Миша притащил компас, отбойный молоток, нож и верёвки, Лилька – сушила целую неделю на крыше своей сакли сухари из хлеба, который мы незаметно от домашних ей носили. Она пробовала сушить туркменские лепёшки, но неудачно: зубы сломаешь. Так же нашли на школьном дворе в металлоломе старый алюминиевый чайник, каждый притащил из дому по пачке чаю и спичек. Я взяла мамины золотые часики. Всё равно без дела лежат на трюмо, а нам будут показывать время.
Бердыева прихватила ещё и шерстяное одеяло. Миша ругался:
– Путешественница! Ещё б подушку захватила.
Но предводительница его успокоила:
– В пещерах сыро и холодно, ты мне ещё за одеяло спасибо скажешь.
Родителей, конечно, никто спрашивать разрешения не собирался. Ясное дело – не отпустят. Но сверлила мысль: а вдруг мы заблудимся? И никто не будет знать, где нас искать. Лилька сказала:
– Давайте намекнём слегка кому-нибудь из младших, например, Людкиному брату Саше.
Намекнули. Но пятилетний брат ничего не понял, кроме того, что все уходят и его бросают, и заревел на всю округу. Малыша еле успокоили.
И вот августовским летним утром мы, гружённые, как верблюды, отправились в пустыню. Как ориентировались? В начале шла накатанная гравийка, потом у поворота дороги к заставе, мы продолжили свой путь, прямо на восток, по солнцу. Поскольку везде под ногами были залежи железной руды, компас оказался бесполезным, и мы вздохнули
с облегчением, когда на горизонте показалась круглая солекаменная глыба размером с двухэтажное здание. Вся дорога до копей по маминым часам заняла около семи часов. Это с перерывом на обед – минут двадцать мы ели.
Приблизившись к глыбе на обозримое расстояние, мы увидели, что она напоминает человеческую голову, высеченную из радужного камня. Я вспомнила бабушкин рассказ о дочерях Лота, ослушавшихся его и превратившихся в соляные столбы, и струхнула.
Глыба действительно представляла собой голову умудрённого годами старика, в высокой чалме с вислыми бровями и усами, а его борода острым клинышком вонзалась в поверхность земли. Издалека глыба казалась гладкой и ровной, но когда мы подошли ближе, то увидели изъеденное временем и непогодой рябое и очень расплывчатое лицо. Вблизи даже не подумаешь, что это голова. Просто обдутый ветрами камень.
Там, где у головы предполагался рот, был вход в копи. Нам не терпелось узнать тайну пещер, но усталость и голод вынудили нас сделать привал.
Мы собрали ветки сухого кустарника и разожгли костёр. Вода в чайнике закипела на удивление быстро, И как взрослые туристы, нет, скорее как путешественники с серьёзным видом мы вели беседу, прихлёбывая маленькими глотками сладкий горячий чай. Рассуждения сводились к тому, что нас может ждать в пещерах.
Наконец, поев, отдохнув и помучившись напоследок ещё раз совестью, что не предупредили родителей о походе, мы были готовы войти в пещеры. Настроившись на смелость и отвагу, выкрикнули вслед за Лилькой наш девиз:
Кто за мной, тот герой,
Кто без меня, тот свинья! –
и полезли, наступая на древние насечки, по подбородку вверх. Преодолев низкий проход, мы вошли под своды пещеры. Она была огромная, высокая, с красными натёками и капами. Папа потом объяснил, что они называются сталактитами и сталагмитами. В пещере было светло. Лучи солнца проникали откуда-то сверху. Я думаю, через глазницы и через то отверстие, в которое мы вошли.
Из этой большой пещеры шли три входа в пещеры поменьше. Как в сказке: «Налево пойдёшь, коня потеряешь…». Мы пошли прямо. Однако как детки грамотные и начитанные, мы знали: чтобы не заблудиться, нужно закрепить у входа шнур или верёвку. Из верёвок мы смотали здоровенную бобину и привязали её конец к железному крюку, который Миша вбил у входа в среднюю пещеру. И осторожно вглядываясь под ноги, мы двинулись вперёд.
Становилось всё темнее, пещера сужалась, наконец, перед нами выросла глухая стена.
– Дальше дороги нет, – заметила Лилька.
– Сами видим, – дуэтом огрызнулись мы с Мишей.
– Давайте вернёмся и пойдём в правую пещеру, – предложила Бердыева.
– Ну-ка, посветите сюда, – Миша, задрав голову, указал рукой на какую-то темнеющую вверху нору.
Мы одновременно включили фонарики и увидели продолжение пещеры, но метра на два выше того уровня, на котором находились.
– Ну, что? Рискнём? – спросил Миша.
Мог бы и не спрашивать.
– А зачем мы сюда пришли, – ворчливо пробубнила я. А Миша уже по насечкам взбирался на выступ.
– Ого! – вдруг раздался сверху его удивлённый голос.
– Давай верёвку! – закричали дружно мы обе.
Миша по очереди затянул нас на громадный выступ. Выпрямившись, мы включили свои фонарики и увидели оружие, старое ржавое оружие. Как прокомментировал Миша: пулемёт времён революции и гражданской войны, винтовки и горки тог, что осталось от пулемётных лент. Замечательная находка!
Мы представили пулемёт в нашем школьном музее и загордились.
– Пойдём дальше, – полуспросил - полупредложил Миша.
– Ага, – шмыгнула носом Лилька, следуя за ним.
– Если сразу обнаружилось такое, то, что же ещё нас ждёт, – добавила я и двинулась за ребятами вглубь новой пещеры.
Вскоре свод её стал уже, и мы, как и в прошлый раз, упёрлись в отвесную стену. Снова Миша искал зарубки, углублял их молотком и таким образом мы забрались на следующий ярус. Включили все фонарики и заорали дикими голосами. Мы увидели скелеты. Два человеческих скелета, рядом с одним лежала полуистлевшая командирская сумка.
– Планшет, – прошептал Миша, – надо его взять.
Но мы боялись пошевелиться. Казалось, что сейчас скелеты поднимутся, протянут…. У Ж А С!
– Пойдёмте назад, – предложила Лиля.
– Пойдёмте, – хором согласились мы с Мишей.
Он протянул дрожащую руку к планшету, схватил его и устремился вниз. По скользким соляным ступеням, не разбирая, есть ли на них насечки или нет, мы на пятой точке скользили к выходу. В большой пещере была тьма. Мы обошли её по кругу в поисках входного отверстия – верёвочную бобину оставили-то наверху. И тут увидели два окошка со звёздами.
– У-р-а-а! – закричали мы, дружно подпрыгивая и обнимаясь.
И хотя была ночь, оставаться в пещере не хотелось. Туда, к костру, к чайнику!
Голод оказался сильнее страха. Под звёздным шатром развели огонь, вылили весь запас воды в чайник и сели ужинать. В свете костра я увидела на ноге своей медведку. Хотела взять её пальцами, чтобы скинуть, а Лиля как закричит:
– Не трогай! Слышишь, не трогай, а то ужалит. Это фаланга. Ядовитая, как скорпион.
– Да? – недоверчиво прошептала я. – Мне кажется, что это обыкновенная медведка.
– Да, она похожа на медведку, только посмотри у фаланги сзади какое жало. Шпага! У медведки такого нет. Резким движением, – гипнотизировала меня Лилька, – сбрось её с руки. Сбрось!
Я послушно махнула рукой – фаланга отлетела в сторону. Пока она принимала устойчивое положение, Лилька вытащила из кармана маленькую проволочную рогатку с тоненькой резинкой (я-то думала, зачем она её носит повсюду) и, прицелившись, чем-то остреньким выпулила в фалангу. Та дёрнулась и замерла.
Лилька победно выпрямилась и пообещала:
– Я вам такие же стрелялки сделаю. – И ворчливо добавила, разливая по кружкам ароматный чай, – осторожными надо быть в пустыне. Хорошо, что не скорпион, а то бы и стрелялка не помогла. Ели и чаёвничали мы недолго. Устряпались на столько сильно, что вскоре, укрывшись Лилькиным одеялом, полегли в ряд у затухающего костерка. И мне снились орды медведок, выходящих с картофельного поля со шпагами на плечах.
Разбудила нас автомобильная сирена. Я открыла глаза и увидела столько народу вокруг нас: милиционеров, военных, врачей, а главное, моего отца. Его глаза пылали. А я боюсь папы, когда он сердится. Мне кажется, что в гневе он мог бы меня убить. Он подошёл ко мне, я сжалась и прикрыла, как от удара лицо, а он, схватив меня на руки, прижал к себе и заплакал. Или это показалось мне?
– Доченька, разве можно так пугать нас? Почему ты не сказала никому, куда ты идёшь? Эх ты, горе-исследователь.
Я поняла, что беда миновала, и меня не будут бить, сейчас, по крайней мере, и хвастливо сказала:
– Мы пулемёт нашли, командирскую сумку и два скелета!
– И вы не испугались? – поинтересовался папа.
– Не знаю, как Миша и Лиля, а я – нисколечко.
– Храбрая ты моя девочка, – улыбнулся папа и, прикидываясь строгим, внушительно сказал:
– А наказать тебя – накажу.
Меньше всех досталось Лильке. Её отлупили, и к вечеру она уже крутилась под окнами нашей квартиры. Мне долго читали нотацию и запретили целую неделю гулять на улице. Мише влетело больше всех. Его высекли и заставили нянчить Колю. А наши находки отвезли в музей районного центра – в город Чаршанги. Записки красного командира, которые находились в планшете, отослали в Ашхабад, в республиканский архив.
Кто герой?
Первые дни осенних каникул. На улице холодно, и мама заставляет надевать пальто. Тёплое. Другого-то нет. Моё красное пальто когда-то красивое и модное, а теперь – с короткими рукавами, выше колен, едва сходится на груди. Бегать в нём неудобно. Однако застегиваю на три оставшиеся пуговицы, затягиваю узел платка на подбородке. Готова.
За окном уже ходит моя подруга Лилька Бердыева и время от времени выкрикивает: «Люда! Выходи!».
– Да идёт же! – раздражённо восклицает мама и выталкивает меня за дверь.
– Ну, наконец-то, – ворчит Бердыева и многозначительно смотрит на меня. Я её хорошо понимаю, и поэтому мы, молча, топаем к Мише. Он, не дождавшись нашего зова, выскакивает на улицу. Его мама тоже не любит, когда мы кричим под окнами. А тётю Асю лучше не раздражать. У Миши вообще очень строгие родители: ему всегда достаётся больше всех. Тепло одетые, неуклюжие, мы стоим у забора конторы и обдумываем новое приключение.
– Пойдёмте в кишлак, лепёшек попросим, – предложил Миша.
Мне нравятся туркменские лепёшки. Вку-усные. И я закивала головой в знак согласия.
– Не-а, – отказалась Лилька, – местные ребята побьют. Вы забыли, как летом за виноградом ходили. Еле убежали тогда. Может, на фабрику сходим, посмотрим, как она работает. Интересно же.
Фабрика стояла на пологом склоне горы и издали казалась сказочным замком с башнями и висячими переходами. Между фабрикой и посёлком простиралось красное болото: отходы руды пополам с водой.
Мы единодушно согласились с Бердыевой и отправились вдоль тонкого ручейка с оплывшими песчаными бережками к его истоку. Подъём был почти незаметный, утро солнечное, и мы, бодро переговариваясь и перешучиваясь, быстро двигались навстречу новому.
Мы даже спели песенку про весёлое звено: нас с Лилькой недавно приняли в пионеры, и Миша готовился к этому ответственному событию. Песенка, как нельзя лучше подходила под настроение:
Звено шагает в ногу,
Никто не отстаёт.
И песню всю дорогу
Тот, кто хочет, тот поёт.
По ручью мы приблизились к краю болота, из которого он вытекал. Напрямик до фабрики рукой подать. А если идти вокруг болота, часа три, наверное.
– Пойдёмте по болоту. Через полчаса будем на месте, - сказала Бердыева, поглядывая на заманчивое сооружение на противоположном конце топи.
– Ты что, дурочка? Здесь сколько ослов и верблюдов утонуло! – возмутилась я, рисуя в воображении трагический исход прогулки.
– Сама ты дурочка. Осёл сколько весит? Сто или даже двести килограммов. А ты? – наскакивала на меня Лилька.
– Тридцать, - ответила послушно я.
– Вот видишь. Никакой опасности, – сделала она вывод.
Я посмотрела на Мишу:
– А ты, Миш, как? Пойдёшь?
Он отвёл от меня взгляд:
– Опасно.
– Трус! Трус! Трус! – закричала Лилька и ступила ногой в болото. Его поверхность тяжело колыхнулась, но выдержала Бердыеву.
Она, кстати, совсем худышка. Едва ли весит больше двадцати пяти килограммов. Лилька сделала второй шаг и выкрикнула наш девиз:
Кто за мной, тот герой.
Кто без меня, тот свинья!
– Он не трус, – гордо сказала я, – а казак. Поэтому атаманом должен быть Миша. Ведь ты даже не казачка.
– Какая разница, – хмыкнула Лилька, – казачка…. У меня мама казашка, а папа …. – Она помолчала немного и грустно закончила: – не знаю кто.
Нам стало жалко Лильку, и мы полезли за ней в болото.
Шли очень осторожно. Красная трясина затягивалась за нашими шагами мгновенно, поэтому нельзя было медлить. Но и спешить было страшно, вдруг наступишь в разлом. Топь не была однородной. Она состояла из уплотнений, своеобразных трясинных островков, между которыми струились ручейки коричневой жижи. И если наступить в это расслоение рудного киселя, то возврата не будет. Конец!
Мы не разговаривали, а напряжённо и сосредоточенно двигались от одного уплотнения к другому, медленно приближаясь к берегу. Вот уже осталось метров пять до твёрдой земли,… четыре метра,… три…. Вдруг Лилька взвыла и моментально выскочила на берег. Мы следом. Не успели испустить вздох облегчения, как Бердыева запричитала:
– Ой! Галоша! Моя гало-о-ша! Бабки меня убьют.
Я под впечатлением нашего подвига, снова ступила на поверхность болота, чтобы достать Лилькину галошу. Действительно, бабки пороли Лильку каждый день за более мелкие прегрешения, а за галошу, точно, убьют.
Не дойдя полметра до галоши, я почувствовала, что ноги мои стали погружаться в холодную трясину. Я заорала диким голосом. Лилька продолжала песню про калошу, не обращая на меня внимания. Я замолчала, со страхом наблюдая, как топь засасывает меня. …Уже по колено. …Уже по пояс. Я смотрю, молча, смотрю на Мишу, в его глаза и понимаю, что он думает, размышляет, как мне помочь. Но я не могу ждать и шепчу:
– Прощай, белый свет! Прощайте, папа и мама! Сашенька! Прощай моя дорогая бабушка Рая! Бабушка Наташа! Я не увижу вас больше никогда.
Меня затягивает в трясину всё сильнее, сквозь резиновые сапоги, сквозь тёплое пальто ощущаю смертельный холод, который подступает уже к груди.
Отмечаю как бы со стороны: Миша бьёт Лильку, которая в истерике приговаривает: «Где моя галоша?». Снимает с неё шарф и пояс, связывает их и прикрепляет к своему ремню. Затем сбрасывает своё пальто и сапоги и ложится животом на трясину.
Я замолчала, боясь пошевелиться и увеличить скорость своего погружения. Миша двигается очень медленно, почти незаметно. Долго…. Но вот его глаза рядом, вровень с моими глазами. Он шепчет побелевшими губами:
– Подними руки!
Я поднимаю руки и чувствую толчок от погружения ещё на несколько сантиметров. Миша опасно приподнимается и накидывает на меня петлю из ремня и затягивает её подмышками. Затем также осторожно, пятясь, ползёт к берегу.
Выбравшись на твёрдую землю, он начинает меня тащить из болота. Ничего не выходит. У него не хватает сил противостоять трясине. Выигранный сантиметр превращается в два проигранных.
– Лилька, помогай мне! – зовёт он Бердыеву. Она не слышит. Сидит на корточках и, качая головой, как болванчик, приговаривает: «Галоши, мои галоши!».
– Дрянь ты, трусиха и предательница! – кричит он нашей подруге, в надежде, что уж оскорблений она не снесёт.
Лилька зло схватила Мишу за пояс, и они, как в детской сказке «Репка»,:
«Тянут – потянут, вытянуть не могут». Слишком тяжела я в тёплом пальто, в высоких резиновых сапогах.
У меня в голове образовалось раздвоение. За друзьями наблюдал один человек. Другой же смирился с происходящим и совсем не ощущал своего тела. Такое впечатление, как будто голова отделилась от тела. И вдруг я почувствовала, что холод разжижается, становится не таким постоянным. Трясина отпускает меня!
Я лежу на берегу, вся в красном иле. Миша тормошит меня:
– Вставай! Иди! Надо идти, а то простынешь.
Бердыева просит его достать калошу. Он так посмотрел на неё! Как папа, когда сердится. Настоящим лизуновским взглядом. Страшно, аж мороз по коже. Лилька обречённо поплелась за нами.
Сколько часов мы шли – не знаю. Но вернулись в посёлок, нас ещё не искали. Я первая завалилась в комнату. Миша остался стоять в дверях, мокрый измученный.
– Она живая, – прошептал он моей окаменевшей маме и … пошёл домой.
Дальше, что было, страшно вспоминать. Мама меня раздевала и, не переставая, шлёпала по разным местам и плакала:
– Когда всё это закончится? Когда ты будешь девочка как девочка, а не хулиганка и безобразница…. С горем пополам содрав с меня испорченное пальто, начала снимать сапоги. Но напрасно. Сапоги как будто слились с ногами. Тут пришёл папа и рассёк своим ножом голенища моих новеньких блестящих сапожек. Мама долго меня парила, квасила, отмывала в железном корыте, пока вода не порозовела. Затем, насухо вытерев, родители уложили «милую дочурку» в постель, накрыв двумя одеялами, наказание оставив на потом. Кстати, его так и не осуществили.
А Миша – настоящий герой! Мы очень гордились им. После этого похода он заболел тяжёлой формой воспаления лёгких и даже целую четверть не ходил в школу, но третий класс всё равно окончил на «отлично».
На Лильку я злилась недолго. Она тоже пострадала. Бабки за галошу её побили так, что наша подруга неделю на уроках присутствовала стоя.
Вскоре папа тяжело заболел: зашевелились в груди старые фронтовые осколки. Его перевели на инвалидность, и мы вернулись домой. В памяти моей до сих пор стоит грузовик с вещами, я, восседающая на коробках с зелёным чаем, а внизу около шофёрской кабинки – грустные фигурки моих первых настоящих друзей.
Рейтинг: 0
619 просмотров
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Новые произведения
