Поэты Сибири

АНАТОЛИЙ   ПОБАЧЕНКО         

 

СИБИРЬЮ СВЯЗАННЫЕ СУДЬБЫ

                                       Борис Богатков

 

Решив судьбу стремительной атакой,

 

сержант ушёл в безумие огня…

И задохнулась, землю очерняя,

своей слюной фашистская собака.

 

Пройдут года, строка во имя блага

откроется – не время обвинять,

а боль тупую в сердце приунять,

крепить в солдате мужество, отвагу.

 

На подвиг песня грозная звала,

в бою раскрыв могучие крыла,

взлетела птицей в солнечные выси!

 

И вскоре он, познав смертельный риск,

пришёл домой, в родной Новосибирск,

снял каску, замер, воин светлолицый.

15.12.1995

Павел Васильев

 

Иртыш, зима. На всех ветрах секущих

топорщится пожухлый куст репья.

На берегу – озлобленно стоят

два волка. Гривы – в серебре колючем.

 

О, этот вой, живое всё гнетущий!

Не вздрогнет кто? Чья не рванёт шлея

через снега в открытые края,

где виден день, спасение несущий?

 

Зовут кого из тьмы небытия –

глаза? А взоры чьи, вдали виясь,

уходят, словно медленные реки?..

 

Сибири волк, безумствуй от души!

За это будешь пулею прошит

и не забыт в поэзии вовеки.

30.10.1996

Георгий Вяткин

 

В горах великого Алтая

                            песнь родилась хвалить творца,

                            не изменился лишь с лица

                            Хан-Бобырган, в тумане тая.

 

                            Катунь, горячая, крутая

(найдет ли кто реке ловца?),

рвалась из тайного ларца

в строку, легендой обрастая.

 

В гортанном клёкоте шамана

нашёл он посвист турухтана,

степной России голоса.

 

И ветвь раскидистого кедра,

песок золотоносный в недрах –

судьбы счастливой полоса.

25.о1.1997

 

Геннадий Карпунин

 

Придя – по мысленному древу –

к великим подвигам славян,

развеял он седой туман

былин и тайн Обиды-Девы.

 

В душе знаток значений древних

нёс груз преданий, как Боян,

чтил свято «Слово», инь и янь

и в поле колос недозрелый.

 

А на тунгусском пепелище

готов построить городище,

оставить след заметный свой.

 

И в русской речи, в тёплых встречах

живёт певец Синильги вечной,

огней сибирских  – костровой.

24.06.1997

 

 

 

Александр-Матиас Кастрен

 

 

Томов двенадцать – вот его труды

о самоедах, коттах и марийцах!

И открывались нганасанов лица,

когда в их пользу он творил суды.

 

Под вьюгу легче высушить зады,

сырая рыба – это вам не пицца.

В сарае дымном пишутся страницы

далекой родины, где скудные сады.

 

А мужа тянет истина к Саянам,

там руны Калевалы, сны Бояна

вошли в его оснеженный катрен.

 

И нет ни Рима, славы Иудеи …

Но финну ближе сказы берендеев! –

таков этнограф и лингвист Кастрен.

28.08.1996

 

   Николай Клюев

                                                         

                                                         1   

 

Не всем рубаху черную носить,

чесать затылок гребнем редкозубым,

и, выпятив промасленные губы,

под дурачка на улице косить.

 

До дыр – на крыльцах! – некому сносить

льняную ткань. И выскажусь я грубо:

гудят уже серебряные трубы,

чекист кожанкой новою форсит.

 

Поэт, в объятьях силы ураганной,

под пристальным вниманием нагана,

навечно сгинет средь снегов и льда.

 

Под Томском где-то, чёрном чемодане,

растут стихи – сибирские баданы,

им светит ярко севера звезда.

02.02.1997

                                                           

                                               2

 

Узнать его на Невском мудрено.

И где она, та самая собака,

что в ноги бросится, однако,

и заскулит протяжно и темно?

 

Придёшь к нему, сказать бы смешно, –

полати,  мох, иконы, свечи... «На-ка,

хлеб аржаной, да не крутись, ломака,

оставишь верно скатерти пятно.

 

Уважь, присядь…». Расскажет о далёком,

где облака похожи на молоки,

где шубу сроду не снимает зверь.

 

А в русских печках спрятались поэмы…

Кто и когда – вот таинство дилеммы! –

найдёт их средь утерянных потерь?

18.03.1996

 

 

Казимир Лисовский

 

Сибирь – планета чудная твоя:

простор равнин, льдов толща вековая,

звезда полярная, собачьи лаи,

свист жёстких крыл неистовых – в краях.

 

Есть добрый знак: воспеть свой «Красный яр»,

снежницу пить, где льдина мировая,

в пургу уйти, пусть юность чумовая

исторгнет стих – его запомню я!

 

Под звон звезды рванётся Енисей

к тебе, собрат, по синей зимней стуже –

оленей гнать, спасать в снегах друзей,

искать могилу Бегичева-мужа.

 

Так ты, поэт, где тундры ягель мок,

берёзке милой выдюжить помог.

15.01.1988

 

          Леонид Мартынов

 

 

Забродит кровь, и хмель воспоминаний

вернёт его в наивные мечты:

зажечь снега, реветь до хрипоты

о недостатке опыта и знаний.

 

От дерзких обезумев начинаний

и тяжести межзвёздной черноты,

возьмёт и тихо всхлипнет у плиты,

устав от звона звукосочетаний.

 

Ему взбрёдет – никто не остановит! –

и Лету переплыть, чумной в основе –

по мраку тёмно тянущийся сток.

 

Судьбу свою осилив в многоборье,

он будет, помня берег Лукоморья,

фрегат воздушный править на восток.

28.10.1996

 

 

           Анатолий Марченко

 

 

Земляк, тобою поле грезит,

оно готово воли дать глоток,

чтобы железной камеры пруток

согнуть, сломать. Но в сердце – рези…

 

Век узнают - в надпилах, в срезах.

Степь Барабы пронизывает ток.

Здесь кровохлёбки крохотный цветок

усвоил ветра полонезы.  

 

Светло в околках: поредели.

Но мир возможно переделать

в неравном, но отчаянном строю.

 

Твой дух свободою прекрасен:

:где жизнь кипит, где неба прасинь,

там ты стоишь у бездны на краю.

12.06.1997

 

         Дмитрий Олерон

 

Четыре года каторжных работ

и вечное сочувствие Сибири –

вот чем любовь оплачивают в мире

жирующих на подлости господ.

 

Других поэту не было забот:

ковать сонеты, странные здесь гири, –

в сырой холодной харьковской квартире …

Нелёгок – Эредиа перевод!

 

Но полюбил увалы и бураны.

В душе строкой залечивая раны,

он песни вьюги выучил в тайге.

 

Олимп увидел в сопках Верхоленья

и, маясь в них недугом умиленья,

сонеты пел заиндевелой мге.

19.03.1997

 

 

   Александр Плитченко

 

Холм земляничный опустел:

ноябрь, морозы скоро грянут,

снега в черновики заглянут,

где след чернильный загустел.

 

Осталось много добрых дел.

И рожь растёт к весне упрямо,

и лист полынный на поляне

от стужи даже посветлел.

 

Пусть холод гнёт к земле травинку,

и лёгкую, как пух, снежинку,

и заржавелый жёсткий хмель,

 

согреет душу сентябринка,

с ней под осеннюю сурдинку

стрелою в небо рвётся ель.

10.11.1997

 

 

         Николай Рерих

 

 

Жить суждено среди ветров и гор былинных,

усталости не знать от жизни полевой

и темперой, растёртой краской луговой,

лик неба превращать в волшебные картины.

 

Сгори в святом кольце, мир пошлый и рутинный!

Преодолевая барьер языковой,

художник  к людям шел тропою роковой

и радовался тихо трепету светлыни.

 

                                    Приняв Вселенной взор родной, голубоокий,

он Гималаи перенес на холст широкий,

путь к миру очищая благостным огнём.

 

А добрый мальчик, вестник будущего века,

за руку брал и вёл большого человека

в Беловодье – легенды складывать о нём.

04.02.1997

 

 

         Леонид Решетников

 

Закаливал сибирский резкий климат

не только нас – и танки, камни, злак.

Порою лес дождями так-то вымыт,

что ранам легче, веселее шаг.

 

Пускай закату мы необходимы,

пусть позади огонь войны и зла,

нам горького досталось много дыма,

и юность пеплом в очерки вошла.

 

Во сне ли? – бьют орудия надсадно,

как будто сваи завтрашнего дня,

и воробьи взрываются над садом,

и речка взбаламутится до  дна …

 

Наверное, привыкнем к тишине,

но – «не задремлет память!» – не к войне.

19.01.1998

 

 

Николай Рубцов

 

Растут его зелёные цветы

на Вологодчине, в Москве, в Сибири,

где вечер – в охре, полон тайн эфира,

где ткутся на руках ещё холсты.

 

Под сосен шум наводятся мосты,

меняются отжившие кумиры,

а люди жнут, залатывают дыры

и современные поют хиты.

 

Цветы печально могут говорить

и светлым чувством душу –  озарить,

как флотскую, сиротскую, шальную,

 

что настрадалась, рано отошла,

России в дар навечно отнесла

                               строку простую, добрую, родную.

                            09.08.1995

 

 

 Александр Смердов

 

Когда горят зелёные огни

в снегах родного Васюганья,

когда сверкает синей гранью

морозом крепко скованные дни,

 

когда слипаются глаза от книг,

прочтённых брезжущею ранью,

когда на снежном поле брани

одна гуляет смерть, и не усни! –

 

он, воин, там,  в Тригорском, возле Гор

чуме коричневой наперекор

спасает славу русской тверди!

 

Он там – склонился, где нетленный прах, -

забыв на миг себя, войну и страх,

твой рядовой, Россия, – Смердов.

17.01.1998

 

 

 

Елизавета Стюарт

 

Плывёт ли лодка одиноко

по глади озера – в века,

способно ль сердце извлекать

из глуби духа – зоркость ока,

 

ты знай, запомнится нам строгость

пера, та твердая рука,

что не устала мир строгать

и править молодость немного.

 

Расти останется полынь –

на островах, где жар и стынь

и тишиной живёт предместье.

 

Под шум кипящих берегов

поёт о вечности лугов

её строка, и ей поверьте.

21.12.1995

 

   Георгий Суворов

 

 

Зарылся в землю опалённый взвод.

И тишина. Предчувствие атаки.

И тучи придавили, словно траки,

солдат лежащих – скоро  ли вперёд?

 

«Сердца на взлёте». Пусть противник прёт

на днём пристреленные смертью знаки!

Сейчас ножи блеснут в ужасном мраке!

И в горле сушь…  И дым его дерёт…

 

Ракета ночь рванула, и за ней –

скрывается в бушующем огне

бойцов бегущих вал неудержимый…

 

Взметнётся смерч и кровью изойдет …

Живой оглянется: рассвет грядёт,

и добрый век стоит несокрушимо.

27.11.1995

 

Василий Федоров

 

С тобой подняться б на седьмое небо,

в лугах бродить до третьих петухов,

насобирать штаниной лопухов

и сытым быть от марьевского хлеба.

 

Когда весна, то  не грустила б верба,

что нету рядом рыжих женихов –

подсолнухов. Они для пастухов

незаменимы, солнечные гербы.

 

Но вот ненастит в окна, и в душе

острее боль от чудо-витражей,

что вставлены в промасленные лужи.

 

Со всеми радость долгожданных гроз

делил он, слово доброе пронес

к сердцам людей по салаирской стуже.

21.01.1998

 

 

 Леонид Чикин

 

 

Он был из крепких мужиков,

могущий комель в два обхвата

поднять. С березой суковатой

другой бы сдох среди быков.

 

Работник этот – не таков!

Рубил, таскал и, кроя матом

земную тяжесть, грозный атом,

тянул наш воз из тьмы веков.

                

И Шукшина берёг от мрази,

когда тот мучился, как Разин,

и честно выполнил свой долг.

 

В строю остался резким, броским,

душой тоскующим по Сросткам

и жизни – знающим исток.

23.11.1996

         Варлам Шаламов

 

Когда писатель в лагерной ушанке

на волю вышел, было так светло,

что даже звёзды – вымело метлой! –

горели днём, а солнце плыло шаньгой.

 

Любил рассвет и рифмы спозаранку.

Бывало, что замызганной ветлой

сор в угол заметал, больным – тепло,

тем самым их закончив перебранку.

 

Открыта нам колымская тетрадь.

В ней, по привычке, шею лекарь-брат

стянул петлёю белой – полотенцем.

 

Возненавидев доводы тюрьмы,

он соловьям своим к приходу тьмы

смолой янтарной смазывал коленца.

21.09.1997

 

 

Вадим Шершеневич. Барнаул

 

Когда  устанут шоркать ноги тротуар

и заведёт в тупик негаданный дорога,

я оторвусь на день от милого порога,

куплю к тебе билет на жалкий гонорар.

 

И вот она, та степь, роскошный будуар,

излейся  строчками в лист чабреца и дрока!

Под утро шершень чувств споёт и мне немного,

открыв по ритму сердца свой репертуар.

 

Спасибо за приют, любезнейший Алтай!

Остался денди здесь в истоме вечной тени

расходовать тоску, вести свой курултай!

 

Развеяв над собой слов вымученных чад,

юнцом паду на мхом поросшие ступени –

в слезах свою мечту лелеять и качать.

24.08.1997

 

 

 

 

 

 

 

 

 


 

 

 

 

 

 

© Copyright: Анатолий Побаченко, 2014

Регистрационный номер №0217754

от 29 мая 2014

[Скрыть] Регистрационный номер 0217754 выдан для произведения:

АНАТОЛИЙ   ПОБАЧЕНКО         

 

СИБИРЬЮ СВЯЗАННЫЕ СУДЬБЫ

                                       Борис Богатков

 

Решив судьбу стремительной атакой,

 

сержант ушёл в безумие огня…

И задохнулась, землю очерняя,

своей слюной фашистская собака.

 

Пройдут года, строка во имя блага

откроется – не время обвинять,

а боль тупую в сердце приунять,

крепить в солдате мужество, отвагу.

 

На подвиг песня грозная звала,

в бою раскрыв могучие крыла,

взлетела птицей в солнечные выси!

 

И вскоре он, познав смертельный риск,

пришёл домой, в родной Новосибирск,

снял каску, замер, воин светлолицый.

15.12.1995

Павел Васильев

 

Иртыш, зима. На всех ветрах секущих

топорщится пожухлый куст репья.

На берегу – озлобленно стоят

два волка. Гривы – в серебре колючем.

 

О, этот вой, живое всё гнетущий!

Не вздрогнет кто? Чья не рванёт шлея

через снега в открытые края,

где виден день, спасение несущий?

 

Зовут кого из тьмы небытия –

глаза? А взоры чьи, вдали виясь,

уходят, словно медленные реки?..

 

Сибири волк, безумствуй от души!

За это будешь пулею прошит

и не забыт в поэзии вовеки.

30.10.1996

Георгий Вяткин

 

В горах великого Алтая

                            песнь родилась хвалить творца,

                            не изменился лишь с лица

                            Хан-Бобырган, в тумане тая.

 

                            Катунь, горячая, крутая

(найдет ли кто реке ловца?),

рвалась из тайного ларца

в строку, легендой обрастая.

 

В гортанном клёкоте шамана

нашёл он посвист турухтана,

степной России голоса.

 

И ветвь раскидистого кедра,

песок золотоносный в недрах –

судьбы счастливой полоса.

25.о1.1997

 

Геннадий Карпунин

 

Придя – по мысленному древу –

к великим подвигам славян,

развеял он седой туман

былин и тайн Обиды-Девы.

 

В душе знаток значений древних

нёс груз преданий, как Боян,

чтил свято «Слово», инь и янь

и в поле колос недозрелый.

 

А на тунгусском пепелище

готов построить городище,

оставить след заметный свой.

 

И в русской речи, в тёплых встречах

живёт певец Синильги вечной,

огней сибирских  – костровой.

24.06.1997

 

 

 

Александр-Матиас Кастрен

 

 

Томов двенадцать – вот его труды

о самоедах, коттах и марийцах!

И открывались нганасанов лица,

когда в их пользу он творил суды.

 

Под вьюгу легче высушить зады,

сырая рыба – это вам не пицца.

В сарае дымном пишутся страницы

далекой родины, где скудные сады.

 

А мужа тянет истина к Саянам,

там руны Калевалы, сны Бояна

вошли в его оснеженный катрен.

 

И нет ни Рима, славы Иудеи …

Но финну ближе сказы берендеев! –

таков этнограф и лингвист Кастрен.

28.08.1996

 

   Николай Клюев

                                                         

                                                         1   

 

Не всем рубаху черную носить,

чесать затылок гребнем редкозубым,

и, выпятив промасленные губы,

под дурачка на улице косить.

 

До дыр – на крыльцах! – некому сносить

льняную ткань. И выскажусь я грубо:

гудят уже серебряные трубы,

чекист кожанкой новою форсит.

 

Поэт, в объятьях силы ураганной,

под пристальным вниманием нагана,

навечно сгинет средь снегов и льда.

 

Под Томском где-то, чёрном чемодане,

растут стихи – сибирские баданы,

им светит ярко севера звезда.

02.02.1997

                                                           

                                               2

 

Узнать его на Невском мудрено.

И где она, та самая собака,

что в ноги бросится, однако,

и заскулит протяжно и темно?

 

Придёшь к нему, сказать бы смешно, –

полати,  мох, иконы, свечи... «На-ка,

хлеб аржаной, да не крутись, ломака,

оставишь верно скатерти пятно.

 

Уважь, присядь…». Расскажет о далёком,

где облака похожи на молоки,

где шубу сроду не снимает зверь.

 

А в русских печках спрятались поэмы…

Кто и когда – вот таинство дилеммы! –

найдёт их средь утерянных потерь?

18.03.1996

 

 

Казимир Лисовский

 

Сибирь – планета чудная твоя:

простор равнин, льдов толща вековая,

звезда полярная, собачьи лаи,

свист жёстких крыл неистовых – в краях.

 

Есть добрый знак: воспеть свой «Красный яр»,

снежницу пить, где льдина мировая,

в пургу уйти, пусть юность чумовая

исторгнет стих – его запомню я!

 

Под звон звезды рванётся Енисей

к тебе, собрат, по синей зимней стуже –

оленей гнать, спасать в снегах друзей,

искать могилу Бегичева-мужа.

 

Так ты, поэт, где тундры ягель мок,

берёзке милой выдюжить помог.

15.01.1988

 

          Леонид Мартынов

 

 

Забродит кровь, и хмель воспоминаний

вернёт его в наивные мечты:

зажечь снега, реветь до хрипоты

о недостатке опыта и знаний.

 

От дерзких обезумев начинаний

и тяжести межзвёздной черноты,

возьмёт и тихо всхлипнет у плиты,

устав от звона звукосочетаний.

 

Ему взбрёдет – никто не остановит! –

и Лету переплыть, чумной в основе –

по мраку тёмно тянущийся сток.

 

Судьбу свою осилив в многоборье,

он будет, помня берег Лукоморья,

фрегат воздушный править на восток.

28.10.1996

 

 

           Анатолий Марченко

 

 

Земляк, тобою поле грезит,

оно готово воли дать глоток,

чтобы железной камеры пруток

согнуть, сломать. Но в сердце – рези…

 

Век узнают - в надпилах, в срезах.

Степь Барабы пронизывает ток.

Здесь кровохлёбки крохотный цветок

усвоил ветра полонезы.  

 

Светло в околках: поредели.

Но мир возможно переделать

в неравном, но отчаянном строю.

 

Твой дух свободою прекрасен:

:где жизнь кипит, где неба прасинь,

там ты стоишь у бездны на краю.

12.06.1997

 

         Дмитрий Олерон

 

Четыре года каторжных работ

и вечное сочувствие Сибири –

вот чем любовь оплачивают в мире

жирующих на подлости господ.

 

Других поэту не было забот:

ковать сонеты, странные здесь гири, –

в сырой холодной харьковской квартире …

Нелёгок – Эредиа перевод!

 

Но полюбил увалы и бураны.

В душе строкой залечивая раны,

он песни вьюги выучил в тайге.

 

Олимп увидел в сопках Верхоленья

и, маясь в них недугом умиленья,

сонеты пел заиндевелой мге.

19.03.1997

 

 

   Александр Плитченко

 

Холм земляничный опустел:

ноябрь, морозы скоро грянут,

снега в черновики заглянут,

где след чернильный загустел.

 

Осталось много добрых дел.

И рожь растёт к весне упрямо,

и лист полынный на поляне

от стужи даже посветлел.

 

Пусть холод гнёт к земле травинку,

и лёгкую, как пух, снежинку,

и заржавелый жёсткий хмель,

 

согреет душу сентябринка,

с ней под осеннюю сурдинку

стрелою в небо рвётся ель.

10.11.1997

 

 

         Николай Рерих

 

 

Жить суждено среди ветров и гор былинных,

усталости не знать от жизни полевой

и темперой, растёртой краской луговой,

лик неба превращать в волшебные картины.

 

Сгори в святом кольце, мир пошлый и рутинный!

Преодолевая барьер языковой,

художник  к людям шел тропою роковой

и радовался тихо трепету светлыни.

 

                                    Приняв Вселенной взор родной, голубоокий,

он Гималаи перенес на холст широкий,

путь к миру очищая благостным огнём.

 

А добрый мальчик, вестник будущего века,

за руку брал и вёл большого человека

в Беловодье – легенды складывать о нём.

04.02.1997

 

 

         Леонид Решетников

 

Закаливал сибирский резкий климат

не только нас – и танки, камни, злак.

Порою лес дождями так-то вымыт,

что ранам легче, веселее шаг.

 

Пускай закату мы необходимы,

пусть позади огонь войны и зла,

нам горького досталось много дыма,

и юность пеплом в очерки вошла.

 

Во сне ли? – бьют орудия надсадно,

как будто сваи завтрашнего дня,

и воробьи взрываются над садом,

и речка взбаламутится до  дна …

 

Наверное, привыкнем к тишине,

но – «не задремлет память!» – не к войне.

19.01.1998

 

 

Николай Рубцов

 

Растут его зелёные цветы

на Вологодчине, в Москве, в Сибири,

где вечер – в охре, полон тайн эфира,

где ткутся на руках ещё холсты.

 

Под сосен шум наводятся мосты,

меняются отжившие кумиры,

а люди жнут, залатывают дыры

и современные поют хиты.

 

Цветы печально могут говорить

и светлым чувством душу –  озарить,

как флотскую, сиротскую, шальную,

 

что настрадалась, рано отошла,

России в дар навечно отнесла

                               строку простую, добрую, родную.

                            09.08.1995

 

 

 Александр Смердов

 

Когда горят зелёные огни

в снегах родного Васюганья,

когда сверкает синей гранью

морозом крепко скованные дни,

 

когда слипаются глаза от книг,

прочтённых брезжущею ранью,

когда на снежном поле брани

одна гуляет смерть, и не усни! –

 

он, воин, там,  в Тригорском, возле Гор

чуме коричневой наперекор

спасает славу русской тверди!

 

Он там – склонился, где нетленный прах, -

забыв на миг себя, войну и страх,

твой рядовой, Россия, – Смердов.

17.01.1998

 

 

 

Елизавета Стюарт

 

Плывёт ли лодка одиноко

по глади озера – в века,

способно ль сердце извлекать

из глуби духа – зоркость ока,

 

ты знай, запомнится нам строгость

пера, та твердая рука,

что не устала мир строгать

и править молодость немного.

 

Расти останется полынь –

на островах, где жар и стынь

и тишиной живёт предместье.

 

Под шум кипящих берегов

поёт о вечности лугов

её строка, и ей поверьте.

21.12.1995

 

   Георгий Суворов

 

 

Зарылся в землю опалённый взвод.

И тишина. Предчувствие атаки.

И тучи придавили, словно траки,

солдат лежащих – скоро  ли вперёд?

 

«Сердца на взлёте». Пусть противник прёт

на днём пристреленные смертью знаки!

Сейчас ножи блеснут в ужасном мраке!

И в горле сушь…  И дым его дерёт…

 

Ракета ночь рванула, и за ней –

скрывается в бушующем огне

бойцов бегущих вал неудержимый…

 

Взметнётся смерч и кровью изойдет …

Живой оглянется: рассвет грядёт,

и добрый век стоит несокрушимо.

27.11.1995

 

Василий Федоров

 

С тобой подняться б на седьмое небо,

в лугах бродить до третьих петухов,

насобирать штаниной лопухов

и сытым быть от марьевского хлеба.

 

Когда весна, то  не грустила б верба,

что нету рядом рыжих женихов –

подсолнухов. Они для пастухов

незаменимы, солнечные гербы.

 

Но вот ненастит в окна, и в душе

острее боль от чудо-витражей,

что вставлены в промасленные лужи.

 

Со всеми радость долгожданных гроз

делил он, слово доброе пронес

к сердцам людей по салаирской стуже.

21.01.1998

 

 

 Леонид Чикин

 

 

Он был из крепких мужиков,

могущий комель в два обхвата

поднять. С березой суковатой

другой бы сдох среди быков.

 

Работник этот – не таков!

Рубил, таскал и, кроя матом

земную тяжесть, грозный атом,

тянул наш воз из тьмы веков.

                

И Шукшина берёг от мрази,

когда тот мучился, как Разин,

и честно выполнил свой долг.

 

В строю остался резким, броским,

душой тоскующим по Сросткам

и жизни – знающим исток.

23.11.1996

         Варлам Шаламов

 

Когда писатель в лагерной ушанке

на волю вышел, было так светло,

что даже звёзды – вымело метлой! –

горели днём, а солнце плыло шаньгой.

 

Любил рассвет и рифмы спозаранку.

Бывало, что замызганной ветлой

сор в угол заметал, больным – тепло,

тем самым их закончив перебранку.

 

Открыта нам колымская тетрадь.

В ней, по привычке, шею лекарь-брат

стянул петлёю белой – полотенцем.

 

Возненавидев доводы тюрьмы,

он соловьям своим к приходу тьмы

смолой янтарной смазывал коленца.

21.09.1997

 

 

Вадим Шершеневич. Барнаул

 

Когда  устанут шоркать ноги тротуар

и заведёт в тупик негаданный дорога,

я оторвусь на день от милого порога,

куплю к тебе билет на жалкий гонорар.

 

И вот она, та степь, роскошный будуар,

излейся  строчками в лист чабреца и дрока!

Под утро шершень чувств споёт и мне немного,

открыв по ритму сердца свой репертуар.

 

Спасибо за приют, любезнейший Алтай!

Остался денди здесь в истоме вечной тени

расходовать тоску, вести свой курултай!

 

Развеяв над собой слов вымученных чад,

юнцом паду на мхом поросшие ступени –

в слезах свою мечту лелеять и качать.

24.08.1997

 

 

 

 

 

 

 

 

 


 

 

 

 

 

 

 
Рейтинг: 0 23029 просмотров
Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!