Разсуждения о смыслах и способах неудовлетворенного счастия в утруждениях и чувственности позывов.
Ангелинка оттопыривает нижнюю губку и внимательно читает надпись на заборе, огораживающем строительную площадку:
Пномпень
Действительность хуже, чем можно бы ждать,
В трудах, и глубокою мыслью напряжен,
Влачит он стопы, где живет благодать,
И взор его тверд, а характер отважен.
Цены для других он изведать не смог,
Цена для себя показалась унылой,
Бредет, что ни год изживая порок,
И страсти в себе, что когда-то копил он.
Мечтами он хладен, не в юности пыл,
Чужие стремленья ему непонятны,
Томлений любовных изведать забыл и
Горечь победы - тоской безвовзратной.
Была бы судьба – не судьба - не печаль,
Ему бы вернуться на шаг – нет, не сможет.
Он смотрит вперед и колеблется даль,
Пред взором стальным и тоска его гложет.
Тоска по далекой забытой земле,
Где джунгли наполнены зелени буйством,
Где спит, упоенный в хвале и хуле,
Цзийн Тхе, озадачивший диким искусством
От дерева ныне остался ли пень?
И строги, суровы надменные лики,
Ты, Будда, вернешься ли снова в Пномпень?
Не ты ль ниспослал эти дивные блики?
И Пень возродился бы Дхиндра Патхах,
И новая карма, и новый гхеньдханду,
И мощно воспел бы : «О, Лой, Быканах!»
Восславив тебя и мудрейшую Чхенду.
Но Пню невдомек : нет заботы иной ,
Понеже ни Духа, ни Лотоса сутры,
Не тронули нежною дивной тропой,
Йинь Дао и пальцы не сложит он в мудры.
И славно, пусть символом станет твоим,
Пусть Пень изначально, но было-то древо,
Под коим, Святейший, ты мантру творил,
И вдунул Хань Цзя в изможденное чрево.
Пномпень – это Мекка отныне для Пня,
В стремленье ему – постиженье Ха Бхимы,
И с каждым восходом рожденного дня,
Пусть Пень воспоет твои славные гимны.
Пусть Пень воспоет, пусть познает Иньг Цза,
Пусть голос его зазвучит как волынка,
И всякая дева вдруг станет овца,
И сладким томленьем повыгибнет спинку,
И Пень обретет долгожданный ответ,
На давний и горький вопрос изначальный ,
Что нет наслажденья острей чем минет,
И жить без минета намного печальней.
Ангелинка оттопыривает нижнюю губку и внимательно читает надпись на заборе, огораживающем строительную площадку:
Пномпень
Действительность хуже, чем можно бы ждать,
В трудах, и глубокою мыслью напряжен,
Влачит он стопы, где живет благодать,
И взор его тверд, а характер отважен.
Цены для других он изведать не смог,
Цена для себя показалась унылой,
Бредет, что ни год изживая порок,
И страсти в себе, что когда-то копил он.
Мечтами он хладен, не в юности пыл,
Чужие стремленья ему непонятны,
Томлений любовных изведать забыл и
Горечь победы - тоской безвовзратной.
Была бы судьба – не судьба - не печаль,
Ему бы вернуться на шаг – нет, не сможет.
Он смотрит вперед и колеблется даль,
Пред взором стальным и тоска его гложет.
Тоска по далекой забытой земле,
Где джунгли наполнены зелени буйством,
Где спит, упоенный в хвале и хуле,
Цзийн Тхе, озадачивший диким искусством
От дерева ныне остался ли пень?
И строги, суровы надменные лики,
Ты, Будда, вернешься ли снова в Пномпень?
Не ты ль ниспослал эти дивные блики?
И Пень возродился бы Дхиндра Патхах,
И новая карма, и новый гхеньдханду,
И мощно воспел бы : «О, Лой, Быканах!»
Восславив тебя и мудрейшую Чхенду.
Но Пню невдомек : нет заботы иной ,
Понеже ни Духа, ни Лотоса сутры,
Не тронули нежною дивной тропой,
Йинь Дао и пальцы не сложит он в мудры.
И славно, пусть символом станет твоим,
Пусть Пень изначально, но было-то древо,
Под коим, Святейший, ты мантру творил,
И вдунул Хань Цзя в изможденное чрево.
Пномпень – это Мекка отныне для Пня,
В стремленье ему – постиженье Ха Бхимы,
И с каждым восходом рожденного дня,
Пусть Пень воспоет твои славные гимны.
Пусть Пень воспоет, пусть познает Иньг Цза,
Пусть голос его зазвучит как волынка,
И всякая дева вдруг станет овца,
И сладким томленьем повыгибнет спинку,
И Пень обретет долгожданный ответ,
На давний и горький вопрос изначальный ,
Что нет наслажденья острей чем минет,
И жить без минета намного печальней.