Я хочу погулять и я желаю общаться.
Я хочу погудеть, но не хочу бодаться.
За столом уже все - и Буза и Лелик,
Где же наш основной, наш Тимофей-алкоголик?
Топот, гам, гам, топот, гопота и хохот,
Это лезет к нам наш родной Тимоха.
Распустил подтяжки, расхлебенил майки,
А за ним ватага - Люськи, Лерки, Райки.
На стене - футбол, на полу - опилки.
На столе - салфетки, но ни разу - вилки.
Двое слева спят, а Буза и Лелик
Все косят чего-то на соседний столик.
Там стоит поболе, но пореже пьют.
Попросил прикурить, только не дают.
И мне кажется, что через пять секунд
Если не найдут, то им всем - капут.
А потом - мороз, на морозе - кровь.
И кажись пропустил я и в глаз и в бровь.
Сапоги с рантами без продыху бьют,
Да это-ж я в рантах, это им - капут!
В Бирюлеве - ночь, но в колдырной - день.
С утреца ливерца все болят - мигрень.
До аванса - жизнь, бабок ни гу-гу,
Только все равно я опять приду.
И опять захожу, режу дым табачный,
Острым взором, где-же ты мой друг кабачный...
Я хочу погулять и я желаю общаться.
Я хочу погудеть, но не хочу бодаться.
За столом уже все - и Буза и Лелик,
Где же наш основной, наш Тимофей-алкоголик?
Топот, гам, гам, топот, гопота и хохот,
Это лезет к нам наш родной Тимоха.
Распустил подтяжки, расхлебенил майки,
А за ним ватага - Люськи, Лерки, Райки.
На стене - футбол, на полу - опилки.
На столе - салфетки, но ни разу - вилки.
Двое слева спят, а Буза и Лелик
Все косят чего-то на соседний столик.
Там стоит поболе, но пореже пьют.
Попросил прикурить, только не дают.
И мне кажется, что через пять секунд
Если не найдут, то им всем - капут.
А потом - мороз, на морозе - кровь.
И кажись пропустил я и в глаз и в бровь.
Сапоги с рантами без продыху бьют,
Да это-ж я в рантах, это им - капут!
В Бирюлеве - ночь, но в колдырной - день.
С утреца ливерца все болят - мигрень.
До аванса - жизнь, бабок ни гу-гу,
Только все равно я опять приду.
И опять захожу, режу дым табачный,
Острым взором, где-же ты мой друг кабачный...