Моей собаке

Я по хлябям летела на всех парусах,
Я порой спотыкалась о жуткие тверди.
Я вела на уколы любимого пса,
Проявляя при этом  жестокосердье.
 
Я вела?  Скажем честно: летела за ним
По нехоженым тропам, глухим переулкам.
Он ведь просто забыл предыдущие дни,
Он ведь думал, бедняга, что мы на прогулке.
 
И крутилось в лохматой его голове,
Что оковы падут и свобода настанет.
Будут лапы нести по высокой  траве
И не вспомнится боль в подсыхающей ране.
 
Как ноздрями он воздух горячий вбирал!
(Пахло наглыми кошками, мелкими псами).
Он тянул поводок, а порой замирал.
Он подолгу порой замирал под кустами…
 
Предвкушенье свободы – уже торжество,
Эта радость собачья была мне понятна…
Но знакомая дверь отрезвила его,
И десяток собак, и котов, и пернатых…
 
И он вспомнил, что болен. И сразу обмяк.
И в глаза не смотрел, и дрожал против воли.
-Ну не бойся, не бойся, ну что же ты так? 
Ты чуть-чуть потерпи… мы недолго… 
                                                  небольно…
 
А потом, когда ужас остался вдали
И купюра в кармане уже не хрустела.
Мы, как люди, практически рядышком, шли
И запястье практически не болело.
 
Поводок не натянут. Не манят кусты.
Ни следа, ни осколка  былого азарта.
Входим в дом под покровом сплошной темноты.
Успокоились оба.
 
                                              До послезавтра.