ГлавнаяСтихиЛирикаГородская → Метеостихи конца двадцатого века

Метеостихи конца двадцатого века

20 марта 2012 - Валерий Левченко

Прощай, зима? Ползком, украдкой,

за овощной таясь палаткой,

почти уковыляла вдаль,

но вновь смешала календарь

и прихватила март с апрелем.

Уже готовый к птичьим трелям,

я снова валенки надел,

но оказался не у дел.

 

Снег был изряден, но не прочен,

он к рождеству был приурочен,

накоплен впрок, да вышел срок,

теперь – на выброс, за порог.

Сугроб ненужный – просто свалка...

Такая вышла затоварка,

что я с тоскою повторял:

какой загублен матерьял!

 

В канун открытия Америк

я плот резиновый примерил,

готовя первый взмах весла,

когда своё возьмёт весна,

ну, а за ней не заржавело,

и в полдень с крыш капель запела,

пошла вода округой всей

на радость местных карасей.

 

Установились торопливо

моря весеннего разлива,

дома, как будто корабли,

стояли прочно на мели.

Я сам на той мели болтался,

со скукой тесно побратался,

взирал, как времени вода

течёт неведомо куда.

 

Считал часы, а шли недели.

Я пребывал в бездушном теле,

в котором кончился завод,

и ожидал исхода вод

и не спешил изведать хлябей.

И лишь нужда в насущном хлебе,

тоскою наполняя грудь,

влекла из дома в тяжкий путь.

 

Не знал ни дела, ни покоя

и даже, что это такое,

припоминал с большим трудом.

Был суетой наполнен дом,

но я был в тяжкой полудрёме

и ничего не помнил, кроме

того, что тягостен весьма

груз бесконечного письма.

 

В эпоху общего разлада

и торжествующего злата

я, растерявши прежний пыл,

с самим собой в разладе был,

когда ни злата и ни блата,

а голос старого собрата –

без оговорок, напрямик –

звучал так редко в нужный миг.

 

И мне казалось, что бесплоден

круговорот воды в природе:

мороз и – солнце... И вода

вновь бьёт о струны-провода...

Мы подтянуть их забывали,

и струны гулко завывали,

и ветер тренькал за стеной

всю ночь на лире жестяной.

 

А на дворе концовка века,

как финиш долгого забега –

куда? зачем? каков итог?

Да никаков. Ещё виток

диалектической спирали.

Себя спросил я: не пора ли

прощаться всё-таки с зимой?

Зима! Вали-ка ты домой!..

 

Я был по горло сыт тем пленом,

где до весны лежал поленом –

сидел, стоял... – не в этом суть!

Вот если б попросту заснуть,

очнувшись где-нибудь в апреле,

уже готовым к птичьим трелям,

к работе сердца и ума –

пошла б зелёная сама!..

 

Сходил на убыль век двадцатый,

в проёмах окон рост рассады

сигнализировал: пора!

Вода бежала со двора,

температура поднималась,

и оставалась только малость:

мне самому подняться в строй –

бегом навёрстывать простой.

 

И я вставал, смотрел за окна:

как там округа, не намокла? –

И сквозь стекло очковых линз

искал, где новый катаклизм.

Век догоняя уходящий,

бросал письмо в почтовый ящик –

всю жизнь спеша, как на вокзал,

вздыхал: успел, не опоздал...

© Copyright: Валерий Левченко, 2012

Регистрационный номер №0036277

от 20 марта 2012

[Скрыть] Регистрационный номер 0036277 выдан для произведения:

Прощай, зима? Ползком, украдкой,

за овощной таясь палаткой,

почти уковыляла вдаль,

но вновь смешала календарь

и прихватила март с апрелем.

Уже готовый к птичьим трелям,

я снова валенки надел,

но оказался не у дел.

 

Снег был изряден, но не прочен,

он к рождеству был приурочен,

накоплен впрок, да вышел срок,

теперь – на выброс, за порог.

Сугроб ненужный – просто свалка...

Такая вышла затоварка,

что я с тоскою повторял:

какой загублен матерьял!

 

В канун открытия Америк

я плот резиновый примерил,

готовя первый взмах весла,

когда своё возьмёт весна,

ну, а за ней не заржавело,

и в полдень с крыш капель запела,

пошла вода округой всей

на радость местных карасей.

 

Установились торопливо

моря весеннего разлива,

дома, как будто корабли,

стояли прочно на мели.

Я сам на той мели болтался,

со скукой тесно побратался,

взирал, как времени вода

течёт неведомо куда.

 

Считал часы, а шли недели.

Я пребывал в бездушном теле,

в котором кончился завод,

и ожидал исхода вод

и не спешил изведать хлябей.

И лишь нужда в насущном хлебе,

тоскою наполняя грудь,

влекла из дома в тяжкий путь.

 

Не знал ни дела, ни покоя

и даже, что это такое,

припоминал с большим трудом.

Был суетой наполнен дом,

но я был в тяжкой полудрёме

и ничего не помнил, кроме

того, что тягостен весьма

груз бесконечного письма.

 

В эпоху общего разлада

и торжествующего злата

я, растерявши прежний пыл,

с самим собой в разладе был,

когда ни злата и ни блата,

а голос старого собрата –

без оговорок, напрямик –

звучал так редко в нужный миг.

 

И мне казалось, что бесплоден

круговорот воды в природе:

мороз и – солнце... И вода

вновь бьёт о струны-провода...

Мы подтянуть их забывали,

и струны гулко завывали,

и ветер тренькал за стеной

всю ночь на лире жестяной.

 

А на дворе концовка века,

как финиш долгого забега –

куда? зачем? каков итог?

Да никаков. Ещё виток

диалектической спирали.

Себя спросил я: не пора ли

прощаться всё-таки с зимой?

Зима! Вали-ка ты домой!..

 

Я был по горло сыт тем пленом,

где до весны лежал поленом –

сидел, стоял... – не в этом суть!

Вот если б попросту заснуть,

очнувшись где-нибудь в апреле,

уже готовым к птичьим трелям,

к работе сердца и ума –

пошла б зелёная сама!

 

Сходил на убыль век двадцатый,

в проёмах окон рост рассады

сигнализировал: пора!

Вода бежала со двора,

температура поднималась,

и оставалась только малость:

мне самому подняться в строй –

бегом навёрстывать простой.

 

И я вставал, смотрел за окна:

как там округа, не подмокла? –

И сквозь стекло очковых линз

искал, где новый катаклизм.

Век догоняя уходящий,

бросал письмо в почтовый ящик –

всю жизнь спеша, как на вокзал,

вздыхал: успел, не опоздал...

 
Рейтинг: 0 1075 просмотров
Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!