Дом
Я – ярославец в пятом поколении,
Мои истоки – в городе родном:
Прапрадед Николай, вложив умение,
На Мельничной срубил просторный дом.
Орудовал аршином, а не метром,
Не допускал погрешностей нигде.
Чуть трепетал под тёплым летним ветром
Кружочек стружки в русой бороде.
Звенел топор в мозолистых ручищах,
Янтарный сруб пах лесом и смолой,
А во дворе, кирпичиком начищенный,
Пел самовар с изогнутой трубой.
С конька виднелись Которосль и Волга,
И россыпь золоченых куполов.
И он смотрел восторженно и долго,
Счастливый тем, что создал крепкий кров.
По Пасхам в доме пахло пирогами,
Цвела сирень над лавкой во дворе;
Сменялись годы новыми годами,
Даруя жизни новой детворе.
Дом согревал по праздникам и будням,
Уютным светом принимал гостей.
Он стал приютом породнённым судьбам,
Свидетелем рождений и смертей.
Дед Николай ушёл из дома в штатском,
Присев на кухне – к доброму пути,
Но сгинул в сорок первом под Кронштадтом,
Полгода не дожив до тридцати.
Сменились миром годы лихолетья,
Жизнь потекла по правилам своим.
Всего лишь через два десятилетия
И для меня дом этот стал родным.
Снег за окошком, кошка на лежанке,
Мороз в сенях, преснушка на столе,
У печки дров березовых вязанка,
Высокий тополь в небольшом дворе.
Давно чужие тени бродят в доме,
В углах лампадки новые горят.
Все с улицы поразбежались, кроме
Двух – трех старушек, помнящих царя.
А дом стоит, немного покосившись,
И манит, чтоб за таинством дверей,
Вновь на минутку в детстве очутившись,
От позабытых чувств стать чуть добрей.
Я – ярославец в пятом поколении,
Мои истоки – в городе родном:
Прапрадед Николай, вложив умение,
На Мельничной срубил просторный дом.
Орудовал аршином, а не метром,
Не допускал погрешностей нигде.
Чуть трепетал под тёплым летним ветром
Кружочек стружки в русой бороде.
Звенел топор в мозолистых ручищах,
Янтарный сруб пах лесом и смолой,
А во дворе, кирпичиком начищенный,
Пел самовар с изогнутой трубой.
С конька виднелись Которосль и Волга,
И россыпь золоченых куполов.
И он смотрел восторженно и долго,
Счастливый тем, что создал крепкий кров.
По Пасхам в доме пахло пирогами,
Цвела сирень над лавкой во дворе;
Сменялись годы новыми годами,
Даруя жизни новой детворе.
Дом согревал по праздникам и будням,
Уютным светом принимал гостей.
Он стал приютом породнённым судьбам,
Свидетелем рождений и смертей.
Дед Николай ушёл из дома в штатском,
Присев на кухне – к доброму пути,
Но сгинул в сорок первом под Кронштадтом,
Полгода не дожив до тридцати.
Сменились миром годы лихолетья,
Жизнь потекла по правилам своим.
Всего лишь через два десятилетия
И для меня дом этот стал родным.
Снег за окошком, кошка на лежанке,
Мороз в сенях, преснушка на столе,
У печки дров березовых вязанка,
Высокий тополь в небольшом дворе.
Давно чужие тени бродят в доме,
В углах лампадки новые горят.
Все с улицы поразбежались, кроме
Двух – трех старушек, помнящих царя.
А дом стоит, немного покосившись,
И манит, чтоб за таинством дверей,
Вновь на минутку в детстве очутившись,
От позабытых чувств стать чуть добрей.
Нет комментариев. Ваш будет первым!