И без мамы, сами, сами
так... Захватывает дух...
То ли кони, то ли сани...
Не до часу, не до двух -
до утра... Как мчится время...
Небо, звезды... Сами... Вниз -
Под обрыв ли, в прорубь, в реку -
все неправда - к птицам, ввысь!
Ничего не видя толком -
на огонь, так на огонь -
зная, рвется там, где тонко -
губы в кровь, и в кровь ладонь...
Но не птицы, нет не птицы:
далеко еще до птиц...
После май опять приснится
и стечет из-под ресниц.
А тому, кто ставил сети,
все дела - построит клеть:
ничего, мол, птахи эти
и в дому привыкнут петь.
И щебечут, и кудахчут,
и летают по дворам,
и клюют свою удачу
по утрам и вечерам;
и стараются, чтоб дочки
не боялись высоты -
челки, белые чулочки,
вертолетики-банты.
И без мамы, сами, сами
так... Захватывает дух...
То ли кони, то ли сани...
Не до часу, не до двух -
до утра... Как мчится время...
Небо, звезды... Сами... Вниз -
Под обрыв ли, в прорубь, в реку -
все неправда - к птицам, ввысь!
Ничего не видя толком -
на огонь, так на огонь -
зная, рвется там, где тонко -
губы в кровь, и в кровь ладонь...
Но не птицы, нет не птицы:
далеко еще до птиц...
После май опять приснится
и стечет из-под ресниц.
А тому, кто ставил сети,
все дела - построит клеть:
ничего, мол, птахи эти
и в дому привыкнут петь.
И щебечут, и кудахчут,
и летают по дворам,
и клюют свою удачу
по утрам и вечерам;
и стараются, чтоб дочки
не боялись высоты -
челки, белые чулочки,
вертолетики-банты.