Тускнеют даже на алмазах грани,
Тускнеют даже на алмазах грани,
Стираются гранитов жернова
И от употреблений непрестанных
Теряют смысл заветные слова.
Да что слова, когда душа устала,
Уже привычно перемалывая стыд,
И что волной горячей обжигало,
Теперь напротив только леденит.
Вокруг поля и крепкие колосья,
В лучах закатных желтизной блестят,
Старуха в странном балахоне косит
Лицо, укутав в капюшон, как тать.
Потом, чуть позже, темные покосы
Ещё наполнятся крылатым лепетом,
Опять они взлетят и этой осенью
К теплу и воле заспешили лебеди.
Скорее в путь и лишь одна забота-
Набить под крыльями тугие желваки,
Берёт порою зависть к перелетным,
У них безгрешные в полёте вожаки
А люди пахана объявят витией,
Пророком, знающим куда толпе идти.
А он окажется садистом и мучителем,
Пролезшим подлыми интригами в вожди.
Зато вокруг, и глазом не объять,
Темнеют трауром гигантские покосы,
И продолжает тихой сапою вязать
В снопы старуха желтые колосья.
Тускнеют даже на алмазах грани,
Стираются гранитов жернова
И от употреблений непрестанных
Теряют смысл заветные слова.
Да что слова, когда душа устала,
Уже привычно перемалывая стыд,
И что волной горячей обжигало,
Теперь напротив только леденит.
Вокруг поля и крепкие колосья,
В лучах закатных желтизной блестят,
Старуха в странном балахоне косит
Лицо, укутав в капюшон, как тать.
Потом, чуть позже, темные покосы
Ещё наполнятся крылатым лепетом,
Опять они взлетят и этой осенью
К теплу и воле заспешили лебеди.
Скорее в путь и лишь одна забота-
Набить под крыльями тугие желваки,
Берёт порою зависть к перелетным,
У них безгрешные в полёте вожаки
А люди пахана объявят витией,
Пророком, знающим куда толпе идти.
А он окажется садистом и мучителем,
Пролезшим подлыми интригами в вожди.
Зато вокруг, и глазом не объять,
Темнеют трауром гигантские покосы,
И продолжает тихой сапою вязать
В снопы старуха желтые колосья.
Нет комментариев. Ваш будет первым!