Разрушен Карфаген, застывшей лавой
со стен стекает волнами смола.
Тиберий, опьянённый лёгкой славой,
вторую ночь пирует у котла.
Все ждут гонца. Ослабили заслоны.
Зажгли костры, с песчаного гребня
доносятся врагов пленённых стоны,
— согнали в кучу на закате дня.
Иди, снеси кувшин вина, девица,
пусть пред кончиной выпьют, что жалеть,
и дрогнули из-под чадры ресницы,
блеснули очи, загляделась смерть.
— Иди – ступила тихо за палатку,
бесшумно растворилась в темноте,
кувшин в песок весь вышел без остатка,
подобно исцеляющей воде.
Чу, конь всхрапнул, иль, может, показалось?
Скользнула тень, солдат уж не дышал,
луна огромная земли касалась,
испуганный тушканчик прошуршал.
Мы повскакали, слыхано ль такое!?
Солдат зарезан, а Тиберий пьян,
хотели было броситься в погоню,
но поздно, не догнать карфагенян.
Приказ пришёл наутро из сената.
палило солнце, продолжался путь,
восславься наш законный прокуратор,
идём домой, и — распирает грудь!
Тяжёл кошель, и золота – в достатке,
а встанем там, где – пересох ручей,
а сон сморит, то рядышком на скатке
всё вижу блеск восторженных очей.
Уста бросают дерзкое проклятье,
— эх, жаль, тогда её не заколол,
и дышат фимиамом пояс, платье,
упавшие на кожаный камзол.
Война прошла, три года пролетело!
Хромает конь, подкову потерял.
Не дело – вспоминать чужое тело,
чужое сердце, бившееся смело,
которому ночами доверял.
Помочь сайту
Поздравления
