Тётку звали Прасковьей. Баба жизни не яркой. Вечно в ботах ходила из дешёвой кирзы. Но в районе считалась самой лучшей дояркой, хоть характером вышла пострашнее гюрзы.
Личной жизни не знала. Как смеяться – забыла. Вёдра, вилы, бидоны – хоть в метель, хоть в грозу. Так в России сложилось, баба, словно кобыла, пашет днями-ночами, в сердце пряча слезу.
Двух мальчишек растила. Муж скончался от водки. Шапка, джинсы, фуфайка - вот и весь туалет. Вроде как бы не дура , есть фигура в походке. Парни ведь домогались и глазели ей вслед.
Вот, однажды, нажравшись самогона сверх мОчи, Мишку-дурня послали на коровник сходить. Дескать, Проська сегодня там работает ночью, можешь с ней на соломе поиграть-пошалить.
Лихо сев за оврагом, от веселья катаясь, ждут Михуню с рассказом, как всё было-прошло. Только вышла Прасковья, очумело шатаясь. Взор безумный. И быстро побежала в село.
Вся ватага вскочила. Дверь в коровник открыла. Лица мразей застыли, как в кошмарном кино... Там, как жук на булавке, бился Мишка на вилах. Прося к стенке сарая пригвоздила его.
Суд решил справедливо: десять лет без свободы. Деток в спец-интернаты сдал судья-обормот. Встал закон на защиту алкашей и уродов. В зале хлопнул в ладоши полупьяный народ.
[Скрыть]Регистрационный номер 0360257 выдан для произведения:
Её звали Прасковьей. Баба жизни не яркой.
По деревне ходила в сапогах из кирзы.
Но в районе считалась самой лучшей дояркой,
хоть характером вышла пострашнее гюрзы.
Никакой личной жизни. Как смеяться – забыла.
Вёдра, вилы, бидоны – хоть в метель, хоть в грозу.
Так в России сложилось, баба, словно кобыла,
пашет днями-ночами, в сердце пряча слезу.
Двух мальчишек растила. Муж скончался от водки.
Вечно в джинсах, в фуфайке - вот и весь туалет.
И не старая, вроде, есть фигура в походке.
Мужики-то мечтали, коль глазели ей вслед.
А однажды, нажравшись самогона сверх мОчи,
Мишку-дурня послали на коровник сходить.
Дескать, Проська сегодня там работает ночью,
можешь с ней на соломе поиграть-пошалить.
И присев за оврагом, от веселья катаясь,
ждут Михуню с рассказом, как всё было-прошло.
Но вдруг вышла Прасковья, очумело шатаясь,
и с безумством во взоре побежала в село.
Вся ватага вскочила. Дверь в коровник открыла.
И застыли их лица, как в кошмарном кино...
Там, как жук на булавке, бился Мишка на вилах.
Она к стенке сарая пригвоздила его.
Суд решил справедливо. Дали Просе немало.
А детей в интернаты разослал прокурор.
Так вот кучка мерзавцев людям жизни сломала.
Обрекли невиновных на нужду и позор.