В лесу отшельник жил седой
С огромной белой бородою,
И за советом люд честной
К нему ходил лесной тропою.
Никто не знал его лица
Под мешковатым капюшоном.
Все почитали мудреца
Горбушкой хлеба и поклоном.
Как мановением руки
Печаль у женщин уходила,
Остепенялись мужики
От мудрых слов, разящих силой.
Молился Богу он, крестясь
На почерневшую икону,
И, не ропща на холод, грязь,
Ел чёрный хлеб с водой студёной.
Откуда взялся в тех краях,
Не знали даже старожилы.
Не старовер и не монах,
Хоть люди всяко говорили.
Какой же грех, а может, страх
Звучал в молитвах исступлением?
В землянке- печка на дровах
И чемодан, побитый тлением.
Лишь смертный час открыл секрет...
В гробу старик- омытый, чистый,
А в чемодане- пистолет
И сгнивший френч НКВДиста.
[Скрыть]Регистрационный номер 0016267 выдан для произведения:
В лесу отшельник жил седой
С огромной белой бородою,
И за советом люд честной
К нему ходил лесной тропою.
Никто не знал его лица
Под мешковатым капюшоном.
Все почитали мудреца
Горбушкой хлеба и поклоном.
Как мановением руки
Печаль у женщин уходила,
Остепенялись мужики
От мудрых слов, разящих силой.
Молился Богу он, крестясь
На почерневшую икону,
И, не ропща на холод, грязь,
Ел чёрный хлеб с водой студёной.
Откуда взялся в тех краях,
Не знали даже старожилы.
Не старовер и не монах,
Хоть люди всяко говорили.
Какой же грех, а может, страх
Звучал в молитвах исступлением?
В землянке- печка на дровах
И чемодан, побитый тлением.
Лишь смертный час открыл секрет...
В гробу старик- омытый, чистый,
А в чемодане- пистолет
И сгнивший френч НКВДиста.