Не сокрушайся.

  Не сокрушайся, не сложилось что
Ни с бывшими, ни присно. Всё напрасно.
Ты знаешь, что весь мир есть шапито,
И звуки подфанфарные прекрасны,
Покуда изразцом сияет бал,
Затягивая тени страстной ложью,
Где каждый для себя нарисовал
Тропу из камня, да по бездорожью.

Твоих камней рассыпалось давно
Ко свету в бездорожность - окаянность,
Где жив лишь тем, что выдумал в кино,
И всё тебе, как израилеванность,
Надутости гордыни есть слуга,
Что тешит и малейшие капризы.
Увы, за кадры выпали репризы,
Как в серости сопрелые стога
Апред дождей унылых и лихих,
От коих не сокрыться даже в лете:
Они исподтишка, но бьют  поддых.
Как пёс полуживой уже в кювете,
Когда его задует ветром зря.
И новая уже, не для него, заря.

Нет, мой металл не тешит той доски,
Которой во кресте восстать над ямой,
Что поглотИт усталые пески
Твоей ли жизни, что случилась драмой,
Иной ли. Да и важно ль, кто под ним
Своих костей сокроет грех умело?...
Лишь души обладают словом смелым,
Тогда как тело... просто едкий дым,
Что выделит застывшая слеза
Из глаз, пороком что на век закрыты.
Нужны ли миру мёртвые глаза
И битые, до Ощепи, корЫты?

Ты не грусти - и на твоём веку
Ещё найдутся страсти и утехи.
И (знает кто?) вам обрести полкУ,
Средь ваших, вновь рождённые доспехи,
Чтоб прИбыло средь вас уже других,
Чтоб встрепенули жизненность природы,
Где все мы ищем наших дорогих,
Желательно одною, к нам, породы.

Ты не грусти - какие те года,
Коль за плечами только половина?!
Ещё способен обрести и сына,
И дочь, какой стремился ты всегда.
И даже не одних! Не от одних!
Ведь широта телесная безмерна!
Чтоб всем ваять отцовство лишь примерно,
Не смели чтоб ссылаться на других.

О, да! Конечно! Ты их любишь всех -
Невольных, во случайностях, и в планах.
Как можно упрекнуть тебя в обманах,
Коль ты ОДИН - ЕДИНСТВЕННЫЙ для всех?!
Дай Бог тебе и дальше ковылять
От чрева к чреву жалкою калекой,
Смысл жизни для которой - обладать,
Чтоб стадо поднебесным созидать,
Себе увековечий справив веху!

Я слишком хорошо узнала всех,
В ком Сенька обзавёлся оной шапкой:
Получат пусть, как жаждут, тот успех,
Что заслужили! Да, помашет лапкой,
Когда наступит волшебству конец!
Но будет что на старости и вспомнить,
Где вам согреет кости милый домик -
Предкрестия усталого венец.

Ты не грусти. Унылою тропой
Идти ли с новой пассией, иль прежней,
Которой уж дарил свои надежды,
Сплетаясь телесами во упой,
Что так знаком во чёрточках рельеф,
И даже целлюлит забыт в спортзале(?),
Который в страстном рАже лобызали
Твои уста, что так стремили в грех!

Ты не грусти - ведь не безгрешен сам:
И у твоих же членов есть изъяны!
Увы, мы в твёрдом плане окаянны,
Но так, увы, угодно небесам,
Чтоб не рождался в пастве идеал -
Чтоб каждый недостатков взвился выше,
А, не сражён гордынею, упал,
Мечтая, что паденье выше крыши.

И ищущий средь тленности "высот",
Убог, по сути, тленною гордыней,
Что умирает в духе, коли стынет
В предсмертность хлада брошенный висок.

Как жалок и угрюм застывший тлен,
Покинутый, как хлам, навек Собою!
Годится как еда после убою
Для тех, кому вовек не встать с колен,
Поскольку бесхребетность без костей,
И ей приятней брюхом мерить вёрсты.
Зачем мудрить, коль жизни тленов прОсты -
Продлиться во строгании детей,
Которыми, как пыльною травой,
Взросли по миру все те бездорожья,
Где ты в страстях буравил все межножья,
Кормой что представлялись пред тобой.

Зачем юлить, высасывая вновь
Туманом пресловутым чудо-душу?
Зачем внушать себе, что есть Любовь,
Когда жизнь голоднА, и вольно кушать
Всегда, когда главою голод стал?!
Что лапалось и в рот - то идеал!

Мне преклонить главой пристало стан
Чредою пред твоих поползновений,
Где во "заветах Божьих" ты титан,
Поскольку в чрЕва всех проникновений
Имел ты цель - взрастить под небом рать!
Заслуг таких пристало ли страдать?