Помочь сайту
Поздравления
Диалоги и монологи
16 декабря 2013 -
Необходимо восстановить 4665
Диалоги и монологи
***
Есть единственный гений на свете - Господь,
поселивший любовь в эту бренную плоть,
возрастивший на мертвом граните цветы,
милосердия ширь, глубина чистоты.
Смерти нет, потому что Сын Божий воскрес!
Что есть смерть? Просто шлюха, обнявшая шест.
На нее с вожделением смотрят скопцы,
и суют ей бабло дураки-мертвецы.
***
Пока звучит хрустальный полонез,
не тронет нас никто и не обманет,
и право есть искать среди небес
ту, что однажды снова домом станет.
Пока звучит усталый полонез,
не нам бояться незнакомых листьев.
Ты только окна белым занавесь,
чтоб в изголовье жуткий свет не лился…
Мы знаем наизусть, наперечет,
кто будет с нами, кто войдет без стука:
гитара, мама, смерть, ну, и еще
мурлычущая полонез шкатулка.
Смотри, какой роскошнейший бедлам
она творит на этом месте лобном!
Потом… Я расплачусь по всем счетам,
когда пружинка в самом сердце лопнет.
1993.
Олегу Далю
Не спится, Олег Иваныч?..
Приходите, болью тираните сердце.
Что сделать для вас мне?
Помилуй, Господь,
шута благородного,
слиток бесценный,
который продать не продали
и взвесить не взвесили,
расплавить хотели,
а он накалился и сгинул…
Омой его, Боже, ключами студеными.
Что знаем мы все о Твоем милосердье?
Что знаем мы все?..
Брат недужный мой,
друг, не желающий знаться,
врач и учитель, отравы напившийся в хлам,
твою наготу прикрываю с любовью,
прошу возвратиться, но нет ни словечка в ответ.
А, впрочем, кто смел бы опять
тебя вздергивать на дыбу жизни?
В сегодняшнем мире у ней униженья
на всякого встречного хватит с лихвой.
Как капли дождя на барханах пустыни,
взмывают, ударившись, лишние люди.
Курится их жертва, их самосожженье –
кому приносимое? Вряд ли всем тем,
кто принял его на свой счет. Но молитвы,
но мук добровольных вовек не спускают
отвергнутым, детски взыскавшим небес.
Дуэль на штопаных презервативах
Пьеса-мелодрама в стишках на русском языке. Посвящается кавказской войне 2008 года.
Действующие лица:
Пукич – импозантный мужчина в дорогом костюме. Говорит с легким славянским акцентом.
Шуб - импозантный мужчина в дорогом костюме. Говорит с легким западным акцентом.
Джигитов - импозантный мужчина в дорогом костюме. Говорит с легким восточным акцентом.
Косолапов - импозантный мужчина в дорогом костюме. Говорит с легким славянским акцентом.
Пукич: Вот такие-то дела.
Косолапов, надувай.
Косолапов: Взял уже трехсотый.
Ай!..
Пукич: Неужели злобный Шуб
проколол?
Джигитов: Что слышу? Так…
Косолапов: Никак нет!
Шуб: В горах возня…
Тамрико: День рожденья у меня!
Пукич: Что же, брат, пора бросать.
Косолапов: Я готов, как пионер.
Джигитов: Я надую тоже, сэр?
Шуб: Коли можешь, надувай.
Пукич: Хенде хох, козлы! Гуд бай!
Косолапов: Посильнее размахнусь –
и пришлепну.
Джигитов: На тебе!
Пукич: Раб позорный на рабе.
Косолапов: Точно так. Они кругом
тараканами кишат.
Жаль пускать негодных в дом,
как и их тараканят.
Тамрико: Отчего повсюду гром?
Шуб: Джигитов – идиот.
Джигитов: День последний настает!
Впрочем, вот тебе еще
штопаный промежду глаз -
угодил на этот раз!
Пукич: Тридцать штопаных сюда,
двадцать штопаных - туда!
Разольются – не беда.
Косолапов: Уловил! Мочу, мочу.
Там промокло все уже.
Шуб: Видеть всех вас не хочу
в вашем скучном трандеже.
Джигитов: Нет, поближе подберусь,
чтобы дать с размаху в нос.
Косолапов: Выпрямляюсь в полный рост!
Пукич: Я с тобою, не робей!
Все трое сталкиваются с разбега на высокой скале, держа на отлете свои штопаные снаряды. Тамрико, собирающая цветы, оказывается между бойцами и, сбитая с ног, катится в пропасть.
Тамрико: Мне страшно, мама!
Не хочу я умирать!
Пукич, Джигитов, Шуб и Косолапов: Твою мать!
Неча, дура, тут шнырять!..
ЗАНАВЕС.
Миротворцы
Господин президент, вы, конечно, считаете, что миротворцы –
это бравые хлопцы, наряженные в камуфляж;
их вывозят в район, где бесчинствуют дикие горцы,
выдают автоматы и просят не сдерживать раж.
Вы уверены, что «Не убий» - это сказки для штатских,
тех, кого убивают наряженные в камуфляж,
чья судьба быть статистом спектаклей бездумных и адских,
где горят декорации, лезет этаж на этаж.
Господин президент, «миротворцы» - от древнего слова,
означающего не кровавую баню, а мир,
мир любой, от незыблемого до худого,
мир как цель - и, простите, не та, что повешена в тир.
Только это имел Он в виду и с горы проповедал.
Только этого мира творцов записал в сыновья.
Завтра сильный подавится, слабым теперь отобедав,
и в подножную грязь, как мы все, возвратятся князья.
Из окна
Таятся в чернеющих недрах Москвы
(вечернее шествие автомобилей)
ее непонятные дети. Вдали
стоят над высотками сизые тучи.
И в дремной глуши их, нежданно плеснув,
за миг разлетаются, медленно тая,
клочки белых перьев... Как будто бы Он
еще одно наше не принял посланье.
И ерничать нынче пред Ним не хочу.
Луна из осоки антенн снизошла.
Возьму ее череп алмазный руками.
Воскликну, как тот разуверенный дух:
"О, Йорик, о бедный, о бедный мой Йорик!"
Столь тихо, что слышно, как где-то внизу
звонит телефон у каких-то счастливцев.
1996 год
Волк
В набитой строительным бредом квартире,
где комнат, хранящих зиянье, четыре,
зарытый в Москву, как в стог сена иголка,
брожу, обрастая терпением волка.
Скитаюсь, бесценной судьбой обрастая.
В углах одиночества плешь золотая.
И если алмаз горлом всплыл втихомолку,
сжимаются челюсти юного волка.
Я писем не жду: по отчаянья тропам
никто не гуляет с подругами скопом.
И на телефон, что белеет радушно,
я лапой когтистой наброшу подушку.
Я сам выбрал лес, обернувшийся чащей.
и в час, когда спит мегаполис пропащий,
и всходит над ним моя высшая нота,
я вою над тусклой страницей блокнота!
1996 год
***
Тополиный пух – воплощенная лень
и кружение праздных мыслей,
невесомый пустяк, чепуха, дребедень,
дух, что нежен и не завистлив.
Он звездою плывет к твоему лицу
и навеивает желанье
облака считать и лелеять пыльцу,
улыбаться на все мирозданье.
С высоты рабочего этажа
мальчугана заметив с тем же недугом,
вместе с ним превращаться в чудо-пажа,
шлейф несущего вслед за июньским кругом.
У монумента Григорию Сковороде
«Мир ловил меня, но так и не поймал».
Эпитафия на могиле философа.
- А ты знаешь, кто изображен на пятистах гривнах? Сковорода.
- О! А хто її там намалював?
Подлинный разговор.
…Мир, говоришь, не поймал?
Вот ты стоишь, запертый в клетке воздушной,
каменный и беззащитный,
даже не переставляя
грязные комья лаптей.
Стриженный в скобку, похожий
на допотопную птицу.
Корму насыпала щедро
тебе молодежь золотая:
семечки, пробки, окурки…
Падают кегли бутылок,
блядствует пир пустоты.
Мир не словил, утверждаешь?
Бедный мой памятник, зомби.
Меньше всего здесь ты нужен.
Не продавец, не политик,
не покупатель-амеба
в слизи под микроскопом,
даже не Командор.
Только бродячий философ!..
Что там в гранитной котомке?
Библия по латыни,
луковица, сухари?..
Киев, Контрактовая площадь.
***
С.
Я мучаюсь от красоты
твоей, которую бессилен,
как отраженье из воды,
добыть из сердца, сделать былью.
Я мучаюсь от колдовства,
нас разводящего за руки,
и я кладу кругом слова,
я возвожу до неба звуки,
и я пытаюсь заточить
себя с тобой в посильной башне,
повесить на звезду ключи
и отогреть огонь домашний.
А день, как день, приходит – злой,
такой, что снов не изваяешь.
А ты стоишь передо мной
и, улыбаясь, извиняешь.
1995.
***
Если бы Бастер Китон
свалился с луны в наше время,
он хохотал бы месяц,
словно повсюду - в креме
испачканные рожи,
потом бы ему стало грустно,
он сел бы и слезы вытер,
и, каясь, воскликнул: «Боже»!..
18.06.2009.
Мне кажется, бегут они к Днепру,
чтоб в воду опускать свои веночки,
и ленточки струятся на ветру,
и ветер надувает их сорочки.
Вдруг взвизгнут громко и быстрей помчат,
в ладоши хлопнут, стукнут каблучками.
И ночь сияет в черных их очах,
и тонкий месяц вышел над полями,
над хатой, над серебряной межой,
и каждая кохается с любимым…
И каждая качает головой,
***
Есть единственный гений на свете - Господь,
поселивший любовь в эту бренную плоть,
возрастивший на мертвом граните цветы,
милосердия ширь, глубина чистоты.
Смерти нет, потому что Сын Божий воскрес!
Что есть смерть? Просто шлюха, обнявшая шест.
На нее с вожделением смотрят скопцы,
и суют ей бабло дураки-мертвецы.
Пока звучит хрустальный полонез,
не тронет нас никто и не обманет,
и право есть искать среди небес
ту, что однажды снова домом станет.
Пока звучит усталый полонез,
не нам бояться незнакомых листьев.
Ты только окна белым занавесь,
чтоб в изголовье жуткий свет не лился…
Мы знаем наизусть, наперечет,
кто будет с нами, кто войдет без стука:
гитара, мама, смерть, ну, и еще
мурлычущая полонез шкатулка.
Смотри, какой роскошнейший бедлам
она творит на этом месте лобном!
Потом… Я расплачусь по всем счетам,
когда пружинка в самом сердце лопнет.
1993.
Олегу Далю
Не спится, Олег Иваныч?..
Приходите, болью тираните сердце.
Что сделать для вас мне?
Помилуй, Господь,
шута благородного,
слиток бесценный,
который продать не продали
и взвесить не взвесили,
расплавить хотели,
а он накалился и сгинул…
Омой его, Боже, ключами студеными.
Что знаем мы все о Твоем милосердье?
Что знаем мы все?..
Брат недужный мой,
друг, не желающий знаться,
врач и учитель, отравы напившийся в хлам,
твою наготу прикрываю с любовью,
прошу возвратиться, но нет ни словечка в ответ.
А, впрочем, кто смел бы опять
тебя вздергивать на дыбу жизни?
В сегодняшнем мире у ней униженья
на всякого встречного хватит с лихвой.
Как капли дождя на барханах пустыни,
взмывают, ударившись, лишние люди.
Курится их жертва, их самосожженье –
кому приносимое? Вряд ли всем тем,
кто принял его на свой счет. Но молитвы,
но мук добровольных вовек не спускают
отвергнутым, детски взыскавшим небес.
Дуэль на штопаных презервативах
Пьеса-мелодрама в стишках на русском языке. Посвящается кавказской войне 2008 года.
Действующие лица:
Пукич – импозантный мужчина в дорогом костюме. Говорит с легким славянским акцентом.
Шуб - импозантный мужчина в дорогом костюме. Говорит с легким западным акцентом.
Джигитов - импозантный мужчина в дорогом костюме. Говорит с легким восточным акцентом.
Косолапов - импозантный мужчина в дорогом костюме. Говорит с легким славянским акцентом.
Тамрико – девочка 8 лет с большими черными глазами. Говорит с сильным детским акцентом.
Акт 1, он же последний.
Пукич: Вот такие-то дела.
Косолапов, надувай.
Косолапов: Взял уже трехсотый.
Ай!..
Пукич: Неужели злобный Шуб
проколол?
Джигитов: Что слышу? Так…
Косолапов: Никак нет!
Шуб: В горах возня…
Тамрико: День рожденья у меня!
Пукич: Что же, брат, пора бросать.
Косолапов: Я готов, как пионер.
Джигитов: Я надую тоже, сэр?
Шуб: Коли можешь, надувай.
Пукич: Хенде хох, козлы! Гуд бай!
Косолапов: Посильнее размахнусь –
и пришлепну.
Джигитов: На тебе!
Пукич: Раб позорный на рабе.
Косолапов: Точно так. Они кругом
тараканами кишат.
Жаль пускать негодных в дом,
как и их тараканят.
Тамрико: Отчего повсюду гром?
Шуб: Джигитов – идиот.
Джигитов: День последний настает!
Впрочем, вот тебе еще
штопаный промежду глаз -
угодил на этот раз!
Пукич: Тридцать штопаных сюда,
двадцать штопаных - туда!
Разольются – не беда.
Косолапов: Уловил! Мочу, мочу.
Там промокло все уже.
Шуб: Видеть всех вас не хочу
в вашем скучном трандеже.
Джигитов: Нет, поближе подберусь,
чтобы дать с размаху в нос.
Косолапов: Выпрямляюсь в полный рост!
Пукич: Я с тобою, не робей!
Все трое сталкиваются с разбега на высокой скале, держа на отлете свои штопаные снаряды. Тамрико, собирающая цветы, оказывается между бойцами и, сбитая с ног, катится в пропасть.
Тамрико: Мне страшно, мама!
Не хочу я умирать!
Пукич, Джигитов, Шуб и Косолапов: Твою мать!
Неча, дура, тут шнырять!..
ЗАНАВЕС.
Миротворцы
«Блаженны миротворцы, ибо они сыновьями Божьими нарекутся»
это бравые хлопцы, наряженные в камуфляж;
их вывозят в район, где бесчинствуют дикие горцы,
выдают автоматы и просят не сдерживать раж.
Вы уверены, что «Не убий» - это сказки для штатских,
тех, кого убивают наряженные в камуфляж,
чья судьба быть статистом спектаклей бездумных и адских,
где горят декорации, лезет этаж на этаж.
Господин президент, «миротворцы» - от древнего слова,
означающего не кровавую баню, а мир,
мир любой, от незыблемого до худого,
мир как цель - и, простите, не та, что повешена в тир.
Только это имел Он в виду и с горы проповедал.
Только этого мира творцов записал в сыновья.
Завтра сильный подавится, слабым теперь отобедав,
и в подножную грязь, как мы все, возвратятся князья.
Из окна
Таятся в чернеющих недрах Москвы
(вечернее шествие автомобилей)
ее непонятные дети. Вдали
стоят над высотками сизые тучи.
И в дремной глуши их, нежданно плеснув,
за миг разлетаются, медленно тая,
клочки белых перьев... Как будто бы Он
еще одно наше не принял посланье.
И ерничать нынче пред Ним не хочу.
Луна из осоки антенн снизошла.
Возьму ее череп алмазный руками.
Воскликну, как тот разуверенный дух:
"О, Йорик, о бедный, о бедный мой Йорик!"
Столь тихо, что слышно, как где-то внизу
звонит телефон у каких-то счастливцев.
1996 год
Волк
В набитой строительным бредом квартире,
где комнат, хранящих зиянье, четыре,
зарытый в Москву, как в стог сена иголка,
брожу, обрастая терпением волка.
Скитаюсь, бесценной судьбой обрастая.
В углах одиночества плешь золотая.
И если алмаз горлом всплыл втихомолку,
сжимаются челюсти юного волка.
Я писем не жду: по отчаянья тропам
никто не гуляет с подругами скопом.
И на телефон, что белеет радушно,
я лапой когтистой наброшу подушку.
Я сам выбрал лес, обернувшийся чащей.
и в час, когда спит мегаполис пропащий,
и всходит над ним моя высшая нота,
я вою над тусклой страницей блокнота!
1996 год
Тополиный пух – воплощенная лень
и кружение праздных мыслей,
невесомый пустяк, чепуха, дребедень,
дух, что нежен и не завистлив.
Он звездою плывет к твоему лицу
и навеивает желанье
облака считать и лелеять пыльцу,
улыбаться на все мирозданье.
С высоты рабочего этажа
мальчугана заметив с тем же недугом,
вместе с ним превращаться в чудо-пажа,
шлейф несущего вслед за июньским кругом.
«Мир ловил меня, но так и не поймал».
Эпитафия на могиле философа.
- А ты знаешь, кто изображен на пятистах гривнах? Сковорода.
- О! А хто її там намалював?
Подлинный разговор.
…Мир, говоришь, не поймал?
Вот ты стоишь, запертый в клетке воздушной,
каменный и беззащитный,
даже не переставляя
грязные комья лаптей.
Стриженный в скобку, похожий
на допотопную птицу.
Корму насыпала щедро
тебе молодежь золотая:
семечки, пробки, окурки…
Падают кегли бутылок,
блядствует пир пустоты.
Мир не словил, утверждаешь?
Бедный мой памятник, зомби.
Меньше всего здесь ты нужен.
Не продавец, не политик,
не покупатель-амеба
в слизи под микроскопом,
даже не Командор.
Только бродячий философ!..
Что там в гранитной котомке?
Библия по латыни,
луковица, сухари?..
Киев, Контрактовая площадь.
***
С.
Я мучаюсь от красоты
твоей, которую бессилен,
как отраженье из воды,
добыть из сердца, сделать былью.
Я мучаюсь от колдовства,
нас разводящего за руки,
и я кладу кругом слова,
я возвожу до неба звуки,
и я пытаюсь заточить
себя с тобой в посильной башне,
повесить на звезду ключи
и отогреть огонь домашний.
А день, как день, приходит – злой,
такой, что снов не изваяешь.
А ты стоишь передо мной
и, улыбаясь, извиняешь.
1995.
***
Если бы Бастер Китон
свалился с луны в наше время,
он хохотал бы месяц,
словно повсюду - в креме
испачканные рожи,
потом бы ему стало грустно,
он сел бы и слезы вытер,
и, каясь, воскликнул: «Боже»!..
18.06.2009.
Украинский танец
Мне кажется, бегут они к Днепру,
чтоб в воду опускать свои веночки,
и ленточки струятся на ветру,
и ветер надувает их сорочки.
Вдруг взвизгнут громко и быстрей помчат,
в ладоши хлопнут, стукнут каблучками.
И ночь сияет в черных их очах,
и тонкий месяц вышел над полями,
над хатой, над серебряной межой,
и каждая кохается с любимым…
И каждая качает головой,
смеясь задумчиво над счастьем мнимым.
2001.
Рейтинг: 0
48 просмотров
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
