В КОНЦЕ ПУТИ

Слепая ночь водила до зарои,

до петухов, уставших от безмолвья,

и бросила у запертой двери,

как птица разоренное гнездовье.

Измученная ветрами скала –

дотронься – и рассыплется как призрак –

в лучах взметнулась. Ночь ушла и мгла,

лишь слезы родника как укоризна.

И вниз с обрыва молча соскользнув,

змеей струится сумрак по ущелью,

заснеженной вершины гордый клюв

раскрылся грозно, языком алея…

Стою один, не ведая, что рок

мне уготовил. Страха нет – сомненье.

И надпись на двери – десяток строк,

не понятое мной стихотворенье.

Дотронулся. И, словно бы, ожег:

Прикосновенье тайну мне раскрыло:

за дверью этой Души судит Бог,

и только совесть (сделал что) – мерило.

Войти иль не войти? А пустят ли?

Иные ждут подолгу. Час ведь Судный.

Нагнувшись, взял я горсть родной земли,

стучу как сын, домой вернувшись, блудный.

Сейчас мне скажут: вот дорога в ад,

а эта – в рай, все кончено навечно.

Стою и жду, и сам себе не рад,

не рад, что не прошел я путь свой млечный.

Пусть крест судьбы моей тяжелым был –

тащил его безропотно и честно.

Да, оступался, падал, где-то ныл,

Но жизнь – не поле, там где люди – тесно.

Бывало, уходил. Случалось так.

Но не был я предателем ни разу:

искал, писал стихи (но за пятак)

и не любил дурацкие приказы.

Я помню все. Готов на все ответ.

Единственное – жизнь была короткой.

Хочу еще раз видеть белый свет,

начать сначала, очутившись в лодке.