Я истерзанный рваный кусок.
Я измотан и выжат как сок. Стая псов
Под окном стережет и готовит в окно мне прыжок.
За оброком, отведать мой бок на зубок.
Я проглочен с макушки до пят.
Беспощадно я скомкан и смят. И зажат
Силой лютой теперь я, что меня караулит за дверью.
В ледяной пещере забыт и потерян.
Под ехидной ухмылкой бардового месяца
В душах видно: нечисть щебечет и бесится.
Я изжеван снова испугом и трепетом.
И я размазан разом соплями по лестнице.
Рухнул готовый, как солома поломанный.
Телом цел, только духом никчемный я.
У крыльца моего поселилася, взвилася
Неуемная сила темная...
Правит мною не воля, не сила:
Одинокая ночь торжествует ревниво.
Душу плоть окунула в чернила, пленила;
Душу в мерзости плоть утопила.
Наедине три черных дня, четыре черных ночи
Я в черном в черных четырех трехкомнатных стенах,
Как мрачный призрак старого гнезда рабочих,
Кругами хожу от окна до окна.
Стучу дверьми, скреплю костьми, гремлю цепями.
В пустой моей темнице со мною только память,
Как верил жизни вслух, но смерти верил тайно;
Как все ждал, что когда-нибудь случайно...
Одни и те же сны мне ночь за ночью сняться,
Где не ее прижать к себе ищу, а к ней прижаться;
Где зверь мутных вод идет стеной, идет за мной;
Как должен мой бокал опять наполнится виной.
Грозный булат над негодной главой.
Как жалок, лежу дрожу на плахе незримой.
Толи, безумный, смеюсь над собой,
Толи в смертный свой час, плачу я, подсудимый.
Теперь я боюсь, теперь уже страшно.
О, как же я смел так назваться отважно!
Я верил! я верил, смогу, но не смог...
И жизнь не подарится дважды!
И кто-то так же, верно, живет лишь Надеждой...
И верит наивно хоть в самую малость...
Надежда лишь на чудо, на чудо лишь держит.
Это все, что кому-то осталось, досталось.
[Скрыть]Регистрационный номер 0254431 выдан для произведения:
Я истерзанный рваный кусок.
Я измотан и выжат как сок. Стая псов
Под окном стережет и готовит в окно мне прыжок.
За оброком, отведать мой бок на зубок.
Я проглочен с макушки до пят.
Беспощадно я скомкан и смят. И зажат
Силой лютой теперь я, что меня караулит за дверью.
В ледяной пещере забыт и потерян.
Под ехидной ухмылкой бардового месяца
В душах видно: нечисть щебечет и бесится.
Я изжеван снова испугом и трепетом.
И я размазан разом соплями по лестнице.
Рухнул готовый, как солома поломанный.
Телом цел, только духом никчемный я.
У крыльца моего поселилася, взвилася
Неуемная сила темная...
Правит мною не воля, не сила:
Одинокая ночь торжествует ревниво.
Душу плоть окунула в чернила, пленила;
Душу в мерзости плоть утопила.
Наедине три черных дня, четыре черных ночи
Я в черном в черных четырех трехкомнатных стенах,
Как мрачный призрак старого гнезда рабочих,
Кругами хожу от окна до окна.
Стучу дверьми, скреплю костьми, гремлю цепями.
В пустой моей темнице со мною только память,
Как верил жизни вслух, но смерти верил тайно;
Как все ждал, что когда-нибудь случайно...
Одни и те же сны мне ночь за ночью сняться,
Где не ее прижать к себе ищу, а к ней прижаться;
Где зверь мутных вод идет стеной, идет за мной;
Как должен мой бокал опять наполнится виной.
Грозный булат над негодной главой.
Как жалок, лежу дрожу на плахе незримой.
Толи, безумный, смеюсь над собой,
Толи в смертный свой час, плачу я, подсудимый.
Теперь я боюсь, теперь уже страшно.
О, как же я смел так назваться отважно!
Я верил! я верил, смогу, но не смог...
И жизнь не подарится дважды!
И кто-то так же, верно, живет лишь Надеждой...
И верит наивно хоть в самую малость...
Надежда лишь на чудо, на чудо лишь держит.
Это все, что кому-то осталось, досталось.