Дед
ДЕД
Поутру весна-блудница
вновь изнемогла
и под этот мир старинный
без стыда легла.
Колокольным звоном небо
очищать пора…
…Из окна палаты белой
часть видна двора,
обнесённая забором,
за которым – рай…
– Ты уж, дед, держись давай
и не помирай:
благодать природой правит,
яблони цветут…
– Разве мне теперь подняться?
Столько не живут…
– Это, дед, не по-солдатски –
ты же фронтовик!
И с такой войны вернулся –
чуть прижало, сник.
– Мне, земляк, годов-то столько –
и не сосчитать…
– Брось, ещё пойдёшь по девкам
косы расплетать!
– Да какие ещё девки,
кол когда в груди?
– Разве, дед, не интересно,
что там, впереди?
– Мне как раз не интересно,
там уже бывал:
в сорок третьем под огнём
Днепр переплывал…
– Я тебе же не о фронте –
что нас дальше ждёт?
– Знамо что – могильный камень
да душа в излёт.
– Рано, дед, себя хоронишь –
голова ж цела.
Скоро бабка дома встретит…
– Бабка умерла…
Ты, сынок, мне лучше спирта
у сестры спроси –
может, сердцу сполегчает? –
воду принеси.
– При любой грудной хворобе
пить запрещено.
– Смерти что теперь бояться,
коли всё равно?..
Вдруг соседу стало худо –
побелел лицом.
Побежал я за сестрицей:
– Плохо там с отцом…
Взяли деда на каталку,
увезли с собой.
Закусил он только губы,
будто снова в бой…
Застелил кровать я деда,
скучно почитал,
у окна сидел с обеда –
голубей считал…
Где-то ночью просыпаюсь –
вижу силуэт:
кто-то странный на кровати…
Пригляделся – дед!
Но моложе лет на тридцать:
ровная спина,
портупея, орден Славы
ясный, что луна.
Ладный «дед» из гимнастёрки
достаёт кисет:
– Хватит спать, земляк, замёрзнешь!
Куришь или нет?
Вот меня и подлечили:
хоть куда жених!
Я сейчас в комендатуру –
догонять своих.
Полк-то наш до Кёнигсберга,
видно, дошагал…
Говорят, что Черняховский
умер генерал…
Встал солдат, одёрнул форму,
подтянул сапог,
вещмешок худой набросил:
– Прощевай, браток!
Мне войны, надеюсь, хватит:
зверь – и дома зверь…
Крепко мне пожал он руку
и ушёл за дверь.
Я в растерянности только
вслед ему кивнул.
«Я б с таким пошёл в разведку», –
думая, заснул…
Разбудили утром солнца
бодрые лучи.
Птицы что-то расшумелись –
кажется, грачи.
«И почудится ж такое?
Дед – опять солдат,
хоть сейчас готов к атаке –
был бы автомат…»
У окна я поразмялся
и поприседал,
санитарке при уборке
тумбочки сдвигал.
Тут сестрица заглянула,
волосы – смольё:
– Маша, с дедовой кровати
собери бельё.
– Что случилось, дорогуша,
если не секрет?
– Да какие там секреты?
Умер твой сосед.
Не хватило деду силы:
жизнь – она ж хрупка.
С той войны носил осколок
ниже у соска…
Бабки нет – да есть ли дети?
Хоронить кому?
Каково на белом свете
жить-то одному?..
Все ушли – тоска осталась,
ранит тишина.
Но от мира снова жизнь
зачала весна…
…Снял пижаму я со стула –
веришь или нет? –
нахожу в кармане правом
вышитый кисет!
Да ещё учуял запах –
от махры же дым!..
…Пусть на небо примет Бог
деда молодым…
ДЕД
Поутру весна-блудница
вновь изнемогла
и под этот мир старинный
без стыда легла.
Колокольным звоном небо
очищать пора…
…Из окна палаты белой
часть видна двора,
обнесённая забором,
за которым – рай…
– Ты уж, дед, держись давай
и не помирай:
благодать природой правит,
яблони цветут…
– Разве мне теперь подняться?
Столько не живут…
– Это, дед, не по-солдатски –
ты же фронтовик!
И с такой войны вернулся –
чуть прижало, сник.
– Мне, земляк, годов-то столько –
и не сосчитать…
– Брось, ещё пойдёшь по девкам
косы расплетать!
– Да какие ещё девки,
кол когда в груди?
– Разве, дед, не интересно,
что там, впереди?
– Мне как раз не интересно,
там уже бывал:
в сорок третьем под огнём
Днепр переплывал…
– Я тебе же не о фронте –
что нас дальше ждёт?
– Знамо что – могильный камень
да душа в излёт.
– Рано, дед, себя хоронишь –
голова ж цела.
Скоро бабка дома встретит…
– Бабка умерла…
Ты, сынок, мне лучше спирта
у сестры спроси –
может, сердцу сполегчает? –
воду принеси.
– При любой грудной хворобе
пить запрещено.
– Смерти что теперь бояться,
коли всё равно?..
Вдруг соседу стало худо –
побелел лицом.
Побежал я за сестрицей:
– Плохо там с отцом…
Взяли деда на каталку,
увезли с собой.
Закусил он только губы,
будто снова в бой…
Застелил кровать я деда,
скучно почитал,
у окна сидел с обеда –
голубей считал…
Где-то ночью просыпаюсь –
вижу силуэт:
кто-то странный на кровати…
Пригляделся – дед!
Но моложе лет на тридцать:
ровная спина,
портупея, орден Славы
ясный, что луна.
Ладный «дед» из гимнастёрки
достаёт кисет:
– Хватит спать, земляк, замёрзнешь!
Куришь или нет?
Вот меня и подлечили:
хоть куда жених!
Я сейчас в комендатуру –
догонять своих.
Полк-то наш до Кёнигсберга,
видно, дошагал…
Говорят, что Черняховский
умер генерал…
Встал солдат, одёрнул форму,
подтянул сапог,
вещмешок худой набросил:
– Прощевай, браток!
Мне войны, надеюсь, хватит:
зверь – и дома зверь…
Крепко мне пожал он руку
и ушёл за дверь.
Я в растерянности только
вслед ему кивнул.
«Я б с таким пошёл в разведку», –
думая, заснул…
Разбудили утром солнца
бодрые лучи.
Птицы что-то расшумелись –
кажется, грачи.
«И почудится ж такое?
Дед – опять солдат,
хоть сейчас готов к атаке –
был бы автомат…»
У окна я поразмялся
и поприседал,
санитарке при уборке
тумбочки сдвигал.
Тут сестрица заглянула,
волосы – смольё:
– Маша, с дедовой кровати
собери бельё.
– Что случилось, дорогуша,
если не секрет?
– Да какие там секреты?
Умер твой сосед.
Не хватило деду силы:
жизнь – она ж хрупка.
С той войны носил осколок
ниже у соска…
Бабки нет – да есть ли дети?
Хоронить кому?
Каково на белом свете
жить-то одному?..
Все ушли – тоска осталась,
ранит тишина.
Но от мира снова жизнь
зачала весна…
…Снял пижаму я со стула –
веришь или нет? –
нахожу в кармане правом
вышитый кисет!
Да ещё учуял запах –
от махры же дым!..
…Пусть на небо примет Бог
деда молодым…
Нет комментариев. Ваш будет первым!