Эхо поэта.

Я спою на проклятой гитаре тебе, милый друг.
Я спою, сколько будет угодно, мой верный Есенин,
Чтоб избавился ты хоть на миг от любви злостных мук,
Чтоб забылся прищуренный глаз и тепло ее рук...
Драгоценный поэт, не отвергните каплю забвенья!

Да, любовь хулигана способна гореть и сжигать,
Но, однако, ее созидание необратимо.
Я тебе буду петь, буду просто тебя направлять.
Поддаваться иль нет? - не отвечу. Тебе выбирать.
Ах, Есенин! Я, как твоя муза, почти что незрима...

...Краску будня я смазать никак не могу. Научи,
Научи этой маленькой мудрости, брат Маяковский!
А потом я сыграю ноктюрн средь беззвездной ночи,
Запоют водосточные трубы. Молчишь? Ну, молчи...
Только мне ли не знать хмурый взгляд твой, суровый да жесткий.

Тихо буду смотреть, как черкаешь строку за строкой,
Чтоб последнюю нежность излить до решающей точки.
Дым табачный уже не развеется и сквозняком.
И дышать тяжело, и курок не нажать над виском...
Маяковский, родной, я зажгу тебе звезды-плевочки.

...Сквозь границы веков я металась к их грустным сердцам.
Не хранитель, не муза, а только лишь эхо поэта.
Короля вновь узнав - ах, Ахматова! - лишь по глазам
Серым, Лермонтова находя по молитвы словам,
Просто их берегла, в судьбах не оставляя ни следа.

Но когда зазвучат то ноктюрн среди труб, то гитара,
Знайте - эхо живет! Принимая опять свою кару,
Я страдаю с поэтом, чтоб мир не терял его дара...