Загорелые ноги коньячных оттенков,
Ослепительно белые юбка и топ.
Ты стояла с ракеткой у теннисной стенки,
И считала удары, нахмурив свой лоб.
Как большой гуманист и любитель искусства,
Покоритель вершин, открыватель начал,
Я смотрел на неё: безупречно, но грустно,
Совершенство всегда вызывает печаль.
Белый лист завсегда остаётся безликим,
Своим цветом, скорей, предвещая обман.
Чтоб хорошее стало реально великим,
Должен быть хоть какой-нибудь мелкий изъян.
Но судьба иногда не жалеет подачек,
Так в отвалах угля вдруг найдётся алмаз:
Отскочив под углом, хулиганистый мячик
Налетел и ударил обидчицу в глаз.
Я её утешал, и опухшую щёку
Охлаждал, принесённым компрессом из льда.
И жалея о том, что судил я жестоко,
Понял, что полюбил. Навсегда. Навсегда.
[Скрыть]Регистрационный номер 0448321 выдан для произведения:
Загорелые ноги коньячных оттенков,
Ослепительно белые юбка и топ.
Ты стояла с ракеткой у теннисной стенки,
И считала удары, нахмурив свой лоб.
Как большой гуманист и любитель искусства,
Покоритель вершин, открыватель начал,
Я смотрел на неё: безупречно, но грустно,
Совершенство всегда вызывает печаль.
Белый лист завсегда остаётся безликим,
Своим цветом, скорей, предвещая обман.
Чтоб хорошее стало реально великим,
Должен быть хоть какой-нибудь мелкий изъян.
Но судьба иногда не жалеет подачек,
Так в отвалах угля вдруг найдётся алмаз:
Отскочив под углом, хулиганистый мячик
Налетел и ударил обидчицу в глаз.
Я её утешал, и опухшую щёку
Охлаждал, принесённым компрессом из льда.
И жалея о том, что судил я жестоко,
Понял, что полюбил. Навсегда. Навсегда.