Рандеву

Опять скорбит о лебеде Сен-Санс,
мелодия струится в синий вечер,
окутанные ожиданьем плечи,
усталость клонит в низкий реверанс.

Луна всплыла над пеной облаков,
впиваясь чем то острым под лопатку,

с Сен-Сансом плакать вместе даже сладко,
как после отпущения грехов...

Остановилась суета сует,
затих эфир, а сердцу нет покоя,
к твоей щеке прильнула б я щекою,
мой, тающий в дали туннеля, свет.

Любимый мой, меж нами ночь и даль,
и лишь Луна сияет нам обоим,
всмотрись в нее, пусть сердце пьет запоем
меж пятен растворенную печаль.

Пусть Время, перелистывая дни,
раскрасит красным фазу полнолунья,
когда Луна, как сводница-колдунья,
лучами тянет между нами нить.

Любимый мой, тебе посвящены
осенне-дозревающие звезды,
и вороха сонетов, что увез ты,
щемящей памятью уже освящены.

А близнецы не выношенных строк,
терзают в схватках рвущуюся душу,
но рифма-повитуха молча душит
новорожденный непорочный слог.

Слова оглохли, онемел их смысл
в плену цитат, в цепях банальных штампов,
и бьется чувство, как волна о дамбу,
на гребень бунта вздыбливая мысль.

Любимый мой, у зеркала Луны
спроси сейчас: кто самый одинокий?
И ты услышишь трепет биотока
глаз, отраженных с этой стороны.

Здесь на хрустальном алтаре любви,
среди бессмертников и померанцев,
лежат пиковой мастью, как в пасьянсе,
превратности коварной "се-ля-ви".

Злой гений мой здесь проиграл Судьбе
рецепты приворотного напитка,
и без него мне явь - сплошная пытка -
слепая ностальгия по тебе.

Без нежности твоей мне не найти
куда прильнуть душою бесшабашной,
без губ горячих холодно и страшно,
как сумасшедшей, сбившейся с пути.

Мой тайный смысл земного бытия,
всех мыслей вечный камень преткновенья,
мой каждый тост, мой ключ от вдохновенья,
Апостол мой, религия моя,

жизнь без тебя - клиническая смерть,
лишь вера в то, что я тебя увижу,
остылой кровью медленно, но движет,
даря терпенью каменную твердь.

Но этот день, как горизонт в снегу
сливается с таким же снежным небом,
и встречи фантастическую небыль
я ворожу на картах, как могу.

Я жду тебя, как жаждут волшебства.
вот так Ассоль ждала свой Алый парус,
так Пенелопа распускала гарус,
Джульетта исцелялась от вдовства.

Я нежность рук не устаю искать,
и все во мне, до кончика фаланги,
еще парит в свечах Паризе-танго,
и вторит ритму редкий пульс в висках...

Когда из почек вызреют стихи -
гибрид левкоев и косматой хвои,
я ими замещу твои обои,
все лучше, чем раскосые штрихи.

С рулонами романсов и баллад
явлюсь в день Ангела, как снег в апреле,
и будет петь дует виолончелей,
всегда настроенных в минорный лад.

Я распахну стеснительность души
пророчествам, гаданьям и приметам,
плесну румянца в серые рассветы,
на выцветший небесный крепдешин.

Подам к десерту радугу из грез,
загаданных со времени Авесты,
составлю икебану из созвездий,
которой позавидовал бы Крез.

Засахарю цукатами слова,
чуть окунув их в запах земляники,
и подарю тебе, как дарят книги,
там будет - тысяча одна глава.

Чтоб расточась флюидами вокруг,
стихи поили мистикой преданий,
и берегли, когда меня не станет,
от сплина твой безрадостный досуг.

Любимый мой, ты дал мне столько прав,
сколь есть у трепетной любви - надежды,
но я живу ни здесь, ни там, а между -
под дулом долга, в рот воды набрав.

Я - в вечном рабстве у шальной Судьбы,
и в долгой ссоре с ветреной Фортуной,
и жизнь моя, как дефицит иммунный,
не приспособлена природой для борьбы.

Как победить мне полчища причин,
Спаявшихся как кладка пирамиды,
Когда и случай на меня в обиде,
И в сотне шансов -"за" - всего один.

Мой неоплатный долг, мой банный лист,
мой неотвязный, неподъемный якорь,
он сросся с сердцем сложностью двоякой,
воздвигнув ложью чести обелиск.

Любовь и Долг - изжеванный сюжет,
но если долгу лишь повиноваться,
то люди перестали бы рождаться,
зачем им свет, когда любви в нем нет?

И если не Любовь первейший долг,
каким обманом оплатить другие,
как, пряча ложь под помыслы благие -
на черный креп надеть венчальный щелк?

Нет! Ближе мне мятежные сердца,
я ратую за откровенность речи,
пусть смысл убойнее, чем залп картечи,
но лучше так, чем титул подлеца.

Ведь мерзость лжи - убийственней свинца,
коварней яда душу искалечит,
а правда, как предвиденье Предтечи,
дыханьем бабочки касается лица.

Какой же принцип Рок употребит,
Любовь иль Долг, униженный обманом?
но Космос душ - не у Судьбы в кармане,
она - лишь перекресток их орбит.

Пространство-время, разделяя нас,
не властно над четвертым измереньем
любви моей - мятежной и смиренной,
над строчками рожденными сейчас.

Любовь моя - Мир эфемерных сфер,
два одиночества - вся суть его дизайна,
два полюса у одичавшей тайны,
с Луной, пленённой кружевом портьер.

Я вижу здесь совсем не глянцем глаз,
а странным суггестическим наитьем,
души твоей священное прибытье -
я чувствую, уже счастливых - нас...

Свиданье взглядов дрожью сквозняка,
щекочет все натянутые струны,
вступает сказка светом полнолунья,
как эхо музыки, издалека.

Мой ласковый, - нальем по чашкам чай
и подождём, когда остынет трепет...
когда от слов останется лишь лепет...
перетекающий в безумное - "прощай".

Не улетай... - Лети! - Звони, пиши...
Пришли мне ландыши на день рожденья...
а зеркала так строги осужденьем,
бесстрастной констатацией морщин...

Любимый мой, пришествиям твоим
предшествует почти тысячелетье,
вот и сегодня - истекает третье,
как мы с Сен-Сансом и Луной грустим!

Ждем, что совьются души в рандеву,
и призрачный наш замок станет тесен
для фейерверков, ландышей и песен,
совсем таких, как были наяву...