ПО УЛИЦЕ ЖИЗНИ МОЕЙ

 Ольга Святкова

 ПО УЛИЦЕ ЖИЗНИ МОЕЙ…

(Обвеснение в любви)

Печатается с любезного разрешения Святковой Екатерины Алекссевны, матери поэтессы, художника и мультипликатора

   ЛЕТУЧАЯ КОРОВА

Господь мне выдал душу небодливую,

Да дьявол, знать, забрал себе рога.

Но по ночам с конями звездогривыми

Летаю я в небесные луга.

В хлеву косятся взглядами недобрыми:

Мол, от тебя удой, что от козла.

А мне плевать, пока свистят над ребрами

Мечты моей высокие крыла.

И пусть кнутами хлещут сплетни-пакости,

Пусть крутят хвост бельчонком в колесе,

Я не отдам и грамм своей "нетакости"

За все на свете тонны "быть, как все"!

   ДО АНГЕЛОВ

Распахнулась душа, как окно в духоте,

Чаша неба бездонно полна.

Напивается кто-то вином до чертей,

Я до ангелов жизнью пьяна.

И сквозь ночи и дни

Предо мною они

Возникают, где б я ни была,

И, пролетом с верхов,

Сеют зерна стихов,

И роняют перо из крыла.

И хранят мой покой

Синий ангел морской

И березовый ангел лесной,

Звездный ангел снегов,

Росный ангел лугов,

Слезы мамины - ангел земной.

Мокрый ангел дождей,

Ангел добрых людей,

Пчельный ангел душистых полей,

Сонный ангел Луны,

Звонный ангел струны,

Вольный ангел синиц-журавлей.

Алый ангел костров,

Шалый ангел ветров,

Солнцезарнейший ангел хлебов,

Светлый ангел небес

И мой ангельский бес,

Чертов ангел, чье имя - Любовь.

   *   *   *

Утро. Половодьем тишины

Залит дом по верхние балконы.

Кормят пухлых первенцев Весны

Тонененькие вербные мадонны.

В кухне сладко дремлют куличи,

Крашенки бочок слегка надтреснут,

И хрустальной радостью журчит

Луч в окно...Ну как тут не воскреснуть!

   МАТЬ-И-МАЧЕХА

Мать-и-мачехой газоны конопаты.

В свежем небе ветру чисто и вольготно.

Это осенью считаются цыплята,

А весенние пушистятся бессчетно.

Мать-и-мачеха. Над солнечною пылью

Пара бабочек проносится, играя.

И души моей растрепанные крылья

У одной из них. Ах, знать бы, чья - вторая?!

   *   *   *

Доча-березка, склоняясь над майской водой,

Тайно от мамы любуется первой сережкой.

Тянется к Солнцу кленовый листок молодой

С ветки доверчивой крошечной детской ладошкой.

Щупает мир осторожно, как маленький джинн,

Освобожденный лучами из почки-бутылки,

А на зелененькой коже наметкой морщин

Еле заметны прозрачные тонкие жилки.

В сеточке этой пока нить Судьбы не ясна,

И потому столь беспечно он ветру кивает.

Только лишь Линия Жизни так вечно длинна,

Как лишь весною да в солнечном детстве бывает.

   ЛИСТВА ПРИЛЕТЕЛА

Кому-то весна, оживляя, ручьем пропоет,

Кому-то к душе приласкается вербой пушистой,

А я отмечаю, как праздник, волшебный приход,

В то утро, когда распускаются первые листья.

Проснешься - в окошке зеленым крылом шелестят

Березки, что только вчера белой кожей блистали,

И кажется: с птицами с юга вернулись назад,

Те желтые стаи, что в осень печально слетали.

Как будто студеное время в беспечном краю

На пальмах, тепла набираясь, они пережили,

И снова вернулись в зеленом на ветку свою

В тот сад, где шуршащие вальсы прощально кружили.

Вернулись, чтоб снова могли мы надеждой дышать,

Вернулись, чтоб сердцу опять захотелось решаться.

Природа, пускай пожелтела под осень душа,

Ее никогда не лишает весеннего шанса.

И звезды не гаснут, и снова в предмайской ночи

Знакомый пейзаж возникает под вечною кистью.

Художник Саврасов."Весна. Прилетели грачи".

Художник Весна. Полотно "Прилетевшие листья".

   ТРИ ПОДРУГИ

У плетня избенка ветхая,

                   века прошлого ровесница,

Половичным эхом полнится,

                        шепчет сказки о былом,

Но когда фатой заветною

                 стайки яблонь заневестятся,

Бойко блещет за околицу

                       свежевымытым стеклом.

Там, подругою старинною,

                  над утекшей в Лету речкою

Гнет береза одряхлевшая

                         ствол столетнею дугой,

Но под бурю соловьиную,

           вспоминая стройность прежнюю,

Украшает кудри редкие

                     нежной девичьей серьгой.

И сама речная старица,

                     гордо выпрямив излучины,

Вновь звенит струною смелою,

                            страстью юною полна.

И смеются три красавицы,

                       три подруги неразлучные:

- Ох, девчонки, что же делает

                         с нами, глупыми, весна!

   *   *   *

Рубашка с драными локтями.

Деревня. Майский выходной.

Лопата мягкими ломтями

Кромсает каравай земной.

Лес, точно новая раскраска,

Чуть тронут лиственным штришком,

И ветер, кофта распояской,

Гуляет в поле босиком.

И маслом солнечным намазан

Гряды раскрошенный ломоть,

И счастья дивная зараза

Насквозь пронзает кровь и плоть.

И время стрелки еле тянет.

И жизнь - такая благодать!

Ну, просто сердце взять, ломтями

Нарезать и на всех раздать!

   ОКРАШЕНО!

Весенним жаром тело ошарашено,

И душу так и тянет загулять,

А на скамейках надписи: "Окрашено!"

Пора менять, свежить и обновлять.

И расцветают чистыми балконами

И вымытыми окнами дворы,

И вновь газоны делают зелеными

И небо синим диво-маляры.

И на тропу войны выходят женщины

В прекраснейшей раскраске боевой,

И Солнце свежим золотом расцвечено

Над пахнущей олифою Москвой.

А кисточка все носится безбашенно,

В распахнутые курточки скользя.

И сердце стонет: " Я в Любовь окрашено,

И эту краску смыть ничем нельзя!"

   НА ЦЫПОЧКАХ

На скатерти неба румянится

                                    свежею выпечкой

Лихой колобок, что от бабушки-вьюги

                                                      ушел.

И юная травка, по-детски вставая

                                              на цыпочки,

Наивно торопится стать поскорее большой.

И, бабочкой выйдя из куколки-почки,

                                                торопится

Зеленые крылья раскрыть молодая листва.

И в душах опять ожидание праздника

                                                    копится,

И мелко дрожит натянувшийся нерв-тетива.

И день, встав на цыпочки, тянется, тянется,

                                                       тянется...

И сердце стучит, не желая сидеть взаперти.

Ах, мой Колобок, что же ты

                     так спешишь подрумяниться?

Весна молода, и тебе от нее не уйти!

   И ДОЛЬШЕ ВЕКА ДЛИ..

Находки - спутники потерь,

Не бойся перемены знака.

Весна откроет  в зиму дверь

Свечной строкою Пастернака.

И эта свечка со стола

Взмывает на плечо каштана,

И вновь земля белым-бела

Метелью мая окаянной.

И топит белая сирень

Дворы в пахучем нежном шторме,

И дольше века длится день,

Который год нам душу кормит.

И так строчит - не сосчитать!

Безумный пулемет в запястье,

Что хочется подковой стать:

Пусть кто-нибудь найдет на счастье!

   *   *   *

Капельное умолкло фортепьяно,

И каблучки в сухой асфальт стучат,

И на газонах листики тюльпанов

Зелененькими ушками торчат.

И пишет верба Солнцу нежно-робко

Веснушки кистью в золотой пыльце,

И кто-то целый день открытой скобкой

Рисует нам улыбку на лице.

И все открыто: форточки и души,

Безоблачное небо и глаза,

И ветер шепчет:"Слушай... слушай... слушай...

Я так давно хотел тебе сказать..."

Не ждите, одеяла и подушки,

Я нынче к вам в объятья не нырну!

Тюльпанных листьев остренькие ушки

Торчат из клумбы, слушая весну.

    ТАТУИРОВАННЫЙ АСФАЛЬТ

Промчал шумливый вешний дождь,

Насытив небо синевой,

И вновь асфальт, как дикий вождь,

В татуировке меловой.

Там клетки "классиков", цветы,

И белых чудиков семья.

И третий справа - это ты,

А первый слева - это я.

Там сердце стрелкой меловой

Дрожит в асфальтовой груди.

И детской строчкою кривой

Два слова:"Светка, выходи!"

И Светка с веером в руке

Выходит в белом на балкон

И на асфальтовом цветке

Гадает:"Он или не он?"

А может, это серый слон,

Что носит город на спине,

Влюбившись в ясный небосклон,

Строчит признания во сне?

И Солнце девочкой спешит

Посланье белое прочесть.

И мел шуршит, шуршит, шуршит,

И верится, что счастье есть.

   *   *   *

На концерте мая листья длиннопалые

                                                  каштанов,

Словно руки пианиста, бьют по клавишам ветров,

И на сердце так лучисто, и душа так

                                                        первозданна,

Точно статуя, с которой только сдернули покров.

И каштановые свечи начинают разгораться,

И такой салют чудесный сжат сиренями в горсти,

Что, как в детстве, вновь на плечи тянет папины

                                                             взобраться

И по радуге оркестра в небо с шариком уйти.

   *   *   *

Открыт весны асфальтовый альбом,

И дни чисты, как детские рисунки,

И кто-то там в крылато-голубом

Перебирает золотые струнки.

И плащ летит крылами за плечом,

И луковый хохол торчит из сумки,

И лимонадным солнечным лучом

Наполнены тюльпановые рюмки.

И счастье миллионом пузырьков

Играет в этой чудной газировке.

Чуть щиплет нос, и ясно, и легко,

Как в юной одуванчика головке.

Открыт весны асфальтовый альбом,

К его пастелям подписей не надо.

И кто-то там в крылато-голубом

Рисует нам кого-то в белом рядом.

   ОБВЕСНЕНИЕ В ЛЮБВИ

Осенит ли грустью осени,

Разленивит летний зной,

Но любовь, куда ни брось ее,

Все равно, - весна весной.

И под солнечную звень ее,

Сквозь душевный сухостой

Так выносит вдохновение

Строчной зеленью густой,

Так обнять весь мир пытается

Острой нежности волна,

Так поспешно разрастаются

Слов крылатых семена,

Что любому, без сомнения,

Ясно: как ни назови,

Все стихи - лишь обВЕСНЕние

ОБВЕСНЕНИЕ в любви!

    *   *   *

Я люблю этот мир!

             И не будь, как песчинка, ничтожна,

На руках бы носила его,

               от напастей храня.

Я люблю этот мир!

              Но, ей-богу, понять невозможно:

Он, огромный, прекрасный,

              ЗА ЧТО ОН

                          так любит меня?

   *   *   *

Пять сорок. Май. К утру притихший город

Сопит по-детски чисто и светло.

Но сон твой бритвой солнечной распорот,

И сам ты чист и ясен, как стекло.

И ясен мир до головокруженья,

И чувствуешь, дыханье затая,

Что ты - всего лишь нитка постиженья

На бесконечной ткани бытия.

   БОНСАЙ

В небеса прямоствольно летя,

Вы сплетаете с ветром дыханье.

Я - бонсай, вечный карлик-дитя,

Повесть сада в карманном изданье.

Мне мешали раскинуться вширь,

Гнули ствол и корежили корни,

Но незримая ветка души

Продолжала расти непокорно.

И когда, до рассвета шурша,

Льется вешних сонетов страница,

Так цветет эта ветка-душа,

Как высоким-прямым и не снится.

И поет бело-пламенный май

В жалкой келье оконно-стеклянной.

Проживем, как нам тел ни ломай,

Лишь душа бы не стала карманной!

   ПАМЯТЬ

Память. Пленки трепаной

Бег вперед-назад.

Под стекло закопанный

Фантик - детский клад.

Сад невестноплатьевый,

Лета пьянь-гроза,

Все, что осязательно,

И обнять нельзя.

Осени бессонные,

Длинные гудки,

Зимами беленые

Косы да виски.

Скука маской гипсовой,

Горя злой ожог,

Счастьем в небо вписанный

Солнечный кружок...

Низаные четками

Срезки бытия,

Вы храните четкими

Фрески наших "я".

   ДЕРЕВЯННАЯ ЛОЖКА

Ты не подходишь к названью "столовый прибор",

Как акваланг не подходит к нырянию в щи.

Бок деревянный, слегка кривоватый узор,

Но от руки, ну, а значит, чуть-чуть от души.

Точно какой-то волшебный и добрый секрет

Прятался в том рукодельно-наивном "чуть-чуть".

- Папа! Блестящими ложками полон буфет.

- Дочка! Вкусней деревянной, других не хочу!

Сколько с тобою заштопано старых носков,

Скольким кастрюлям и мискам ты чистила дно!

Стерся в борщах и окрошках твой жар хохломской,

Да и хозяин глядит в неземное окно.

Горечь разлуки растает, как след на песке,

Вещи не плачут, владельцев своих хороня.

Только когда я тебя прижимаю к щеке,

Папины губы из детства целуют меня.

   ВОЕННЫЙ СОН

Как ни люты времени ветра,

Тем же сном подушка горяча:

Мама. 41-ый. Два ведра

Тяжелы для юного плеча.

Злые птицы, на крылах кресты,

Косяками на Москву летят.

А в избе - кровавые бинты,

"Пить!" - сухие губы шелестят.

День и ночь кипит на печке шприц,

Люди в белом не смыкают глаз.

Вдруг одна из крестокрылых птиц,

Клюв раскрыв, за мамой погналась.

И, визжа подраненным зверьком,

Рвется наст от бомбовой пурги.

Мама! Мама! Дом недалеко!

Мама, умоляю, добеги!

И безумный пульса метроном,

Обжигая, бухает в мозги.

Крутит мир ведром с пробитым дном.

Мама! Дорогая! Добеги!

Уцелела. Знать, успел Господь

Отвести зловещий клюв стальной.

Но наследством въелся в кровь и плоть

Мне тот бег вперегонки с войной.

И душе, не знавшей черных лет,

Лишь в кино видавшей "мессера",

Снится пыльных трасс дрожащий свет,

И стучат осколки в дно ведра.

...В сером небе страшный клюв кружит,

Вязнет старый валенок в снегу...

Если в этот раз не добежит,

Я уже проснуться не смогу!

   *   *   *

Морщины - автографы лет:

Немое разлучное эхо,

Окопные борозды бед,

Веселые лучики смеха,

Межбровная скорбная ось.

Как будто, согласно Природе,

С ладоней все то, что сбылось,

На щеки и лоб переходит.

Тревог и сомнений пейзаж,

Раздумий крутые дороги.

Мусолит Судьба карандаш,

Подводит на лицах итоги.

Измятые складки души,

Открывшей себя нараспашку...

Все можно разгладить, ушить,

Да жизни не сделать подтяжку.

   ДЕРЕВЕНСКИЙ СТАРИК

Блин-кепарик на челе,

Стоптанные тапки.

Первый парень на селе,

А село - три бабки.

Дым дешевых папирос,

Пиджачок истлевший.

Жил землей и в землю врос,

Точно старый леший.

Корни рук, морщин кора,

Бровь - седыми мхами.

Въелось в кровь: труды с утра,

Отдых с петухами.

По привычке, не со зла,

Солит слово матом.

Грубо прост, как хлеб, зола,

Поле, лес, лопата.

Но поднимет взгляд на вас

Из-под кепки драной -

И застынешь в сини глаз

Врубелева Пана.

   ТРИ МАЭСТРО

О, Троица: Скрипка, Труба и Гитара!

Ваш стон, перелив, перезвон,

Как раненых в битве рука санитара,

Спасает от гибели он.

Гитара, ты Верою греешь и кормишь,

Как преданный друг у костра.

Труба, ты Надеждою парус мой полнишь,

Как ветром упругим: "Пора!"

Ты, Скрипка, Любовью уносишь то к раю,

То в бездну кидаешь в огне.

А может быть, я - инструмент, и играют

Три дивных маэстро на мне?

И если порою сгибается криво

В потемках мой жизненный путь,

То будит во мне ваше стройное трио

Струну, чтобы к Солнцу вернуть,

Чтоб снова душа распрямилась и встала

И сбросила цепи раба.

Любовь моя, Скрипка,

                   друг верный, Гитара,

Мой ветер Надежды - Труба.

...Три вечных маэстро,

               и Бах наш усталый,

Беспечный наш Моцарт - Судьба...

   БЕРЕЗЫ

Как чиста в нашей грешной обители

Ваших слез животворных струя!

Вы, березы, не Божьи ль хранители,

Что скорбят за питомцы своя?

Или траур под белыми платьями,

Чтобы милых вернуть из земли,

Скрыли жены, невесты и матери

Тех солдат, что домой не пришли?

Иль безмолвных сестер милосердия

Вы - святой благодатный спецназ?

Но становишься в чем-то бессмертнее

И крылатее, глядя на вас.

   НЕБЕСНАЯ МОСКВА

Над столицей неба синева

По-апрельски чисто глубока,

И ампирных фризов кружева

Лепят нежным гипсом облака.

Призрачный мерцающий фасад

С мудрым ликом ласкового льва.

Словно, как в небесный Китеж-град,

Скрылась в сини старая Москва.

И сиянье материнских глаз

В невесомой голубой воде,

Всё прощая, осеняет нас,

Втиснутых в холодный новодел:

"Я навеки с вами, москвичи.

Можно ль маме от детей уйти!

Время распыляет кирпичи,

Но любовь и память не снести!"

... Белый лев у тающих ворот,

С белой галкой белоснежный крест,

В белом Таню Ларину везет

Маменька на ярманку невест...

   ИГЛА

По кофточке неба скользит самолета игла,

Кому-то опять расстоянье и время сшивая,

И тянется след, исчезая, как нитка живая,

В которой портным не поставлена точка узла.

И снова воздушная блуза Земли голуба.

А я все стою и смотрю, как в возвышенной ткани

Сшивает кому-то разбитые ини и яни

Своею таинственной нитью портниха-Судьба.

   БУМАЖНЫЙ ЗМЕЙ

Мальчишка по небу бумажного змея

Выгуливал, словно по парку щенка.

Виляя хвостом, от восторга шалея,

Змей прыгал, пытаясь лизнуть облака.

А может, в обличье газетно-дворняжьем

Змей древний пытался заклятия нить

Порвать, чтобы где-то ранетом бумажным

Адама и Еву опять соблазнить.

   ПЕРИСТЫЕ ОБЛАКА

Облаками тонко-перисты небеса.

То ли ветер пепел фениксов разбросал,

То ли ангел перья лишние обронил,

То ли судьбы кто-то  пишет нам

                                      без чернил,

То ли папоротник листьями ввысь парит,

Чтобы знали мы, где истинный

                                      клад сокрыт.

То ли просто в этой снежности

                                            перовой

Слился общий выдох нежности

                                            мировой.

 ЗВЕЗДА

Складки пыльных гардин на окошке моем

Не смыкаются сном никогда,

И мигает мне ночью в открытый проем,

Как старинной знакомой, звезда.

Словно кто-то сигнальную лампу зажег

И в летящем над бездной окне

Посылает слова тех неведомых строк,

Что к рассвету пригрезятся мне.

- Ну, куда ты? Останься со мной! Погоди!

Дай дослушать лучей перебор!

- Не могу. Столько окон еще впереди,

Где на душу не вешают штор!

И струится прекрасных сигналов поток,

Навещая окно за окном,

И ложится под утро строка на листок,

Всем о разном и всем об одном.

   *   *   *

По улице жизни моей не ходит общественный транспорт,

Там вяжет прабабушка Тишь чулок одинаковых дней.

Но трелью дрожит соловей в ее воробьином пространстве,

Когда ты с букетом летишь к своей ненаглядной не-мне.

На шумном проспекте твой шарф прихлопнется

                                                             дверью маршрутки,

И вновь, деревянным штыком спустив козырек до бровей,

Мой стойкий солдатик-душа замрет на посту

                                                             до минутки,

Когда ты вернешься назад по улице жизни моей.

   *   *   *

Когда шуршит в твоей руке

Газеты утренней страница,

Когда в буфетном кипятке

Чаек у губ твоих томится,

Когда расческой ты ведешь

По голове своей вихрастой,

Когда кивком бросаешь в дрожь

Мое робеющее "здравствуй",

Когда летает в тишине

Твое крылатое дыханье...

О, как тогда понятно мне,

ЧТО называется стихами

   НЕ ОТПУСКАЙ МЕНЯ!

Не отпускай меня на волю вольную!

Тепло и ласково в твоем плену.

Мне небо кажется с ушко игольное,

Коль в море глаз твоих я не тону.

Не отпускай меня! Домашней пташкою

Я грею перышки в твоей руке.

Без клетки тесно мне, без цепи тяжко мне,

Немеет горлышко на сквозняке.

Не отпускай меня! Сама отвечу я

За то, что ты меня так приручил.

Дай тайно-пламенной молитвой свечною

Светится с именем твоим в ночи.

Не отпускай меня! Я вечной Гердою

К тебе прикована, мой милый Кай.

Позволь консьержкою твои предсердия

Беречь от холода. Не отпускай!

   ЗЕМЛЯНИКА В МОЛОКЕ

Сеет дождичек мелкий.

Небо цвета холста.

Земляника в тарелке

Молоком залита.

Горка алых сердечек

В море снежной волны.

Дождик саду лепечет

Горько-нежные сны.

Сердце в дрёмном тумане

Заждалось едока.

Шепчет дождик: "Обманет».

Ложь! Я буду сладка.

Стонет лето осенне,

Губы неба кривя,

Мне бы в стоге, на сене!

Да не сохнет трава.

Деревянная ложка

В глину миски стучит.

Плачет дождик в окошко.

Земляника горчит.

   ЯЗЫК ЛЮБВИ

Застыли ложки-фонари

В заварке ночи чайной.

Молчи, молчи, не говори!

Язык любви - молчанье.

Слиянье глаз, дыханья дрожь,

Немые крики нервов.

"Сначала было слово" - ложь,

Безмолвье было первым!

Молчи! Ветрам весны плевать,

Дано ли розе имя.

Душе всегда тесны слова,

Она живет над ними.

Пусть наш роман не сдать в печать:

Он весь из многоточий,

Молчи! Коль есть о чем молчать,

То разговор не кончен.

   *   *   *

Москву так чисто вымыло

Душистой сластью липовой -

Хоть как на грудь любимую

Ложись, от счастья всхлипывай!

Так пропитало нежностью

Калач сердечный скважистый,

Что рановсталой свежестью

Усталый вечер кажется.

И жизнь так споро клеется,

Медовым чудом смазана,

Что впору вновь надеяться,

Что будет все досказано.

   *   *   *

Есть слова, что друг к другу тянутся,

Как магнитные полюса,

И строка поднимает парусом

Их сокрытые голоса.

И душа каравеллой носится

По высокой, крутой волне,

Удивляясь:"Ужели, Господи,

Это все родилось во мне?

Как? Откуда?" Что строить версии!

Упивайся шальным хмельем!

Просто снова Любовь браконьерствует

В заповеднике сердца твоем.

   ДЖИГА

На мысочки! Ну-ка, прыгай!

Что нам хмарь над головой!

Мы станцуем с ливнем джигу,

Танец эльфов дождевой.

Он хмельней, чем джин и виски,

Свеж, задорен и свиреп.

Эй! Развей мой сплин английский,

Проливной ирландский степ!

Ноги выше! Спин не горбим!

Прыгай, лужи не щадя!

Прочь, тощища, старый гоблин,

Моет души душ дождя!

Уф! Устали... В Дублин тучи

Едут, ветер оседлав.

Сердцу эльфово-летуче.

Кончен бал. Good-bye, my love!

   *   *   *

Как чуток и звонок наш город, от пыли оглохший,

Когда в нем отпляшут безумные летние ливни!

Он, будто сорвавшая шоры рабочая лошадь,

На волю уносится вскачь жеребенком счастливым.

И, словно ребенок, впервые ласкающий пони,

Ты тонкую шею его обнимаешь руками.

А следом летят, как огромные красные кони,

Трамваи, трамваи и ржут от восторга звонками.

И грязный асфальт превращается в ясное небо,

И в небо из неба врываемся мы бесшабашно.

И Солнце сияет над нами божественным хлебом,

А он для души никогда не бывает вчерашним!

   *   *   *

Порой так светлопразднично хорош

День будний, январем припорошенный,

Как будто ты, Зимою приглашенный,

С подарком в чудный дом ее идешь.

Идешь, бездумно светел и лучист,

Ничто тебя заботой не лопатит,

И, словно накрахмаленная скатерть,

Снег хрустко-свеж и непорочно чист.

Так чист, что хоть судьбу на нем пиши

Набело, без ошибок и помарок.

И чудится тебе: ты сам - подарок,

Бесхитростно простой, но от души.

И кажется: в любую дверь войди,

И кто-то, словно в Новый год мальчишка,

Сорвав обертку старого пальтишка,

Тебя прижмет, как дар небес, к груди.

   ЗАПАХ СЧАСТЬЯ

Ах, какой чудесный запах

У духов, чье имя - Счастье!

Мандаринно-хвойнолапной

Новогодней детской сласти

В гамме с маминой рукою,

Колыбельной, словно песня,

Папы гладкою щекою

В самый белый день воскресный.

Хлеба вздох, арбуз мороза,

Талых  вод и гроз оттенки,

Липа, тополь и береза,

Сенокосный мед и пенки,

Терпкий бриз осеннесонный

Слит небесным парфюмером

В мигов маленьком флаконе,

Что хотелось длить без меры.

...Шпально-дымный дух дорожный

Поездов, где двое катят...

И деньгами пахнуть можно,

Если их с любовью тратят.

   У МОРЯ

Ветер лениво листает прибоя страницы,

Грудями дюны стоят, охраняя покой.

Ах! Что за диво - лежать и бездумно лениться

С детски любимой пиратскою книжкой

                                               морской!

Солнце лениво стекает загаром по коже,

В небе ленивой отарой ползут облака.

К черту сундук мертвеца! Всех пиастров

                                            дороже

Просто внимать золотому молчанью песка.

Просто лежать и лениться, не зная печали,

Книгу прибоя листая на дюнной груди.

Парус у дальнего мола закладкой

                                            причалил,

Значит, все лучшие главы еще впереди!

   БАЛТИЙСКОЕ РОНДО

Пахнет йодом. Ветра обжигают висок.

Серебрятся прибойные клавиши.

Непогодой раздет, загорает песок,

Отдыхая от нас, отдыхающих.

Пахнет йодом. В халатике пенном волна

Заливает следовые оспины.

И свобода, свобода, крылато сильна,

Вьется чайкой над морем и соснами.

Пахнет йодом. Природа, как мудрая мать,

Разлила пузырек перламутровый,

Чтобы ветром свободы в полет поднимать

Всех, уставших наружно и внутренне.

Чтобы каждый отведал свой счастья кусок,

Над заботами крылья расправивши.

Пахнет йодом. От нас отдыхает песок.

Серебрятся прибойные клавиши.

   МОРСКОЙ АНГЕЛ

Он обнимет тебя, словно брата,

И одарит улыбкой такой...

О, дельфин! Мой незримо крылатый,

Всех спасающий ангел морской!

Так летит он волной милосердной,

Бесконечно на помощь спеша,

Что, должно быть, намного бессмертней

Человечьей дельфинья душа.

И когда обрывается морем

Не мятежной судьбы его нить,

Он взмывает, чтоб ангелом горним

Нас, как прежде, от горя хранить.

Чтоб, и глядя сквозь Божие воды,

Наши души в скорби не бросать.

Потому что крылатой породы

Все, что может любить и спасать.

   ТАВОЛГА

Таволга сладостью пенится,

Словно в медовом котле

Райского сада вареньице

Ангел готовит Земле.

Это из нежной душистости

Пенной цветочной волны

Лето готовит нам чистые

Свежие детские сны,

Чтобы медовым кипением

Смыли мы взрослую грусть.

Пусть это только мгновение,

Лишь дуновение! Пусть!

Пусть быстроцветней, чем таволга,

Гаснет его волшебство,

То, что чудесно не надолго,

В нас и чудесней всего!

   ВЕТЕР

Город вывернут ветром, как зонт, наизнанку:

Не закроешь, не сложишь никак!

Скаля молнии, тучи ведут перебранку,

Свора черных небесных собак.

Перепуган до смерти, троллейбус рогатый

Сыплет искры слезой голубой.

Ветер, ветер! Ну, что ты? Зачем ты? Куда ты?

Что творится сегодня с тобой?

То за волосы дернешь, подставишь подножку,

В ухо свистнешь, с дорожки спихнешь,

То украдкой погладишь кленовой ладошкой,

Духом липовым сладко шепнешь.

То свирепо громишь водосточные трубы,

Схватишь кепку - и деру: "Лови!"

Как нелепый мальчишка, от нежности грубый,

В грозном зареве первой любви.

   РАННИЕ ЯБЛОКИ

О, сада юные Джульетты

В девичьей прелести незрелой!

Вам не слагаются сонеты,

Не плещут струны менестрелей.

Но так воздушны ваши плоти,

И свежесть их - такого снега,

Что вкусишь - и душа в полете,

И телу хочется побега.

И, с безрассудностью нимфетки

С балкона в пустоту шагая,

Зовете вы покинуть ветки,

С влюбленным Летом убегая.

Пускай потом печаль охватит

Пустые кроны и Вероны,

Но разве жаль себя растратить

В едином взлете душ влюбленных!

Пусть не играть румянцем взрослым

Средь златолиственных регалий,

Но райский сад на то и создан,

Чтоб из него мы убегали.

   *   *   *

Ах! Как чисто и праведно спится

Нам под ласково плачущий дождь!

Улетает тревожная птица,

И не колет досадливый еж.

Льются слезы рекой безудержной,

Хоть платок выдавай небесам!

А тебе так легко-безмятежно,

Словно горе ты выплакал сам.

Словно сладостным плачем ребячьим

Мы смываем, как мел на доске,

Единицы и двойки, что прячем

В потаенном души дневнике.

Льется нежность волною щемящей,

Словно ласка из маминых глаз.

Значит, все же не так мы пропащи,

Если можно поплакать о нас!

Плачет ласково ласковый дождик,

Сея сон, словно ласковый стих.

Есть слеза, что и горю поможет,

Если льется она о других!

   ПОДМОСКОВНОЕ САФАРИ

В темном крапе теней золотится тропа

Меж могучими джунглями трав.

То ли лапы раскинул усталый гепард,

То ли шею - уснувший жираф.

Обезьянками виснут на ветках вьюнки,

Флегматичен пенек-носорог,

И летят полосатых берез табунки,

Словно тысячи зебровых ног.

Солнце львиную гриву к закату клонит,

Дремлет слон - лопоухий лопух,

Но куда-то манит и манит, как магнит,

Подмосковно-тропический дух.

И, беспечно подшерсток листвы теребя,

Ты проходишь по шкуре лесной.

Этот зверь ни за что не обидит тебя,

Потому что вы - крови одной.

   *   *   *

Шторная сеть на окне

Полнится рыбками бликов.

Кто-то, Живущий-в-стене,

Повести ночи дотикал.

Вышита Солнца канва

Птичьею ниткою звонкой,

Плачет от счастья трава

Чистой слезою ребенка.

Смятая сада кровать.

Сонных подсолнухов лица...

Этим нельзя торговать,

Можно лишь только молиться!

   МАЛАХИТОВАЯ ШКАТУЛКА

Петухи орут в заулке,

Не ступить в траву - роса.

Малахитовой шкатулкой

Распахнуло утро сад.

Слив бериллы, яхонт вишен,

Бус крыжовных изумруд.

Самоцветным жаром пышет

С каждой ветки на ветру.

Там - клубники аметисты,

Тут - смородины гагат.

Самый дивный, самый чистый

Детских сказок добрый клад.

Платьем бальным станет майка:

Примеряй любой убор!

Ты теперь сама - Хозяйка

Небывалых райских гор.

Пляшет искрой самоцветной

На огне варенья страсть.

Как вам нынче, мастер-Лето,

Эта чаша удалась!

Кружит вальсом бесконечным

Сладкобусинный дурман.

Вот уже забрался вечер

Сонной ящеркой в туман.

Малахитово-крыжовный

День до ниточки прожит.

Под подушкой сказ Бажова

Недочитанный лежит.

   АВГУСТЕЙШИЙ АВГУСТ

Кудри винограда, дынной плоти сладость,

Персиково-нежен, перцегрубо ал,

Августейший август, августейший август

Над Москвою правит свой безумный бал.

Солнечной колоды козырь самый пылкий,

Дай с тобой, червонный, нагуляться всласть!

Будем жить сегодня! Нет такой копилки,

Чтобы сохраняла счастье про запас.

Пусть полны авоськи рыночных сокровищ,

Рвутся души-осы в солнечный сироп.

Летнего приволья в банку не закроешь.

Будем жить сегодня! После - хоть потоп!

   *   *   *

Грустнобелой березы пониклость,

Вешнетканные ситцы небес,

Вы со мной так сроднились и свыклись,

Как свыкается с телом болезнь.

Ранней осени хрусткая спелость,

Летний ливневый пляс на лугу,

Вы со мною так дивно стерпелись,

Что без вас я уже не могу.

Лес, укутанный снегом по горло,

Одинокой сороки крыло,

Нас друг к другу плотнее притерло,

Чем к ноге и дороге - седло.

В этой чертово-ангельской гонке,

Где одна лишь награда:"Живи!"

Мы притерты, как две шестеренки

Сумасшедшей шарманки любви.

   *   *   *

Едва дождями отстрочит

В Москве, июлем распотелой,

Упрямый гриб в асфальт стучит,

Ломая серость каской белой.

Как будто встать стремится в строй,

Жив, как ни в чем и не бывало,

Солдат, что спал в земле сырой,

Шахтер, погибший под завалом.

Его напор неудержим,

Неукротима жажда света.

Долой асфальтовый режим!

Да здравствует свобода лета!

И, словно ключ из двери тьмы,

Торчит башка его победно,

И верится: бессмертны мы,

Как все живущее бессмертно.

Извечных истин семена

Пробьют ростками фальши залежь,

И душу, если есть она,

Ничем в асфальт не закатаешь!