Frost, Robert (1874-1963)
***
The Valley's Singing Day
The sound of the closing outside door was all.
You made no sound in the grass with your footfall,
As far as you went from the door, which was not far;
But had awakened under the morning star
The first song-bird that awakened all the rest.
He could have slept but a moment more at best.
Already determined dawn began to lay
In place across a cloud the slender ray
For prying across a cloud the slender ray
For prying beneath and forcing the lids of sight,
And loosing the pent-up music of over-night.
But dawn was not to begin their 'pearly-pearly;
(By which they mean the rain is pearls so early,
Before it changes to diamonds in the sun),
Neither was song that day to be self-begun.
You had begun it, and if there needed proof—
I was asleep still under the dripping roof,
My window curtain hung over the sill to wet;
But I should awake to confirm your story yet;
I should be willing to say and help you say
That once you had opened the valley's singing day.
*** День певчий над долиной
Закрытой двери стук, мир заглушить готов,
Не слышен шелест трав, и звук твоих шагов,
Прогулку от дверей я не сравню с ездой;
Но разбудила всё ж под утренней звездой
Одну из певчих птиц, что всполошила всех,
Она бы спать могла чуть дольше, без помех,
Решительных уже, рассветных красок туч,
Которые пробьют сквозь тучу тонкий луч,
Чтоб вырвать, будто нить, сквозь тучу тонкий луч.
Чтоб вырвать, сбросить вниз, под видом крышек прочь
И музыку включить, упрятанную в ночь.
Рассвет идёт вовсю, ни влажным, ни жемчужным,
(Что рано и дождю, жемчужным каплям дружным,
Пока не изменить их солнцем на алмаз),
Не из-за песни день начался в этот раз.
Ты начала его, хотя не это цель,
Я лишь на миг заснул, а с крыши шла капель,
Мой занавес окна навис и стал влажней
Проснусь и повторю историю о ней;
Я должен быть готов сказать тебе, любимой,
Что ты открыла мне день певчий над долиной.
Структура фразеологизмов и аллитераций Фроста практически сохранена. Сравнить не с чем, конечно все пытались это перевести, но пока никому это не удалось. Надеюсь, кроме меня! Песня практически готовая. Ритм строжайший ямб. В оригинале он более свободный.
ВСПОМИНАЯ ЗИМОЙ ПТИЦУ, ПЕВШУЮ НА ЗАКАТЕ День угасал в морозном блеске. Я шел домой - и в перелеске, Где стыла голая ветла, Почудился мне взмах крыла. Как часто, проходя здесь летом, Я замирал на месте этом: Какой-то райский голосок Звенел мне, нежен и высок. А ныне все вокруг молчало, Лишь ветром бурый лист качало. Два раза обошел я куст, Но был он безнадежно пуст. С холма вдали искристо-синей Я видел, как садился иней На снег - но он старался зря, Серебряное серебря. По небу длинною грядою Тянулось облако седое, Пророча тьму и холода. Мигнула и зажглась звезда. Перевод Г. Кружкова
Ее, наверное, слыхал любой В лесу, примолкшем к середине лета; Она поет о том, что песня спета, Что лето по сравнению с весной Куда скучней, что листья постарели, Что прежних красок на лужайках нет И что давно на землю облетели Цвет грушевый и яблоневый цвет; Она твердит, что осень на пороге, Что все запорошила пыль с дороги; Примкнуть к терпенью смолкших голосов То ли не может, то ли не желает И спрашивает, даром что без слов: Как быть, когда все в мире убывает?
Прощай до весны, неокрепший мой сад! Недобрые нам времена предстоят: Разлука и стужа, ненастье и тьма. Всю долгую зиму за гребнем холма Один-одинешенек ты простоишь. И я не хочу, чтобы кролик и мышь Обгрызли кору твою возле корней, А лось -- молодые побеги ветвей, Чтоб тетерев почки клевать прилетал. (Уж я бы их всех разогнал-распугал, Я палкой бы им пригрозил! как ружьем!) И я не хочу, чтоб случайным теплом Ты мог обмануться в январские дни. (Поэтому ты и посажен в тени, На северном склоне.) И помни всегда, Что оттепель пагубней, чем холода; А буйные вьюги садам не страшны. Прощай же! Стерпи -- и застынь до весны. А мне недосуг дожидаться тепла. Другие меня призывают дела -- От нежных твоих плодоносных стволов К сухой древесине берез и дубов, К зубастой пиле, к ремеслу топора. Весной я вернусь. А теперь мне пора. О, если б я мог тебе, сад мой, помочь В ту темную, в ту бесконечную ночь, Когда, онемев и почти не дыша, Все глубже под землю уходит душа -- В своей одинокой, безмолвной борьбе... Но что-то ведь нужно доверить Судьбе.
О мир ветров и гроз! Так много он пронес Над нами туч слоистых, Туманов водянистых И обложных дождей, Так мало было дней, Не омрачивших тьмою, Как траурной каймою, Безоблачную гладь, -- Что можно лишь гадать, Чем так душа согрета, Каким избытком света -- Не тем ли ярким днем, Что вывел нас вдвоем В распахнутые двери? Воистину я верю, Что в нем все дело, в нем! Лучился окоем, Цветы глаза слепили. И мы с тобою были Одни, совсем одни -- На солнце и в тени.
Вот тебе теплая моя рука, Согретая в кармане, -- приземляйся, Серебряный лоскутик черноглазый, Что отдыхает, распуская крылья В накрапах бурых. (Я б назвал тебя, Дружи я с бабочками, как с цветами.) Скажи-ка мне теперь, как ты рискнул Пуститься на такую авантюру: Зимой любимую себе искать? Нет, погоди, дослушай! Я-то вижу, Во что они обходятся тебе -- Полет и непосильная свобода. Не обретешь ты пары, не мечтай. Есть что-то человечье в этой доле, Извечное глухое невезенье, Несовпаденье сроков и судьбы. Ты прав, что толку сожалеть! Лети же, Пока ты не погаснешь на ветру. Должно быть, мудрости твоей нехитрой Хватило догадаться, что рука, Протянутая мной непроизвольно Над бездной, разделившей нас с тобой, Зла не таит и жизнь твою не сгубит. Не сгубит, верно; но и не спасет. Мне бы свою продлить еще немного.
Помочь сайту
Поздравления
