Её не первая любовь была ревнива,
Частенько квасила лицо ей от души,
Она ж отчаянно к тому ж была красива,
Его же методы – грубы, не хороши.
Он ревновал её по делу и без дела,
Нередко даже к телеграфному столбу,
Над беззащитной издевался очень смело,
Жаль, брата не было, кто б дал ему по лбу.
Она ему прощала часто униженья,
Он измывался над любовью и как мог,
И у неё просил нередко он прощенье,
А для неё, влюблённой, был - почти что Бог.
Он так её калечил сильно, бил нещадно,
Губя тем самым неземную красоту,
Зато, когда он притихал – душе отрадно,
Любил истерзанную им же наготу.
В минуты эти - на седьмом витала небе,
Наивно веря, изменился дебошир,
А он лишь заново лупил её во гневе,
Когда вползал домой он, посетив трактир.
Ещё к тому же, он болтался по борделям,
Она же дома незабвенного ждала,
Кабель, слонялся он, бывало, по неделям,
Ну, а её старили в жизни зеркала.
К тому же в доме он устраивал попойки
И предлагал её подвыпившим друзьям,
К которым девочки ныряли лихо в койки,
И отдавались там безудержным страстям.
Довольно долго тот она кошмар терпела
И как такое выносить она могла?
Душа страдала и её страдало тело,
За что ж безумно полюбить смогла козла.
И вот в одну из бурных диких вечеринок,
Её он зверски головой швырнул об стол,
Она скончалась, повод был всем для поминок,
А он с досады на неё остался зол.
Теперь уж некого лупить ему в квартире,
В любви сейчас на небесах её душа,
Без экзекуций пребывает в дивном мире
Души жизнь, шедшая по лезвию ножа.
Частенько квасила лицо ей от души,
Она ж отчаянно к тому ж была красива,
Его же методы – грубы, не хороши.
Он ревновал её по делу и без дела,
Нередко даже к телеграфному столбу,
Над беззащитной издевался очень смело,
Жаль, брата не было, кто б дал ему по лбу.
Она ему прощала часто униженья,
Он измывался над любовью и как мог,
И у неё просил нередко он прощенье,
А для неё, влюблённой, был - почти что Бог.
Он так её калечил сильно, бил нещадно,
Губя тем самым неземную красоту,
Зато, когда он притихал – душе отрадно,
Любил истерзанную им же наготу.
В минуты эти - на седьмом витала небе,
Наивно веря, изменился дебошир,
А он лишь заново лупил её во гневе,
Когда вползал домой он, посетив трактир.
Ещё к тому же, он болтался по борделям,
Она же дома незабвенного ждала,
Кабель, слонялся он, бывало, по неделям,
Ну, а её старили в жизни зеркала.
К тому же в доме он устраивал попойки
И предлагал её подвыпившим друзьям,
К которым девочки ныряли лихо в койки,
И отдавались там безудержным страстям.
Довольно долго тот она кошмар терпела
И как такое выносить она могла?
Душа страдала и её страдало тело,
За что ж безумно полюбить смогла козла.
И вот в одну из бурных диких вечеринок,
Её он зверски головой швырнул об стол,
Она скончалась, повод был всем для поминок,
А он с досады на неё остался зол.
Теперь уж некого лупить ему в квартире,
В любви сейчас на небесах её душа,
Без экзекуций пребывает в дивном мире
Души жизнь, шедшая по лезвию ножа.