Пред тобой я готов был пасть ниц,
И молиться, как на образа.
Увидав чёрный бархат ресниц
И твои колдовские глаза.

Страстно руки твои целовал,
И шептал про бесовскую страсть...
Так легко, словно в карты играл,
Думал козырь - червовая масть.

Ах, как на тройке, да с бубенцами,
Бросив всё, с любимой вдаль
Лихо мчались мы полями,
Грусть развеять да печаль!

Ах, как на тройке, да с бубенцами,
В ночь, в туман, в луга, в стога!
Лишь луна горит над нами,
Да блестит в реке вода.

Твои губы прекрасны и грудь.
Голос твой не даёт мне уснуть.
О блаженство тебя обнимать,
А потом целовать, целовать...

Помню взгляд, что божественно мил.
Гибкий стан, разжигающий пыл.
И слова:"Ты моя навсегда!"
Боже мой, как тебя я любил!

Ах, как на тройке, да с бубенцами,
Бросив всё, с любимой вдаль
Лихо мчались мы полями,
Грусть развеять да печаль!

Ах, как на тройке, да с бубенцами,
В ночь, в туман, в луга, в стога!
Лишь луна горит над нами,
Да блестит в реке вода.

Но вчера наяву иль в бреду,
Вскрикнул я, как от сабли удара,-
Ты гуляла под вечер в саду
С молодым и красивым гусаром.

Догорает свеча на столе.
Офицеру стреляться не трудно.
Я червовых набрал козырей,
Оказалось, что козыри - бубны...

Ах, как на тройке, да с бубенцами,
Бросив всё, с любимой вдаль
Лихо мчались мы полями,
Грусть развеять да печаль!

Ах, как на тройке, да с бубенцами,
В ночь, в туман, в луга, в стога!
Лишь луна горит над нами,
Да блестит в реке вода.