Я забыт Богом, как падший Рим,
И сижу с бомжом на остановке.
Мне двадцать лет.
Я стар, как проклятый мир.
Я - забытый ребенок на огромной парковке.
Я забыт, как процветающий Омск.
Мечтавший стать невероятным Парижем,
Пишущий о том, что ему в горле кость,
И что сгорело ещё чуть-чуть ниже.
Я не вспомнюсь, как и какой-нибудь великий нацист,
Спасший ребёнка из горящего дома.
Я всего лишь давно увядший нарцисс,
В дранном кресле с бутылочкой рома.
Я не вспомнюсь, как Цой, Джонни Депп и Нирвана.
Я - маленький прыщ на лице у Земли.
Я - недопоэт, и мне этого вовсе не мало.
Я такой же, как строки мои о любви.
Так же тащусь среди унылых панелек,
По улицам с неймингом великих фамилий.
Так же в субботу иль в понедельник
Сгнию в одинокой могиле.
Мечтал стать известным, слушая Баха,
Трясь носом о нежную женскую щеку.
Писатель в душе, в остальном - пошёл на*уй,
Или, если без мата, - в женскую щелку.
Я - не есть андерграунд, а лишь конченный лётчик,
Который мямлит о своём положении,
Сидящий в плену у вопросов и точек,
Между жалким ничем и поражением.
Жалуюсь богу, сидя у него на коленях,
Лицом зарывшись в серые пряди.
И мечтаю снова поесть дома печенье,
Чуть сильнее, чем о роскошной бл*ди.
Я за**ался от всех эстафет,
Я за**ался слушать наказы учителя.
Но стоит пачку открыть сигарет,
И смерть перестает быть мучительной.
Мы - сгоревшая свалка.
Мы - забытые дети.
Мы машем удачи своим рванным хвостом.
Если проснёшься, родная, и я не уеду,
Награди моё тело костром.
Награди моё тело крестом.
Ванишем избавь ковёр от пятен.
Именуй пустоту мою простором.
И поставь вместо памятника колесо,
Пусть останусь забыт, как падший Рим.
В раю буду с бомжом сидеть на остановке.
Мне было двадцать лет.
Я был стар, как проклятый мир.
Но остался забытым ребенком
На огромной парковке.
[Скрыть]Регистрационный номер 0485980 выдан для произведения:
Я забыт Богом, как падший Рим,
И сижу с бомжом на остановке.
Мне двадцать лет.
Я стар, как проклятый мир.
Я - забытый ребенок на огромной парковке.
Я забыт, как процветающий Омск.
Мечтавший стать невероятным Парижем,
Пишущий о том, что ему в горле кость,
И что сгорело ещё чуть-чуть ниже.
Я не вспомнюсь, как и какой-нибудь великий нацист,
Спасший ребёнка из горящего дома.
Я всего лишь давно увядший нарцисс,
В дранном кресле с бутылочкой рома.
Я не вспомнюсь, как Цой, Джонни Депп и Нирвана.
Я - маленький прыщ на лице у Земли.
Я - недопоэт, и мне этого вовсе не мало.
Я такой же, как строки мои о любви.
Так же тащусь среди унылых панелек,
По улицам с неймингом великих фамилий.
Так же в субботу иль в понедельник
Сгнию в одинокой могиле.
Мечтал стать известным, слушая Баха,
Трясь носом о нежную женскую щеку.
Писатель в душе, в остальном - пошёл на*уй,
Или, если без мата, - в женскую щелку.
Я - не есть андерграунд, а лишь конченный лётчик,
Который мямлит о своём положении,
Сидящий в плену у вопросов и точек,
Между жалким ничем и поражением.
Жалуюсь богу, сидя у него на коленях,
Лицом зарывшись в серые пряди.
И мечтаю снова поесть дома печенье,
Чуть сильнее, чем о роскошной бл*ди.
Я за**ался от всех эстафет,
Я за**ался слушать наказы учителя.
Но стоит пачку открыть сигарет,
И смерть перестает быть мучительной.
Мы - сгоревшая свалка.
Мы - забытые дети.
Мы машем удачи своим рванным хвостом.
Если проснёшься, родная, и я не уеду,
Награди моё тело костром.
Награди моё тело крестом.
Ванишем избавь ковёр от пятен.
Именуй пустоту мою простором.
И поставь вместо памятника колесо,
Пусть останусь забыт, как падший Рим.
В раю буду с бомжом сидеть на остановке.
Мне было двадцать лет.
Я был стар, как проклятый мир.
Но остался забытым ребенком
На огромной парковке.