За нашим домом рос огромнейший тутовник,
Буквально каждый тут казался мне как жемчуг.
Я лез на крышу в полдень, сразу после школы,
С куском лепёшки мамы, держась за ветки крепко...
Кормила махаллю так щедро шелковица,
И таял тут во рту мгновенно, сладко, сочно.
Девчонки - недотроги мазали им лица,
Хотели белыми казаться - помню точно...
Мы кушали его до самого и лета,
Сушился сам на крыше без труда, под солнцем.
Зимою были дети им всегда согреты,-
Сушеных тех плодов всё нам дарила осень...
Но кто-то из родных срубил его однажды,
Лишив нас навсегда того деликатеса.
Скучает по нему весной из нас но каждый,
Закончилась и этим наша драма, пьеса!
Ищу его на рынках я в мае, как родного,
А звался "марваридом” - белым, андижанским.
Не знаю, встречу ли на свете этом снова,-
Столь чистым был, молочным, словом, он был райским!
[Скрыть]Регистрационный номер 0216760 выдан для произведения:
За нашим домом рос огромнейший тутовник,
Буквально каждый тут казался мне как жемчуг.
Я лез на крышу в полдень, сразу после школы,
С куском лепёшки мамы, держась за ветки крепко...
Кормила махаллю так щедро шелковица,
И таял тут во рту мгновенно, сладко, сочно.
Девчонки - недотроги мазали им лица,
Хотели белыми казаться - помню точно...
Мы кушали его до самого и лета,
Сушился сам на крыше без труда, под солнцем.
Зимою были дети им всегда согреты,-
Сушеных тех плодов всё нам дарила осень...
Но кто-то из родных срубил его однажды,
Лишив нас навсегда того деликатеса.
Скучает по нему весной из нас но каждый,
Закончилась и этим наша драма, пьеса!
Ищу его на рынках я в мае, как родного,
А звался "марваридом” - белым, андижанским.
Не знаю, встречу ли на свете этом снова,-
Столь чистым был, молочным, словом, он был райским!
Да, Рахим, спасибо за воспоминания, и у меня рос тут только возле курятника. Всем хватало, сестре, брату и мне но больше всех ели куры. В армию ушёл из собственного дома, а вернулся в пятиэтажный курятник.