Оркестры, платформы, красотки едва только в перья одеты,
Любви и безумия искры под щётками синих ресниц,
И вот уж креолка укрылась с мужчиной за дверцей кареты,
А с ней и весь Рио в стекле с отражением множества лиц.
В том небе, откуда летели салюта горячие пряди,
Где лишь на секунду остался в пространстве невзрачный дымок,
Сиял пустотой чей-то взгляд, незаметный на ярком параде,
И только писатель его в карнавале заметить бы мог.
И снова креолка в толпе соблазнительно смотрит и дразнит,
И кто-то идёт к ней сквозь песни и крики, и пляшущий люд,
А сверху снимает на память великий фотограф весь праздник,
Свои фотовспышки вселенной, вложив в наш беспечный салют.