Он жив в сердцах: без выдоха и вдоха,
Всё на краю, на грани, у черты,
Он был для всех, как целая эпоха,
Горел костром, средь тусклой суеты.
Его душа осталась вместе с нами,
На колеснице правды пронеслась,
Накрыв волной вопросов, как цунами,
И в каждом вновь, из пепла, родилась.
Таких, как он, не часто дарит небо,
Без липкой фальши, лести - напоказ,
Он разделил, как будто корку хлеба,
Свою печаль и боль души за нас.
Его струна откликнулась набатом,
Спасая весь многострадальный Рим,
Видать, судьба была так виновата,
Что до сих пор трепещет перед ним.
Его слова - надежда и потребность,
И абордажный штурм – наперекор,
Он сохранил всю преданность и верность,
Своей стране и верен до сих пор.
Всплывают ритмы в памяти кромешной,
Тревожат душу, будто в первый раз,
И на земле такой тревожно-грешной
Он, как живой, шагает среди нас.
[Скрыть]
Регистрационный номер 0149030 выдан для произведения:
Он жив в сердцах: без выдоха и вдоха,
Всё на краю, на грани, у черты,
Он был для всех, как целая эпоха,
Горел костром, средь тусклой суеты.
Его душа осталась вместе с нами,
На колеснице правды пронеслась,
Накрыв волной вопросов, как цунами,
И в каждом вновь, из пепла, родилась.
Таких, как он, не часто дарит небо,
Без липкой фальши, лести - напоказ,
Он разделил, как будто корку хлеба,
Свою печаль и боль души за нас.
Его струна откликнулась набатом,
Спасая весь многострадальный Рим,
Видать, судьба была так виновата,
Что до сих пор трепещет перед ним.
Его слова - надежда и потребность,
И абордажный штурм – наперекор,
Он сохранил всю преданность и верность,
Своей стране и верен до сих пор.
Всплывают ритмы в памяти кромешной,
Тревожат душу, будто в первый раз,
И на земле такой тревожно-грешной
Он, как живой, шагает среди нас.