Он лимита раб и меры
Он лимита раб и меры,
Он отнюдь не егоза,
Он всегда в окраске серой,
Он не против и не за.
Не пойдёт на штык он с боем,
В спорах, как всегда, ничей,
Он лицо к лицу---ни в коем!
Как же---со спины ловчей.
Гладко выбрит, не неряшен,
Ритор лести---не Гаврош,
Он и нашим, он и вашим,
Отвернёшься---всадит нож.
Как обычно, под лопатку;
Мол, всё очень даже так.
Крутанёт его с оглядкой
и зигзагами во мрак.
Завтра вновь он не отстанет;
Не перечит, значит, свой,
А споткнёшься---тут же встанет
Тенью серой за спиной.
У таких нет в сердце Мужа,
И ответа нет на нет;
Мень безличию не нужен,
Как посредственности свет.
И стоит такая хвора
пред лампадами как вредь.
Иудейская притвора;
Посмотрите---верю ведь!
Тих и кроток; чин по чину,
В меру набожен, безлик,
Без личины, но с лучиной.
Только смотрит не на лик...
Он лимита раб и меры,
Он отнюдь не егоза,
Он всегда в окраске серой,
Он не против и не за.
Не пойдёт на штык он с боем,
В спорах, как всегда, ничей,
Он лицо к лицу---ни в коем!
Как же---со спины ловчей.
Гладко выбрит, не неряшен,
Ритор лести---не Гаврош,
Он и нашим, он и вашим,
Отвернёшься---всадит нож.
Как обычно, под лопатку;
Мол, всё очень даже так.
Крутанёт его с оглядкой
и зигзагами во мрак.
Завтра вновь он не отстанет;
Не перечит, значит, свой,
А споткнёшься---тут же встанет
Тенью серой за спиной.
У таких нет в сердце Мужа,
И ответа нет на нет;
Мень безличию не нужен,
Как посредственности свет.
И стоит такая хвора
пред лампадами как вредь.
Иудейская притвора;
Посмотрите---верю ведь!
Тих и кроток; чин по чину,
В меру набожен, безлик,
Без личины, но с лучиной.
Только смотрит не на лик...
Нет комментариев. Ваш будет первым!