Мы привыкли все жить в несвободе,
Обсуждая на кухнях царей.
Повинуяся стадной природе,
По законам живем лагерей.

   Нам кормушка милее сомнений.
   И тогда лишь готовы роптать,
   Когда суть основных изменений
   Позволяет нам душу топтать.

Нас продали, а с телеэкранов
Льется сладкая липкая ложь.
Нас на бойню ведут как \баранов\,
А мы прячем трусливую дрожь.

   Нас давно уж стравили друг с другом.
   И на строгом держа поводке,
   Водят \измами\ вечными кругом,
   Хлыст, держа наготове в руке.

Нам позволено жрать суррогаты,
Умирать от ошибок врачей.
Да детей отправляя в солдаты,
Слышать ложь поминальных речей.

   Рассуждая о качестве жизни,
   Мы за прошлое яримся в бой.
   Все мечтаем пожить в коммунизме,
   Тянем прошлое вслед за собой.

Восхваляем забытых тиранов.
Верим новым сквозь слезы и пот.
Сколько вынес коварных обманов,
Терпеливый забитый народ.

    Все ругают его, то за пьянство.
    То за ленность, и сонную хмарь
    Но везет он, тоскуя, поганцев.
    И ликует нечистая тварь.

Куршавели, Багамы и Сочи.
Нуворишей объявленных рать.
Вновь на кровные, нищих рабочих,
Хочет замки себе создавать.

    Отменили закон, растоптали.
    Растащили все недра в окрест.
    Вновь в прицел полицейский поймали.
    Чтоб народ православный нес КРЕСТ.

Чтоб царем назывался иуда,
Чтоб Диавол творил беспредел.
Полонили эфир мерзким блудом,
Будто сами они не у дел.

     Будто души они не продали
     За не чистый и денежный звон.
     Мироточат иконы в печали,
     Перезвон колокольный как стон.

Он несется над Русью скорбящей,
Он в сиротской несчастной судьбе.
Мы не слышим его не обрящем,
Не пускаем на сердце к себе.

     Наши дети наш путь продолжая,
     Видно наших не видят грехов.
     Подражают нам, вновь, подражают.
     Не ужели наш выбор таков...

И святого не видя знаменья,
На закланье мы их обрекли.
И потеряно то поколенье,
И затоплены те корабли.

    И стервятников стаи кружатся,
    Храмы жжет нечестивая тать.
    Не пора ли нам за руки взяться,
    И свободу свою отстоять.