ГлавнаяСтихиЛирикаГражданская лирика → Мои забытые сказания. Кузнецы

Мои забытые сказания. Кузнецы

25 января 2021 - Григорий Хохлов

Кузнецы

                                                           Посвящается Василию Королёву,

                                                          машинисту двухтонного молота


В жизни Василия была беда,

И правда, что ходит не одна она,

Всего одна осталась у него нога,

Но не сломалась его добрая душа…

На протез немного припадая,

Бредёт он, жизнь не проклиная.

Хоть и сердце щемит порой,

Но с виду он совсем герой:

Главное, с бедой не уединиться,

А то ведь можно и сломиться…

Одним он говорил, что в авиации служил

И самолётам хвосты он заносил,

Затем страшная авария была,

И там осталась правая нога.

Другим уже другое говорил

И так же весело шутил:

- Молодые ребята, кузнецы,

Гожусь я вам в отцы,

Но, видно, молодёжь уже не та:

Одним соловом – срамота!

И так Василий заливал,

Что долго смех ещё стоял,

Был он мастер пошутить,

И шуткой не хотел он оскорбить…

А рядом с цехом дрались воробьи,

И дракой были озабочены они,

А самый чёрный воробей – наглец

В кузнице прописанный хилей…

С камнем чужую руку Василий удержал,

Этот чёрный воробей, он жизнь узнал…

- Ты бей аристократов – молодец!

Сразу видно, что доблестный боец,

Тебя все норовят за глотку взять,

Быть птицей право норовят отнять…

Трагична и комична Василия судьба,

Пусть не типична, но поучительна она.

Другие говорят, что он ходячий анекдот,

Но на месте Василия очутился б тот.

Ведь легче человека осудить,

Ещё проще – унизить и оскорбить.

На всё это не надо много ума,

А человеку жизнь всего одна дана…

И двухтонный молот послушен Василия руке,

От поковок искры гаснут вдалеке.

Точен и рассчитан его удар,

Быть машинистом тоже нужен дар…

И вот ради шутки на боёк

Ребята раскрытый ставят коробок:

Василия короткий и точный взмах –

И спичечный коробок закрыт

При все восторженных глазах…

Все спички целы как одна:

Не дрогнула у Василия рука,

Но спору не пришёл и тут конец.

Другую проверку выдумал хитрец:

Ставит на боёк бутылку из под вина,

И пробка в бутылку чуть-чуть наживлена.

Опять короткий, точный взмах,

И Василий закупорил бутылку

При всех восторженных глазах…

В старые, застольные те времена

Жизнь не казалась так сложна,

Она сытнее и веселее была:

Расскованней была рабочая душа…

Тут даже Малая земля была,

Что возле ознра красиво пролегла.

Там часто собирались кузнецы,

И там были все равны, что дети, что отцы:

Это всё одна рабочая семья,

Что только-только вышла из огня.

Но в сердце всё же теплился он,

И заливали тот огонь вином…

И здесь Василий тоже тамада,

Он был, бесспорно, им всегда…

Другой здесь разгорелся спор.

- Ты плаваешь, Василий, как топор!

И закипела его азартная душа,

На траву упала протезная нога…

Скользнул он рыбкой на гребень волн

И шустро плыл волне наперекор…

Ликовала восторженно зевак толпа,

Победа Василия явная была,

А победитель, явно, уж раскис,

Что говорить, набрались все дориз…

Василия уж очень долго одевали

И ещё дольше до дома доставляли:

Наоборот была пристёгнута нога,

Но это не смущало никого тогда,

И что Вася уж очень плохо шёл,

Зато в воде он явно не топор…

А утром на работе

Вася грозы низвергал,

Жена Клава его сразила наповал:

- Заметно меньше пить ты стал,

Что сногой и совесть потерял…

Он кувалдой звал её всегда:

Видно, тяжела была её рука,

Что ласкала кузнеца и рыбака.

- Тебе всё повод, чтоб напиться

И чтобы из дома ловко смыться,

Умеешь над женой своей глумиться…

А был Василий действительно рыбак,

И улыбкой, и душой – всегда добряк.

Мог и напиться, и уловом поделиться,

Ведь на рыбалке всё могло случиться…

А порой с ними творились чудеса:

То ливнем низвергались небеса

И трезвели рыбаки под дождём.

То одежду ловко штопали огнём,

То вместо озера в густой туман,

Вот такой оптический обман,

Они бросали спиннинги туда…

Или всё это нечистого игра.

А утром, вот была у них потеха,

Бородищу распутывал неумеха…

В мозгах уже рассеялся туман:

- Глядь, а озеро совсем не там!

Раз Василий спал в воде,

Голова его покоилась на кочке,

А после отказал ноги протез,

И товарищ на себе до дороги вёз.

Но Вася и здесь не унывал:

- Я в переделках не таких бывал,

Сразу видно, что наша техника не та,

Не сломалась бы зарубежная нога…

И что не рыбалка, то новый анекдот,

Ох, и веселится трудовой народ.

А Василий масла подливал в огонь:

- Вот такой карась сорвался,

Ну совсем что конь…

Как попёр он спиннинг, треск стоял,

Жаль, что поздно это увидал.

Да ещё немного подвела нога…

- Аж катушка горяча была!

И опять Василий на своём коньке,

Нету ему равных в русском языке…

Загибал местами круто оборот,

Только слёзы утирал трудовой народ…

Раз поломка мелкая в молоте была,

Не по вине Василия произошла она.

Не разобравшись, мастер грубо накричал,

Но не таков Василий, чтобы промолчал:

- Что ты на меня орёшь, хоть и не дурак,

У меня, быть может, рак, а ты буром прёшь!

И по цеху дальше Вася пошагал,

Только рот раскрывший мастер

Всё столбом стоял,

Он такого хода ну никак не ожидал…

Только раз Василия подвела нога,

В снег бутылка выпала прямо рукава,

И тень подозрения пала на гонца:

- Видно, Вася, лишнего выпил ты винца…

И всю зиму снег тот подрывал,

Ту бутылку злополучную всё искал.

Показалось горлышко лишь весной:

Подозрение – хуже нет вины такой!

Как ребёнок, Василий ликовал

И даже пить вина не стал.

Видно было, что душой он чист.

«Не бывает грязным даже трубочист…»

Вот такая поговорка у него была,

И была жизнью проверена она:

А другой и телом чист, и умён,

Но выеденного яйца не стоит он…

Что говорить, Василия я лично знал

И, что грешить, тоже выпивал.

Н охоте и рыбалке с ним бывал,

Веселее человека так и не встречал.

Был всегда он на виду,

Да и пережил он не одну беду,

В моей жизни Вася – светлое пятно,

А многим это, согласитесь, не дано…

Мы какую-то двуличную жизнь ведём,

И вокруг себя создаём мы ореол.

А почему бы о себе смело не сказать,

Видно, до Василия нам не дошагать…

Пишем, что народ весь в труде,

Но не пишем мы, что в беде,

Что уже измотан русский народ

И что жизнь его всё крепче жмёт…

Ну, об этом мы потом,

А сейчас о друге одном.

Умел Василий дружбой дорожить,

И для меня их трудно разделить…

Неразлучны на рыбалке и в труде,

И даже есть схожее в судьбе:

Одна осталась у Василия нога,

У Саши на работе – раздавлена рука.

Они друг без друга никуда,

Крепко их свела судьба.

Везде они друг друга дополняли

И в шутках вряд ли уступали….

Хлопочет Василий у костра,

И, видно, будет ночь черна,

А котелке уже кипит уха,

И ни разу она не была плоха…

- Давай по маленькой, не грех,

Запас мы брали на троих.

Но видно есть ещё Всевышний,

И избавил нас от Саши, от хвоста…

Но тень вдруг отделилась от куста,

И пред нами Саша вдруг предстал

И уже в руках стакан пустой держал…

Что тут такое началось,

Насмеялся я тогда до слёз,

В красноречии никто не уступал,

Но Вачя верх всегда держал…

И утром, на утином перелёте,

Сам я был ещё на взлёте,

Но всё же четыре утки сбыл,

Чем рыбаков немало удивил.

На что Вася мудро так изрёк:

- Григорий, преподал ты нам урок,

А тут четыре пьяных карася попались,

Видно, знали, что вино осталось…

Он был немножечко мудрец,

И потому для кузнецов отец,

Немного поклонялся он вину,

Но всё это мило шло ему…

Раз на работе Василий успел набраться,

Его за печку уложили отсыпаться,

А ут время пришло опохмеляться,

Но Василий не хочет просыпаться.

И тогда Володя, наш бригадир,

Находчивостью всех кузнецов сразил:

- Василий, хочешь опохмелиться?

И уже Вася Стакан в руке держал,

И голос умилённо задрожал:

- Сыночки, родненькие вы мои,

И слёзы по щекам его текли…

Такой вот Василий человек,

Пусть долог будет его век,

По-своему прекрасен человек…

Непьющим это не понять вовек,

Живут, что яйцо – всё в скорлупе,

Гладко да чисто, что вблизи, что вдали,

Но треснула стерильная та скорлупа,

И куда вдруг исчезла чистота.

А рабочий человек весь в грязи,

Что в дали поглядеть что вблизи:

На нём нет защитной скорлупы,

Но об этом почему-то мы немы…

Рабочий юмор тоже ведь тяжёл,

Не от чистых он столов,

Его не надо как-то преподать,

Любой сможет его понять…

И снова Василий у костра,

В котелке друга варится уха,

И хоть вторая ночь ещё более черна,

Ондатра напоминала мало даже петуха.

Болотный заяц – её дословный перевод,

Но дело принимало скверный оборот,

Саша губы презрительно скривил:

- Наверно, Вася, не одного ты человека отравил!

И пусть Канада – великая страна,

Нам чужда эта презренная еда.

Пусть целебна, пуст деликатес,

Ондатру ешь ты сам, балбес!

На что Василий сразу возразил:

- Мало тебя отец уму-разуму учил,

Не умеешь людей ты уважать.

А я просто не давал бы тебе жрать!

Ондатра очень быстро убывала,

По вкусу зайца она напоминала,

Всё меня Василий – повар угощал,

Но с Саши хитрых глаз он не спускал.

И вот дрогнула Сашина рука,

Маленький кусочек угощения взяла…

Известно, что голод нам – не тётка,

И по самолюбию больно хлещет эта плётка.

Он забыл про Васю, что тот балбес,

И чуть ли не с руками в котелок залез…

Не надо тут театра и кино.

Быть артистом не всем дано…

Надо раз хоть на рыбалке побывать,

Чтобы кое-что о них узнать,

Но чтобы их понять и оценить,

Надо немало котелком воды испить…

Да что грешить, то и вина,

Ведь у всех рабочих жизнь одна.

Но и тут его обворовали,

Пусть не радость, но и ту забрали…

Поздней осенью, на первом льду,

Повстречал я парочку одну,

Я их сразу без труда узнал,

У лунок они устроили привал.

Уже давно на пенсии,

Всё также неразлучные друзья,

Говорю о Саше и Василии,

Их просто не узнать нельзя…

- Привет, друзья-кузнечики,

Ну, как живёте, человечики?

Но иссяк их юмора запас,

Или не до шуток им сейчас.

Василий бросил даже пить,

Что-то сердце стало вдруг шалить:

- Сто двадцать пенсия всего,

Теперь напейся на неё…

Мы не те ключи, видать, ковали,

Что своё здоровье потеряли,

А счастья так и не видали:

Пока ковали, другие всё забрали…

- Так слушайте, ребята-кузнецы,

Гожусь я вам в отцы:

Плохие настали времена,

За вас, рабочих, выпейте вина,

Я ещё помню, говорили в старину:

Пей и ешь, пока рот свеж!

Но, видно, устарела старина,

Или не для рабочих все эти мудрые слова…

                                                         1991 год.

© Copyright: Григорий Хохлов, 2021

Регистрационный номер №0488029

от 25 января 2021

[Скрыть] Регистрационный номер 0488029 выдан для произведения:

Кузнецы

                                                           Посвящается Василию Королёву,

                                                          машинисту двухтонного молота


В жизни Василия была беда,

И правда, что ходит не одна она,

Всего одна осталась у него нога,

Но не сломалась его добрая душа…

На протез немного припадая,

Бредёт он, жизнь не проклиная.

Хоть и сердце щемит порой,

Но с виду он совсем герой:

Главное, с бедой не уединиться,

А то ведь можно и сломиться…

Одним он говорил, что в авиации служил

И самолётам хвосты он заносил,

Затем страшная авария была,

И там осталась правая нога.

Другим уже другое говорил

И так же весело шутил:

- Молодые ребята, кузнецы,

Гожусь я вам в отцы,

Но, видно, молодёжь уже не та:

Одним соловом – срамота!

И так Василий заливал,

Что долго смех ещё стоял,

Был он мастер пошутить,

И шуткой не хотел он оскорбить…

А рядом с цехом дрались воробьи,

И дракой были озабочены они,

А самый чёрный воробей – наглец

В кузнице прописанный хилей…

С камнем чужую руку Василий удержал,

Этот чёрный воробей, он жизнь узнал…

- Ты бей аристократов – молодец!

Сразу видно, что доблестный боец,

Тебя все норовят за глотку взять,

Быть птицей право норовят отнять…

Трагична и комична Василия судьба,

Пусть не типична, но поучительна она.

Другие говорят, что он ходячий анекдот,

Но на месте Василия очутился б тот.

Ведь легче человека осудить,

Ещё проще – унизить и оскорбить.

На всё это не надо много ума,

А человеку жизнь всего одна дана…

И двухтонный молот послушен Василия руке,

От поковок искры гаснут вдалеке.

Точен и рассчитан его удар,

Быть машинистом тоже нужен дар…

И вот ради шутки на боёк

Ребята раскрытый ставят коробок:

Василия короткий и точный взмах –

И спичечный коробок закрыт

При все восторженных глазах…

Все спички целы как одна:

Не дрогнула у Василия рука,

Но спору не пришёл и тут конец.

Другую проверку выдумал хитрец:

Ставит на боёк бутылку из под вина,

И пробка в бутылку чуть-чуть наживлена.

Опять короткий, точный взмах,

И Василий закупорил бутылку

При всех восторженных глазах…

В старые, застольные те времена

Жизнь не казалась так сложна,

Она сытнее и веселее была:

Расскованней была рабочая душа…

Тут даже Малая земля была,

Что возле ознра красиво пролегла.

Там часто собирались кузнецы,

И там были все равны, что дети, что отцы:

Это всё одна рабочая семья,

Что только-только вышла из огня.

Но в сердце всё же теплился он,

И заливали тот огонь вином…

И здесь Василий тоже тамада,

Он был, бесспорно, им всегда…

Другой здесь разгорелся спор.

- Ты плаваешь, Василий, как топор!

И закипела его азартная душа,

На траву упала протезная нога…

Скользнул он рыбкой на гребень волн

И шустро плыл волне наперекор…

Ликовала восторженно зевак толпа,

Победа Василия явная была,

А победитель, явно, уж раскис,

Что говорить, набрались все дориз…

Василия уж очень долго одевали

И ещё дольше до дома доставляли:

Наоборот была пристёгнута нога,

Но это не смущало никого тогда,

И что Вася уж очень плохо шёл,

Зато в воде он явно не топор…

А утром на работе

Вася грозы низвергал,

Жена Клава его сразила наповал:

- Заметно меньше пить ты стал,

Что сногой и совесть потерял…

Он кувалдой звал её всегда:

Видно, тяжела была её рука,

Что ласкала кузнеца и рыбака.

- Тебе всё повод, чтоб напиться

И чтобы из дома ловко смыться,

Умеешь над женой своей глумиться…

А был Василий действительно рыбак,

И улыбкой, и душой – всегда добряк.

Мог и напиться, и уловом поделиться,

Ведь на рыбалке всё могло случиться…

А порой с ними творились чудеса:

То ливнем низвергались небеса

И трезвели рыбаки под дождём.

То одежду ловко штопали огнём,

То вместо озера в густой туман,

Вот такой оптический обман,

Они бросали спиннинги туда…

Или всё это нечистого игра.

А утром, вот была у них потеха,

Бородищу распутывал неумеха…

В мозгах уже рассеялся туман:

- Глядь, а озеро совсем не там!

Раз Василий спал в воде,

Голова его покоилась на кочке,

А после отказал ноги протез,

И товарищ на себе до дороги вёз.

Но Вася и здесь не унывал:

- Я в переделках не таких бывал,

Сразу видно, что наша техника не та,

Не сломалась бы зарубежная нога…

И что не рыбалка, то новый анекдот,

Ох, и веселится трудовой народ.

А Василий масла подливал в огонь:

- Вот такой карась сорвался,

Ну совсем что конь…

Как попёр он спиннинг, треск стоял,

Жаль, что поздно это увидал.

Да ещё немного подвела нога…

- Аж катушка горяча была!

И опять Василий на своём коньке,

Нету ему равных в русском языке…

Загибал местами круто оборот,

Только слёзы утирал трудовой народ…

Раз поломка мелкая в молоте была,

Не по вине Василия произошла она.

Не разобравшись, мастер грубо накричал,

Но не таков Василий, чтобы промолчал:

- Что ты на меня орёшь, хоть и не дурак,

У меня, быть может, рак, а ты буром прёшь!

И по цеху дальше Вася пошагал,

Только рот раскрывший мастер

Всё столбом стоял,

Он такого хода ну никак не ожидал…

Только раз Василия подвела нога,

В снег бутылка выпала прямо рукава,

И тень подозрения пала на гонца:

- Видно, Вася, лишнего выпил ты винца…

И всю зиму снег тот подрывал,

Ту бутылку злополучную всё искал.

Показалось горлышко лишь весной:

Подозрение – хуже нет вины такой!

Как ребёнок, Василий ликовал

И даже пить вина не стал.

Видно было, что душой он чист.

«Не бывает грязным даже трубочист…»

Вот такая поговорка у него была,

И была жизнью проверена она:

А другой и телом чист, и умён,

Но выеденного яйца не стоит он…

Что говорить, Василия я лично знал

И, что грешить, тоже выпивал.

Н охоте и рыбалке с ним бывал,

Веселее человека так и не встречал.

Был всегда он на виду,

Да и пережил он не одну беду,

В моей жизни Вася – светлое пятно,

А многим это, согласитесь, не дано…

Мы какую-то двуличную жизнь ведём,

И вокруг себя создаём мы ореол.

А почему бы о себе смело не сказать,

Видно, до Василия нам не дошагать…

Пишем, что народ весь в труде,

Но не пишем мы, что в беде,

Что уже измотан русский народ

И что жизнь его всё крепче жмёт…

Ну, об этом мы потом,

А сейчас о друге одном.

Умел Василий дружбой дорожить,

И для меня их трудно разделить…

Неразлучны на рыбалке и в труде,

И даже есть схожее в судьбе:

Одна осталась у Василия нога,

У Саши на работе – раздавлена рука.

Они друг без друга никуда,

Крепко их свела судьба.

Везде они друг друга дополняли

И в шутках вряд ли уступали….

Хлопочет Василий у костра,

И, видно, будет ночь черна,

А котелке уже кипит уха,

И ни разу она не была плоха…

- Давай по маленькой, не грех,

Запас мы брали на троих.

Но видно есть ещё Всевышний,

И избавил нас от Саши, от хвоста…

Но тень вдруг отделилась от куста,

И пред нами Саша вдруг предстал

И уже в руках стакан пустой держал…

Что тут такое началось,

Насмеялся я тогда до слёз,

В красноречии никто не уступал,

Но Вачя верх всегда держал…

И утром, на утином перелёте,

Сам я был ещё на взлёте,

Но всё же четыре утки сбыл,

Чем рыбаков немало удивил.

На что Вася мудро так изрёк:

- Григорий, преподал ты нам урок,

А тут четыре пьяных карася попались,

Видно, знали, что вино осталось…

Он был немножечко мудрец,

И потому для кузнецов отец,

Немного поклонялся он вину,

Но всё это мило шло ему…

Раз на работе Василий успел набраться,

Его за печку уложили отсыпаться,

А ут время пришло опохмеляться,

Но Василий не хочет просыпаться.

И тогда Володя, наш бригадир,

Находчивостью всех кузнецов сразил:

- Василий, хочешь опохмелиться?

И уже Вася Стакан в руке держал,

И голос умилённо задрожал:

- Сыночки, родненькие вы мои,

И слёзы по щекам его текли…

Такой вот Василий человек,

Пусть долог будет его век,

По-своему прекрасен человек…

Непьющим это не понять вовек,

Живут, что яйцо – всё в скорлупе,

Гладко да чисто, что вблизи, что вдали,

Но треснула стерильная та скорлупа,

И куда вдруг исчезла чистота.

А рабочий человек весь в грязи,

Что в дали поглядеть что вблизи:

На нём нет защитной скорлупы,

Но об этом почему-то мы немы…

Рабочий юмор тоже ведь тяжёл,

Не от чистых он столов,

Его не надо как-то преподать,

Любой сможет его понять…

И снова Василий у костра,

В котелке друга варится уха,

И хоть вторая ночь ещё более черна,

Ондатра напоминала мало даже петуха.

Болотный заяц – её дословный перевод,

Но дело принимало скверный оборот,

Саша губы презрительно скривил:

- Наверно, Вася, не одного ты человека отравил!

И пусть Канада – великая страна,

Нам чужда эта презренная еда.

Пусть целебна, пуст деликатес,

Ондатру ешь ты сам, балбес!

На что Василий сразу возразил:

- Мало тебя отец уму-разуму учил,

Не умеешь людей ты уважать.

А я просто не давал бы тебе жрать!

Ондатра очень быстро убывала,

По вкусу зайца она напоминала,

Всё меня Василий – повар угощал,

Но с Саши хитрых глаз он не спускал.

И вот дрогнула Сашина рука,

Маленький кусочек угощения взяла…

Известно, что голод нам – не тётка,

И по самолюбию больно хлещет эта плётка.

Он забыл про Васю, что тот балбес,

И чуть ли не с руками в котелок залез…

Не надо тут театра и кино.

Быть артистом не всем дано…

Надо раз хоть на рыбалке побывать,

Чтобы кое-что о них узнать,

Но чтобы их понять и оценить,

Надо немало котелком воды испить…

Да что грешить, то и вина,

Ведь у всех рабочих жизнь одна.

Но и тут его обворовали,

Пусть не радость, но и ту забрали…

Поздней осенью, на первом льду,

Повстречал я парочку одну,

Я их сразу без труда узнал,

У лунок они устроили привал.

Уже давно на пенсии,

Всё также неразлучные друзья,

Говорю о Саше и Василии,

Их просто не узнать нельзя…

- Привет, друзья-кузнечики,

Ну, как живёте, человечики?

Но иссяк их юмора запас,

Или не до шуток им сейчас.

Василий бросил даже пить,

Что-то сердце стало вдруг шалить:

- Сто двадцать пенсия всего,

Теперь напейся на неё…

Мы не те ключи, видать, ковали,

Что своё здоровье потеряли,

А счастья так и не видали:

Пока ковали, другие всё забрали…

- Так слушайте, ребята-кузнецы,

Гожусь я вам в отцы:

Плохие настали времена,

За вас, рабочих, выпейте вина,

Я ещё помню, говорили в старину:

Пей и ешь, пока рот свеж!

Но, видно, устарела старина,

Или не для рабочих все эти мудрые слова…

                                                         1991 год.

 
Рейтинг: 0 96 просмотров
Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!