Петух зашелся тоненько и звонко,
предчувствуя, что песенке каюк,
что пьяная «в умат» толстуха Зойка
казнит его и мертвого на крюк.
А Зойка, потрясая сытым брюхом,
бросает мне в лицо слова-плевки:
«Тебе ходить бы в юбке, а не в брюках.
В стихах вы все на подвиги ловки.
Чего уж проще – петуха зарезать
и то не можешь, мордой аж сопрел.
Гляди!» И взмыл топор, блеснув железом,
поставив точку – мерзости предел.
Безглавый бард взлетел и рухнул в ворох
листвы, опавшей с зимнего копья.
У новеньких ворот упал не ворог,
упал мой друг, беспомощный, как я.
А с крыши тек рассвет и ало капал,
по лезвию струил и землю жег.
Казнь петуха, сломав души локатор,
вспорола память – прошлого мешок.
Дым коромыслом. Пьянка каруселит.
В честь новобранца тосты льют уста.
И, дополняя проводов веселье,
мальчишки в окнах бьются за места.
Герой смущен (подстрижен под «больного»),
соседке жмет коленку под столом.
А той хоть что – ей флиртовать не ново
и брать неоперившихся в полон:
кровать пуста, муж плавает в «тумане» -
не то сидит, не то отдал концы…
А жизнь идет, и кто ее обманет,
тот и возьмет лошадку под уздцы.
Вот, и сейчас, все коротко и ясно –
без бабы парню в армию – не хлеб.
Кивнула головой: «Пойдем. Согласна.
Кончай быстрей весь этот шумный треп»
На них в упор две пары глаз, две мысли.
Одна: «Ну, Зойка-шлюха, черт те в кровь!»
Другая не созрела, просто листик -
не сорванный и верящий в любовь.
Цыган-любовник – парень из отбойных,
не любит тех, кто делу поперек.
Со злом, опустошив глаза-обоймы,
из хаты припустился наутек.
А девочка-веснушка плачет сердцем,
не верит, что любимый изменил,
Не верит, что любовь уйдет отсевцем
и станет мир бесцветен и не мил.
Ах, вера, вера! Слово-то, какое!
Но слезы сердца ушлым не указ.
Они ушли. А вечер в перепое
плясал и плакал миру напоказ.
Петляет ночь следами звездопада.
Петляет песня, выйдя за село.
Целуются хмельные до упада,
аж судорогой тени их свело.
Остался шаг к вратам земного рая….
Но кто там встал у новеньких ворот,
в кармане пиджака ножом играя
и дико улыбаясь во весь рот?
Слова в упор: «Шабаш гулять, солдатик.
Иди до мамки, с нею потоскуй.
Беги, беги! Заждались там. Да, кстати,
С чего ты стал охоч до потаскух?»
Тут Зойка взорвалась: «Ах, чертов цыган!
Ишь нализался, сучий вертопрах!
-А ты, мужик, аль нет, что б всякий цыкал?
Разделай эту морду в пух и прах»
В хмельной туман слова упали круто.
К барьеру шаг до ужаса нелеп.
Остановись, последняя минута,
проверь в невозвратимое билет!
Беда не ждет. Удар…. и выбит с круга.
Для матерей нет траурнее дат.
Меж двух миров, далеких друг от друга
лежал несостоявшийся солдат.
Вставал рассвет. Он с крыши капал ало,
меж пальцев тек – попробуй, задержи.
Жил человек и, вот, его не стало.
А мир кипел, как солнышко во ржи.
Петух вписался в ворох красных листьев,
отзеленевших в летнюю страду.
Не в них ли мы находим горечь истин,
а валим все на запись на роду?
Помочь сайту
Поздравления
