Третий акт
(Третий акт бессмертной трагедии Шекспира
написан мной во время планового отключения
горячей воды, со всеми вытекающими, то есть
не вытекающими последствиями).
Привет вам, Гильденстерн и Розенкранц,
Сантехника не вы мне вызывали?
Как ненавистный отчим грозен кран,
Цунами мне устроивший в подвале.
Там всплески брызг, там капель перестук,
Там водопад грохочет как тачанка.
Сантехник просит шведок пару штук,
А у меня одна, и та - датчанка.
Он взмок, продрог и выбился из сил,
Вбивая в течь засаленную ватку.
Болгарку для чего-то попросил.
А почему не сербку, не хорватку?
Как жить мне без воды и без тепла?
Быть иль не быть холодной, грязной свинкой?
Сантехник, сволочь, требует бабла,
Грозит придти ко мне с какой-то финкой.
Я превращаюсь в знатного гребца,
По коридорам ковшиком табаню.
А ночью мне явилась тень отца
И тень сказал: «Иди ты Гамлет в баню».
Мыть иль не мыть мне ноги перед сном?
Сходить на речку вечером с кастрюлей.
Как будто бы за пивом в гастроном
Или прослыть отъявленным грязнулей?
Дошкандыбаю к речке как-нибудь,
Но вдруг там барракуды и миноги.
А может умереть, потом уснуть,
И захрапеть, а после вымыть ноги.
Мыть иль не мыть, вот в чем? В какой бадье?
В кастрюле из под первого? Второго?
Офелия сидит в одном бюстье.
Зачем ей два – она же не корова.
Она отрада дней, ночей и утр,
Кондишен в зной, камин во время стужи.
Я ей пишу, пока она без пудр,
Румян, белил, теней, помад и туши.
Талантливей, чем Пушкин Анне Керн,
Таинственней, чем аббривеатура:
«Привет вам, Розенкранц и Гильдестерн».
Она поймет: она почти не дура.
Я написал как Лермонтов, как Блок,
И зная себестоимость шедевра,
Я этот гениальный монолог
Бродячей труппе сдал за тридцать евро.
Нетленный текст, не жалкий суррогат,
Закралась мысль, что я не бедный Йорик.
Приобретен точильный агрегат.
Острее бритвы новый мой топорик.
Пусть слава ищет прим бродячих трупп,
Мне ближе слава зэков-лесорубов.
Я тороплюсь: мне нужно сделать труп.
Я так давно не делал этих трупов.
Ты помнишь мама, как я топором
Мышей и крыс разделывал за дачей.
И я прекрасно справился с задачей,
Но думал – это крыса за ковром.
А оказалось – прихвостень крысячий.
Зови меня отныне – Родион
- Жестокий укротитель мясорубки.
Я еду в Лондон, там есть стадион,
Где я смогу раскаяться в поступке.
Займи мне пару сотен на аванс,
Отдай их Гильдестерну с Розенкранцем.
Их финка ждет с сантехником-засранцем.
Записка вот:
«Купите муфту с фланцем.
Спасибо Гильденстерн и Розенкранц».
Третий акт
(Третий акт бессмертной трагедии Шекспира
написан мной во время планового отключения
горячей воды, со всеми вытекающими, то есть
не вытекающими последствиями).
Привет вам, Гильденстерн и Розенкранц,
Сантехника не вы мне вызывали?
Как ненавистный отчим грозен кран,
Цунами мне устроивший в подвале.
Там всплески брызг, там капель перестук,
Там водопад грохочет как тачанка.
Сантехник просит шведок пару штук,
А у меня одна, и та - датчанка.
Он взмок, продрог и выбился из сил,
Вбивая в течь засаленную ватку.
Болгарку для чего-то попросил.
А почему не сербку, не хорватку?
Как жить мне без воды и без тепла?
Быть иль не быть холодной, грязной свинкой?
Сантехник, сволочь, требует бабла,
Грозит придти ко мне с какой-то финкой.
Я превращаюсь в знатного гребца,
По коридорам ковшиком табаню.
А ночью мне явилась тень отца
И тень сказал: «Иди ты Гамлет в баню».
Мыть иль не мыть мне ноги перед сном?
Сходить на речку вечером с кастрюлей.
Как будто бы за пивом в гастроном
Или прослыть отъявленным грязнулей?
Дошкандыбаю к речке как-нибудь,
Но вдруг там барракуды и миноги.
А может умереть, потом уснуть,
И захрапеть, а после вымыть ноги.
Мыть иль не мыть, вот в чем? В какой бадье?
В кастрюле из под первого? Второго?
Офелия сидит в одном бюстье.
Зачем ей два – она же не корова.
Она отрада дней, ночей и утр,
Кондишен в зной, камин во время стужи.
Я ей пишу, пока она без пудр,
Румян, белил, теней, помад и туши.
Талантливей, чем Пушкин Анне Керн,
Таинственней, чем аббривеатура:
«Привет вам, Розенкранц и Гильдестерн».
Она поймет: она почти не дура.
Я написал как Лермонтов, как Блок,
И зная себестоимость шедевра,
Я этот гениальный монолог
Бродячей труппе сдал за тридцать евро.
Нетленный текст, не жалкий суррогат,
Закралась мысль, что я не бедный Йорик.
Приобретен точильный агрегат.
Острее бритвы новый мой топорик.
Пусть слава ищет прим бродячих трупп,
Мне ближе слава зэков-лесорубов.
Я тороплюсь: мне нужно сделать труп.
Я так давно не делал этих трупов.
Ты помнишь мама, как я топором
Мышей и крыс разделывал за дачей.
И я прекрасно справился с задачей,
Но думал – это крыса за ковром.
А оказалось – прихвостень крысячий.
Зови меня отныне – Родион
- Жестокий укротитель мясорубки.
Я еду в Лондон, там есть стадион,
Где я смогу раскаяться в поступке.
Займи мне пару сотен на аванс,
Отдай их Гильдестерну с Розенкранцем.
Их финка ждет с сантехником-засранцем.
Записка вот:
«Купите муфту с фланцем.
Спасибо Гильденстерн и Розенкранц».
Литературный сайт Парнас предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет.