Отцвели абрикосы и груши,
Но грустить о весне – не для нас.
Вот уж тополь цветенье обрушил
Зудом в горле, слезами из глаз.
Лишь от тополя высохли слёзы,
Силу голос былую обрёл,
Как в безудержном буйстве амброзий
Огнедышащий август пришёл.
Снова кашляет, плачет, чихает
Весь чувствительный к травам народ.
Поглощая пыльцу, замечает:
А Славутич ведь тоже цветёт.
Стали воды зелёными, с тиной,
Как в болоте, короче, вода…
Под прощальный концерт журавлиный
Набрели, между тем, холода.
Я спустился в свой погреб проверить,
Как же там, под землёю, дела?
Посмотрел – и глазам не поверил:
Консервация вдруг зацвела!
Банок десять, ну, может быть, восемь…
Мне картина предельно ясна:
Если где-то и лето, и осень,
То у нас постоянно – весна.
[Скрыть]Регистрационный номер 0517838 выдан для произведения:
Отцвели абрикосы и груши,
Но грустить о весне – не для нас.
Вот уж тополь цветенье обрушил
Зудом в горле, слезами из глаз.
Лишь от тополя высохли слёзы,
Силу голос былую обрёл,
Как в безудержном буйстве амброзий
Огнедышащий август пришёл.
Снова кашляет, плачет, чихает
Весь чувствительный к травам народ.
Поглощая пыльцу, замечает:
А Славутич ведь тоже цветёт.
Стали воды зелёными, с тиной,
Как в болоте, короче, вода…
Под прощальный концерт журавлиный
Набрели, между тем, холода.
Я спустился в свой погреб проверить,
Как же там, под землёю, дела?
Посмотрел – и глазам не поверил:
Консервация вдруг зацвела!
Банок десять, ну, может быть, восемь…
Мне картина предельно ясна:
Если где-то и лето, и осень,
То у нас постоянно – весна.