Он всё ж, по сути, тот же Киса,
Комичен также и смешон,
Всю жизнь - с задатками нарцисса,
Луною одержимый он.
Влияет, видимо, свет лунный,
Безумен в полной он Луне,
Частенько, как Каренин, нудный,
Маячит в девичьем окне.
В комментах прячется, как в тучах,
Паясничает свысока,
Холодный взгляд его колючий
Не скроют даже облака.
Своей предательской улыбкой,
Беззубой, как и у Луны,
Дам в заблужденье вводит шибко
Под боком у своей жены.
Прощаются его загулы,
Хотя увечья – налицо:
Коленки - взад, набиты скулы,
Бой скалкой, крепкое словцо.
Неповторимый он в ужимках,
И послабленье оттого,
В ребро - бес, седина, в морщинках,
Но всё ж гнило его нутро.
Ему прощаются ужимки,
Ведь шут, и в Африке он – шут,
Не любит юмор и картинки,
По-мазохистски любит кнут.
Портрет - живой и ясен перец.
В окно заглянет коль Луной,
Зашторит окна их владелец,
А соглядатай – бит женой.
Ночным светилом, коль в окошко
Глядеть привыкнет индивид,
Он может пострадать немножко,
Случись что - тут же инвалид.
Картинка из инета.
Комичен также и смешон,
Всю жизнь - с задатками нарцисса,
Луною одержимый он.
Влияет, видимо, свет лунный,
Безумен в полной он Луне,
Частенько, как Каренин, нудный,
Маячит в девичьем окне.
В комментах прячется, как в тучах,
Паясничает свысока,
Холодный взгляд его колючий
Не скроют даже облака.
Своей предательской улыбкой,
Беззубой, как и у Луны,
Дам в заблужденье вводит шибко
Под боком у своей жены.
Прощаются его загулы,
Хотя увечья – налицо:
Коленки - взад, набиты скулы,
Бой скалкой, крепкое словцо.
Неповторимый он в ужимках,
И послабленье оттого,
В ребро - бес, седина, в морщинках,
Но всё ж гнило его нутро.
Ему прощаются ужимки,
Ведь шут, и в Африке он – шут,
Не любит юмор и картинки,
По-мазохистски любит кнут.
Портрет - живой и ясен перец.
В окно заглянет коль Луной,
Зашторит окна их владелец,
А соглядатай – бит женой.
Ночным светилом, коль в окошко
Глядеть привыкнет индивид,
Он может пострадать немножко,
Случись что - тут же инвалид.
Картинка из инета.