Проклятие Рода
Опрокинут к западу дым,
благозвучно съедая полена.
Над костром застыл мой сын,
Склонив над капищем колено.
Клятву бросил он в огонь,
Излил чашу с молоком и мёдом.
Взглянул на светлую ладонь,
Где оберег лежит сродный.
Золотая сверкает жар-птица,
В круге застыв неподвижно.
В глазах парня её частица.
Душу к молитве движет.
Он руки к небу вздымает,
Молвит тихо затаенные речи,
Капище с ним угасает
Без солнца в осенний вечер.
В скорбный час темнозорья
Закат пеплом мир накрывает.
В его душе Карны[1] раздолье,
И дикий табун злости гуляет.
Между скал, опрокинутый ветром,
Мой корабль нашёл приют.
В сером небесном пепле
Парит сыновий молитвенный звук.
Здесь, посреди горной природы
Я встал на извилистый путь.
К Маре[2] иду от батюшки Рода[3].
Как хочу я с этой дороги свернуть…
Снег покрыл наши долины,
В сказку превратив белый свет.
Но проклятье моё Род не отринул,
Причинил миру я множество бед.
Я думал, с собой унесу проклятье.
Но, вижу, вокруг меня его нет.
А как дома дела, хочу узнать я.
Неужели там остался мой грех?
Всякий раз будоражит он память,
Острой секирой пронзая сердце.
Воспоминания тяжелее камня,
Что с выси летит на меня небесной.
Своих стариков на закланье Морене.
Ещё до этого стал изувером я,
Поскольку в святость долга не верил я.
Но невосполнима потеря,
Каждый день надрывает сердце.
Стал лютым, диким зверем я,
На земле не находя себе места.
Только сейчас я осознал,
Чего стоили слёзы родных.
Их я давно потерял
Ради желаний низких своих…
На слёзы родителей громко смеялся,
Сильнее кнутом погоняя коня.
Не вспоминать их себе я поклялся
Перед сияньем святого костра.
Между сосен вековых я блуждал,
Воскрешая голос медведя внутри.
Он резал грудь, как калёный металл,
Сияющий светом морозной пурги.
Утешенье себе в медовухе искал,
Каждый раз пробуждая медведя.
Я жизни своей так и не узнал,
Всё сильней ощущая потерю.
Умывал я руки кристальной водой
И глотал дым священных трав,
Но не стал я снова собой,
Так себя и не познав.
Я слышу тебя, мой родимый сынок,
Танцы твои над священным костром
Очищают моё душевное зло,
Ведь его оставлял я на потом…
Не хочу вспоминать красоту природы,
Что поздно сумел я прочесть.
Я видел себя выше Рода,
Тогда мною правила месть.
А сейчас, на закате жизни,
Когда пепел внизу воспарил
И покрыл мои тёмные мысли, -
Я б теперь по-иному прожил.
Ветреный снег осыпал меня.
Борода от мороза заледенела.
Мне не хватает людского тепла,
Чтобы сердце моё отогрелось.
В кулаке сжимаю камень –
Отпечаток совести моей.
В глазах моих гаснет пламень
Былых боев и побед.
Теперь совершенно не нужен
Я в жизни и планов уж нет.
Морена волчьей стаей кружит,
Звериный рык летит мне вслед.
Мелодичный треск огня…
Чары звёздных дорог.
Капище и сын мой меня хранят
И не дают преступить порог.
Ты прости меня, сынок,
Что среди своих невзгод
Я уберечь тебя не смог.
Стыдно и пред тобою, Род.
Гой! Кричу меж скал высоких.
Гой, ты матушка Земля!
Родился сын твой убогим.
В навь[5] уведи меня, матерь Сва[6].
Голос умолк мой звериный,
Верю в то, что услышали там.
За невидимой дверью остались
Те, которых скрывает крамола-тьма.
Оберег обжёг сыну ладонь,
Напитавшись жаром костра.
Уронил его парень в огонь,
Оправданья себе не найдя…
Бросил он взгляд вдоль равнины.
Тройка, сияющая звёздами, мчится.
В телеге Марена сидит
И остановившись, ему говорит:
- Прости меня ты, добрый молодец,
За твоим отцом я мчусь.
Там ему очень холодно,
Твои мольбы ему жизнь не вернут.
Слишком тяжек его рок,
И молитвам твоим не под силу
Отправить его в ирийский полёт
И не стать ему в Нави птицей. -
Она сошла со своей повозки,
Белое лицо сияло печалью:
- Ты хоть и смертный,
Награжу тебя я за отвагу, -
Сказала с поклоном девица,
И протянула свой талисман.
Это была Сва – первая птица,
Всех славян великая мать.
Девица исчезла в тот миг,
Лишь снег посыпал крупою с неба,
Окончилась ныне отцовская жизнь,
Погас последний луч света.
Парень сжал в руке оберег.
Отцовское сердце ещё билось.
Перед глазами возник тот хребет,
Где с ним в этот миг смерть возилась.
Парень рвануться в скалы посмел,
Но Мара его остановила.
На горе мелькнул силуэт,
По лицу парня слеза покатилась.
Рваные паруса корабля
Обнимали мачту на трюме унылом.
И обломанный нос птицы Сва
Под кормою валялся забытый.
Ветер трепал мужские волосы,
Длинные пряди стирали слёзы.
По щекам ночи голодные вороны.
Вырывалось отчаяние птицей горя.
Сын долго рыдал между скал,
Слушая музыку длинного ветра.
Ошибок отца он не осознал,
Пока не вдохнул горечь его пепла.
Он над капищем древним стоял молча,
Слушая треск молодого огня.
Дым на запад прочь улетал,
Где отец родного сына ждал…
[1] Карна – (Кручина, Кара, Карина, Реинкарнация) Богиня тяжелой человеческой судьбы, жизни. богиня печали, скорби и горя, у древних славян ей отведена роль богини-плакальщицы и, возможно, богини погребальных обрядов. Считалось, что если воин погибает вдали от дома, то первой его оплакивает богиня Карна. Небесная Богиня-покровительница всех новых рождений и человеческих перевоплощений. От имени Богини появились слова, сохранившиеся до наших дней: инкарнация, реинкарнация. Она дарует право каждому человеку избавиться от совершенных в своей жизни ошибок, неблаговидных поступков и выполнить свое предназначение, уготованное высшим богом Родом.
[2] Мара, Марена – Богиня смерти В славянской мифологии Марена (Марана, Морёна, Маржана, Маржёна) связывается с воплощением смерти, с сезонными ритуалами умирания и воскресения природы, а также с ритуалами вызывания дождя. Двадцать пятого ноября устанавливается премерзкая погода: дождь, снег, холодный ветер, слякоть. На зачине не произносится никаких славлений, не возжигается огонь, не приносятся жертвы и требы. Обавница провозглашает: «А ни Мара ни Морока не смиемо славити».
После этого люди, чтобы показать, что не боятся Марены, идут на болото, где тушат горящие головни в болотной елани (незамерзшей трясине).
[3] Род - верховный Бог славян Все народы знают самого первого бога — это живая, творящая мыслью, бесконечная во времени и пространстве Вселенная. Космос один, и, одновременно, его бесконечно много. В «Книге Велеса» записано: «Бог — един, и множественен. И пусть никто не разделяет того множества и не говорит, что мы имеем многих богов». Все, что существует, — лишь малая Его часть. И у Него великое множество имен. Древние русы и славяне знали его как Всевышнего, иногда сокращая имя до Вышнего, или еще проще — до Вышня. Другой арийский народ, индийцы, называли бога - Вишну. Именно Всевышний создал своей мыслью Золотое яйцо, из которого вышел Его сын — Род. Этот бог начал создавать видимый мир. Все, рожденное Родом, до сих пор несет в себе его имя: природа, родина, родители, родственники.
[4] Велес – Бог приведший мир в движение. Покровитель благосостояния и силы договоров. Покровитель домашнего скота и богатсва, воплощением золота, попечитель торговцев, скотоводов, охотников и землепашцев.
[5] Навь - в Толковом словаре Даля трактуется как встречающийся в некоторых губерниях синоним слов мертвец, покойник, усопший, умерший. Б. А. Рыбаков в «Язычестве древних славян» пишет «Навьи — мертвецы или, точнее, невидимые души мертвецов. Иногда исследователи говорят о культе навий, как о культе предков, но от этого следует предостеречь, так как предки это свои, родные мертвецы, неизменно дружественные, деды, покровительствующие своим внукам и правнукам. Навьи же это чужие, иноплеменные мертвецы, души врагов и недоброжелателей, души людей, которых за что-то покарали силы природы (души утопленников, съеденных волками, „с дерева падших“, убитых молнией и т. п.). Очень полно раскрывает сущность навий болгарский фольклор: навьи это птицеобразные души умерших, летающие по ночам, в бурю и дождь „на злых ветрах“. Крик этих птиц означает смерть; „нави“ нападают на беременных женщин и на детей и сосут их кровь. Они — вампиры (упыри), чрезвычайно опасные для людей».
[6] Сва – (Солнцедева) праматерь всех славян Образ МАТЕРИ СВА - СЛАВЫ был до сих пор неизвестен, вернее, настолько забыт, что не упоминался ни в одной из существующих ныне древнеславянских летописей, ни даже в славянском фольклоре и мифологии. Впервые его приводит «Велесова книга» и, к нашему счастью, не в беглом упоминании вскользь, а в многократных описаниях и повторениях даёт довольно полное представление о сущности, функциях и даже облике названного божества. МАТЕРЬ-СВА-СЛАВА - Прародительница всех славян. Причём изначально это была совершенно конкретная женщина, матерь Слава, о которой рассказывается в дощ. 9-А: «В давние времена был Богумир, муж Славы, и имел трёх дочерей и двоих сыновей... И мать их, которую звали Славуня, заботилась об их потребностях». Желая выдать дочерей замуж, Богумир отправился на поиски мужей для них. В те времена люди ещё близко общались с богами, и боги часто принимали участие в их судьбе и жизни. И вот Даждьбог послал Богумиру троих небесных вестников -Утренника. Полуденника и Вечерника, за которых вышли замуж дочери Богумира. От них произошли племена древлян, кривичей и полян, а от сыновей северян и русов. Как уже отмечалось, это были ещё времена матриархата (эпоха его заката), поскольку Богумир назван «мужем Славуни», а не наоборот, и названия племён произошли от имён её дочерей (Древа, Скрева, Полева), а не зятей.
[7] Ирийский полет - Ирий (вирий), древнейшее название рая у славян. Это «страна Солнца». И следует сказать, что в славянской мифологии словом ирий обозначался не мифический рай, а реально существующее географическое место. Именно поэтому, разные версии славянских легенд помещают ирий в Беловодье, на Эльбрусе, на Урале, на Байкале, и т.д. словом «ирий» у славян обозначался эпицентр космической катастрофы. Далее описаночто представлял собой ирий в мифологии древних славян.
В славянской мифологии ирий имеет мировое дерево, а потому его еще называют ирий-сад. На вершине мирового дерева обитают птицы, или души умерших. Ирий имеет ключи с чистой родниковой водой. Священным деревом Ирия в славянской мифологии считаются дуб, береза, или яблоня, на которой растут молодильные яблоки. В начале времен Ирий отмыкался ключами, которые находились у ворона. Однако громкое карканье ворона постоянно беспокоило души умерших, которые обитали на вершине мирового дерева. И тогда Бог приказал ворону отдать ключи ласточке. Ворон послушался, но один ключ оставил себе. Ласточка стала укорять ворона за обман Бога, и тогда он со зла выдрал у нее несколько перьев из хвоста. С тех времен ласточкин хвост стал раздвоенным. Узнав о бесстыдстве ворона, Бог рассердился и обрек всех ворон клевать мертвечину. Но ворон так и не отдал ласточке ключ - им он отпирает дверь Ирия, когда его собратья-вороны прилетают в Ирий за живой и мертвой водою.
Опрокинут к западу дым,
благозвучно съедая полена.
Над костром застыл мой сын,
Склонив над капищем колено.
Клятву бросил он в огонь,
Излил чашу с молоком и мёдом.
Взглянул на светлую ладонь,
Где оберег лежит сродный.
Золотая сверкает жар-птица,
В круге застыв неподвижно.
В глазах парня её частица.
Душу к молитве движет.
Он руки к небу вздымает,
Молвит тихо затаенные речи,
Капище с ним угасает
Без солнца в осенний вечер.
В скорбный час темнозорья
Закат пеплом мир накрывает.
В его душе Карны[1] раздолье,
И дикий табун злости гуляет.
Между скал, опрокинутый ветром,
Мой корабль нашёл приют.
В сером небесном пепле
Парит сыновий молитвенный звук.
Здесь, посреди горной природы
Я встал на извилистый путь.
К Маре[2] иду от батюшки Рода[3].
Как хочу я с этой дороги свернуть…
Снег покрыл наши долины,
В сказку превратив белый свет.
Но проклятье моё Род не отринул,
Причинил миру я множество бед.
Я думал, с собой унесу проклятье.
Но, вижу, вокруг меня его нет.
А как дома дела, хочу узнать я.
Неужели там остался мой грех?
Всякий раз будоражит он память,
Острой секирой пронзая сердце.
Воспоминания тяжелее камня,
Что с выси летит на меня небесной.
Своих стариков на закланье Морене.
Ещё до этого стал изувером я,
Поскольку в святость долга не верил я.
Но невосполнима потеря,
Каждый день надрывает сердце.
Стал лютым, диким зверем я,
На земле не находя себе места.
Только сейчас я осознал,
Чего стоили слёзы родных.
Их я давно потерял
Ради желаний низких своих…
На слёзы родителей громко смеялся,
Сильнее кнутом погоняя коня.
Не вспоминать их себе я поклялся
Перед сияньем святого костра.
Между сосен вековых я блуждал,
Воскрешая голос медведя внутри.
Он резал грудь, как калёный металл,
Сияющий светом морозной пурги.
Утешенье себе в медовухе искал,
Каждый раз пробуждая медведя.
Я жизни своей так и не узнал,
Всё сильней ощущая потерю.
Умывал я руки кристальной водой
И глотал дым священных трав,
Но не стал я снова собой,
Так себя и не познав.
Я слышу тебя, мой родимый сынок,
Танцы твои над священным костром
Очищают моё душевное зло,
Ведь его оставлял я на потом…
Не хочу вспоминать красоту природы,
Что поздно сумел я прочесть.
Я видел себя выше Рода,
Тогда мною правила месть.
А сейчас, на закате жизни,
Когда пепел внизу воспарил
И покрыл мои тёмные мысли, -
Я б теперь по-иному прожил.
Ветреный снег осыпал меня.
Борода от мороза заледенела.
Мне не хватает людского тепла,
Чтобы сердце моё отогрелось.
В кулаке сжимаю камень –
Отпечаток совести моей.
В глазах моих гаснет пламень
Былых боев и побед.
Теперь совершенно не нужен
Я в жизни и планов уж нет.
Морена волчьей стаей кружит,
Звериный рык летит мне вслед.
Мелодичный треск огня…
Чары звёздных дорог.
Капище и сын мой меня хранят
И не дают преступить порог.
Ты прости меня, сынок,
Что среди своих невзгод
Я уберечь тебя не смог.
Стыдно и пред тобою, Род.
Гой! Кричу меж скал высоких.
Гой, ты матушка Земля!
Родился сын твой убогим.
В навь[5] уведи меня, матерь Сва[6].
Голос умолк мой звериный,
Верю в то, что услышали там.
За невидимой дверью остались
Те, которых скрывает крамола-тьма.
Оберег обжёг сыну ладонь,
Напитавшись жаром костра.
Уронил его парень в огонь,
Оправданья себе не найдя…
Бросил он взгляд вдоль равнины.
Тройка, сияющая звёздами, мчится.
В телеге Марена сидит
И остановившись, ему говорит:
- Прости меня ты, добрый молодец,
За твоим отцом я мчусь.
Там ему очень холодно,
Твои мольбы ему жизнь не вернут.
Слишком тяжек его рок,
И молитвам твоим не под силу
Отправить его в ирийский полёт
И не стать ему в Нави птицей. -
Она сошла со своей повозки,
Белое лицо сияло печалью:
- Ты хоть и смертный,
Награжу тебя я за отвагу, -
Сказала с поклоном девица,
И протянула свой талисман.
Это была Сва – первая птица,
Всех славян великая мать.
Девица исчезла в тот миг,
Лишь снег посыпал крупою с неба,
Окончилась ныне отцовская жизнь,
Погас последний луч света.
Парень сжал в руке оберег.
Отцовское сердце ещё билось.
Перед глазами возник тот хребет,
Где с ним в этот миг смерть возилась.
Парень рвануться в скалы посмел,
Но Мара его остановила.
На горе мелькнул силуэт,
По лицу парня слеза покатилась.
Рваные паруса корабля
Обнимали мачту на трюме унылом.
И обломанный нос птицы Сва
Под кормою валялся забытый.
Ветер трепал мужские волосы,
Длинные пряди стирали слёзы.
По щекам ночи голодные вороны.
Вырывалось отчаяние птицей горя.
Сын долго рыдал между скал,
Слушая музыку длинного ветра.
Ошибок отца он не осознал,
Пока не вдохнул горечь его пепла.
Он над капищем древним стоял молча,
Слушая треск молодого огня.
Дым на запад прочь улетал,
Где отец родного сына ждал…
[1] Карна – (Кручина, Кара, Карина, Реинкарнация) Богиня тяжелой человеческой судьбы, жизни. богиня печали, скорби и горя, у древних славян ей отведена роль богини-плакальщицы и, возможно, богини погребальных обрядов. Считалось, что если воин погибает вдали от дома, то первой его оплакивает богиня Карна. Небесная Богиня-покровительница всех новых рождений и человеческих перевоплощений. От имени Богини появились слова, сохранившиеся до наших дней: инкарнация, реинкарнация. Она дарует право каждому человеку избавиться от совершенных в своей жизни ошибок, неблаговидных поступков и выполнить свое предназначение, уготованное высшим богом Родом.
[2] Мара, Марена – Богиня смерти В славянской мифологии Марена (Марана, Морёна, Маржана, Маржёна) связывается с воплощением смерти, с сезонными ритуалами умирания и воскресения природы, а также с ритуалами вызывания дождя. Двадцать пятого ноября устанавливается премерзкая погода: дождь, снег, холодный ветер, слякоть. На зачине не произносится никаких славлений, не возжигается огонь, не приносятся жертвы и требы. Обавница провозглашает: «А ни Мара ни Морока не смиемо славити».
После этого люди, чтобы показать, что не боятся Марены, идут на болото, где тушат горящие головни в болотной елани (незамерзшей трясине).
[3] Род - верховный Бог славян Все народы знают самого первого бога — это живая, творящая мыслью, бесконечная во времени и пространстве Вселенная. Космос один, и, одновременно, его бесконечно много. В «Книге Велеса» записано: «Бог — един, и множественен. И пусть никто не разделяет того множества и не говорит, что мы имеем многих богов». Все, что существует, — лишь малая Его часть. И у Него великое множество имен. Древние русы и славяне знали его как Всевышнего, иногда сокращая имя до Вышнего, или еще проще — до Вышня. Другой арийский народ, индийцы, называли бога - Вишну. Именно Всевышний создал своей мыслью Золотое яйцо, из которого вышел Его сын — Род. Этот бог начал создавать видимый мир. Все, рожденное Родом, до сих пор несет в себе его имя: природа, родина, родители, родственники.
[4] Велес – Бог приведший мир в движение. Покровитель благосостояния и силы договоров. Покровитель домашнего скота и богатсва, воплощением золота, попечитель торговцев, скотоводов, охотников и землепашцев.
[5] Навь - в Толковом словаре Даля трактуется как встречающийся в некоторых губерниях синоним слов мертвец, покойник, усопший, умерший. Б. А. Рыбаков в «Язычестве древних славян» пишет «Навьи — мертвецы или, точнее, невидимые души мертвецов. Иногда исследователи говорят о культе навий, как о культе предков, но от этого следует предостеречь, так как предки это свои, родные мертвецы, неизменно дружественные, деды, покровительствующие своим внукам и правнукам. Навьи же это чужие, иноплеменные мертвецы, души врагов и недоброжелателей, души людей, которых за что-то покарали силы природы (души утопленников, съеденных волками, „с дерева падших“, убитых молнией и т. п.). Очень полно раскрывает сущность навий болгарский фольклор: навьи это птицеобразные души умерших, летающие по ночам, в бурю и дождь „на злых ветрах“. Крик этих птиц означает смерть; „нави“ нападают на беременных женщин и на детей и сосут их кровь. Они — вампиры (упыри), чрезвычайно опасные для людей».
[6] Сва – (Солнцедева) праматерь всех славян Образ МАТЕРИ СВА - СЛАВЫ был до сих пор неизвестен, вернее, настолько забыт, что не упоминался ни в одной из существующих ныне древнеславянских летописей, ни даже в славянском фольклоре и мифологии. Впервые его приводит «Велесова книга» и, к нашему счастью, не в беглом упоминании вскользь, а в многократных описаниях и повторениях даёт довольно полное представление о сущности, функциях и даже облике названного божества. МАТЕРЬ-СВА-СЛАВА - Прародительница всех славян. Причём изначально это была совершенно конкретная женщина, матерь Слава, о которой рассказывается в дощ. 9-А: «В давние времена был Богумир, муж Славы, и имел трёх дочерей и двоих сыновей... И мать их, которую звали Славуня, заботилась об их потребностях». Желая выдать дочерей замуж, Богумир отправился на поиски мужей для них. В те времена люди ещё близко общались с богами, и боги часто принимали участие в их судьбе и жизни. И вот Даждьбог послал Богумиру троих небесных вестников -Утренника. Полуденника и Вечерника, за которых вышли замуж дочери Богумира. От них произошли племена древлян, кривичей и полян, а от сыновей северян и русов. Как уже отмечалось, это были ещё времена матриархата (эпоха его заката), поскольку Богумир назван «мужем Славуни», а не наоборот, и названия племён произошли от имён её дочерей (Древа, Скрева, Полева), а не зятей.
[7] Ирийский полет - Ирий (вирий), древнейшее название рая у славян. Это «страна Солнца». И следует сказать, что в славянской мифологии словом ирий обозначался не мифический рай, а реально существующее географическое место. Именно поэтому, разные версии славянских легенд помещают ирий в Беловодье, на Эльбрусе, на Урале, на Байкале, и т.д. словом «ирий» у славян обозначался эпицентр космической катастрофы. Далее описаночто представлял собой ирий в мифологии древних славян.
В славянской мифологии ирий имеет мировое дерево, а потому его еще называют ирий-сад. На вершине мирового дерева обитают птицы, или души умерших. Ирий имеет ключи с чистой родниковой водой. Священным деревом Ирия в славянской мифологии считаются дуб, береза, или яблоня, на которой растут молодильные яблоки. В начале времен Ирий отмыкался ключами, которые находились у ворона. Однако громкое карканье ворона постоянно беспокоило души умерших, которые обитали на вершине мирового дерева. И тогда Бог приказал ворону отдать ключи ласточке. Ворон послушался, но один ключ оставил себе. Ласточка стала укорять ворона за обман Бога, и тогда он со зла выдрал у нее несколько перьев из хвоста. С тех времен ласточкин хвост стал раздвоенным. Узнав о бесстыдстве ворона, Бог рассердился и обрек всех ворон клевать мертвечину. Но ворон так и не отдал ласточке ключ - им он отпирает дверь Ирия, когда его собратья-вороны прилетают в Ирий за живой и мертвой водою.
Годунова Катерина # 28 июня 2012 в 13:53 0 | ||
|
ВЛАДИМИР РОМАНОВ # 28 июня 2012 в 14:35 0 | ||
|
Анна Магасумова # 22 июля 2012 в 00:30 0 | ||
|