Мы уходили, крепко сжав в руках винтовки,
Перемотав надёжнее портянки,
С запасом взяв бумаги и махорки.
Под звуки марша плачущей Славянки!
Нас жёны всё никак не выпускали,
Из цепких, тёплых, трепетных объятий.
А матеря безудержно рыдали,
Да насылали Гитлеру проклятий.
Кто был на Финской и каким-то чудом, выжил,
Задумчиво глазели исподлобья.
К ним смерть опять на метр стала ближе,
И вспомнился тот запах - запах крови!
Наш эшелон направлен был на Харьков.
И где-то там в Украинских степях.
Нам преградила путь колонна танков,
Но не со звёздами, а та, что вся в крестах.
Вагонов уцелевших не осталось.
Стреляли танки точно и в упор.
Три батальона заживо сгорали,
Закрытые снаружи на запор.
Война ошибок напрочь не прощает.
Война не терпит трусости людской.
Война и о солдатах много знает,
Отосланных так глупо на убой.
[Скрыть]Регистрационный номер 0524217 выдан для произведения:Мы уходили, крепко сжав в руках винтовки,
Перемотав надёжнее портянки,
С запасом взяв бумаги и махорки.
Под звуки марша плачущей Славянки!
Нас жёны всё никак не выпускали,
Из цепких, тёплых, трепетных объятий.
А матеря безудержно рыдали,
Да насылали Гитлеру проклятий.
Кто был на Финской и каким-то чудом, выжил,
Задумчиво глазели исподлобья.
К ним смерть опять на метр стала ближе,
И вспомнился тот запах - запах крови!
Наш эшелон направлен был на Харьков.
И где-то там в Украинских степях.
Нам преградила путь колонна танков,
Но не со звёздами, а та, что вся в крестах.
Вагонов уцелевших не осталось.
Стреляли танки точно и в упор.
Три батальона заживо сгорали,
Закрытые снаружи на запор.
Война ошибок напрочь не прощает.
Война не терпит трусости людской.
Война и о солдатах много знает,
Отосланных так глупо на убой.