Сова кричит в ночной тиши,
Пугая цаплю и дрозда...
Воротит прям таки с душу,
Того гляди придёт ......зда.
Я покатился под уклон,
Я зря всем врал, что я поэт.
Я засосал второй флакон,
А вдохновения всё нет.
Гляжу на жёлтую луну,
Что, сука, пялится в окно.
Сегодня точно не усну...
Я ощутил ногами дно.
Я ощутил в руке стакан,
В горле ощутил коньяк.
Я перед зеркалом кан-кан
Сплясал, а после краковяк.
А после выдал гопака
И следом выдал ча-ча-ча...
И я живой ещё пока,
Хоть кровь не шибко горяча.
И хоть раскинул за окном
Измятый саван белый снег,
Хоть боль в висках, как метроном...
А вот и чёрный человек!
Садится, сука, на кровать
И пальцем тыкает в си-ди.
Хотел я крикнуть «Сука, встать!»
Потом подумал «Пусть сидит.»
А он «Мой друг, чего не спишь?
Всё мысли бродят в голове?
А ты кричим им «Суки! Кыш!»
«А ты что, сука, мыслевед?»
«А ты по легче. Не сучись...
Не вижу смысла в брани той.
Вот лучше потрещим за жисть...
С Рязани, помню, был такой.
Он тоже всё себя искал,
Хоть было всё ему дано.
То строил замки из песка,
То сам себя тянул на дно.
То сам себя, как мог губил,
То с помпой праздновал успех.
То той был мил, то этой мил,
А после слал к чертям их всех.
Хореи, ямбы, анапест...
Вертел он ими, как хотел,
А после взял и в петлю влез,
Устав от мельтешавших тел,
Устав от славы и вина,
От лживых слов и лживых рук .
Ну, тут все зразу «Чья вина?
Друзей иль ветреных подруг?»
«Постой, ну а причём здесь я?
Нас пропасть разделяет! Даль!
И у него своя печаль своя,
И у меня своя печаль,
Хоть я себе не изменял,
Не путал с похвалою лесть,
Ну, тараканы у меня...
И мандавошки тоже есть.
Глаголом я не жёг сердца.
Я ж не поэт, а рифмоплёт.
Милее выпить мне винца,
Чем те сердца вести в полёт,
Как стаю серых журавлей,
Для этого повыше есть...
Короче, хошь коньяк? Налей,
Хоть дагестанский – не бог весть»
Но чёрный человек в ответ
«Отард я пью лишь и Камю»
«Ох извините, спору нет.
Хлебать какую то х.ню!»
А он, поднявшись, мне «Гудбай!
Ты, друг, порадовал меня!
Но дагестанский не хлебай,
Поскольку полная х.ня!»
Я в след ему «А чем так я
Доставил радость, паразит?»
А он «Стихи твои – х.ня!
Тебе верёвка не грозит»
Я не застыл, как истукан,
Я крикнул «Ну ка, сука, стой!»
Я в след ему метнул стакан,
Поскольку был стакан пустой.
Потом, схватив за ножку стул,
Метнул, излив свой негатив,
Потом пузырь в него метнул,
Его из горлышка допив.
Потом, схвативши банку шпрот,
Метнул в него, что было сил,
Потом с паштетом бутерброд,
Который только надкусил.
Потом метнул второй стакан,
Плечом до боли хрустнув аж,
А он расползся, как туман
И растворился, как мираж.
А я подумал «Вот зачем
Припёрся, я то тут причём?
(А боль пульсирует в плече...
А хрен с ним, с грёбаным плечом)
Я ж не поэт и гражданин,
Властитель дум и милых дам.
Поклонник коньяков и вин,
Я лиру за пузырь продам.
Ведь я презренный рифмоплёт,
Мой стих не напоёт страна!»
И стало жалко бутерброд
И два разбитых стакана.
[Скрыть]
Регистрационный номер 0091354 выдан для произведения:
Сова кричит в ночной тиши,
Пугая цаплю и дрозда...
Воротит прям таки с душу,
Того гляди придёт ......зда.
Я покатился под уклон,
Я зря всем врал, что я поэт.
Я засосал второй флакон,
А вдохновения всё нет.
Гляжу на жёлтую луну,
Что, сука, пялится в окно.
Сегодня точно не усну...
Я ощутил ногами дно.
Я ощутил в руке стакан,
В горле ощутил коньяк.
Я перед зеркалом кан-кан
Сплясал, а после краковяк.
А после выдал гопака
И следом выдал ча-ча-ча...
И я живой ещё пока,
Хоть кровь не шибко горяча.
И хоть раскинул за окном
Измятый саван белый снег,
Хоть боль в висках, как метроном...
А вот и чёрный человек!
Садится, сука, на кровать
И пальцем тыкает в си-ди.
Хотел я крикнуть «Сука, встать!»
Потом подумал «Пусть сидит.»
А он «Мой друг, чего не спишь?
В мысли бродят в голове?
А ты кричим им «Суки! Кыш!»
«А ты что, сука, мыслевед?»
«А ты по легче. Не сучись...
Не вижу смысла в брани той.
Вот лучше потрещим за жисть...
С Рязани, помню, был такой.
Он тоже всё себя искал,
Хоть было всё ему дано.
То строил замки из песка,
То сам себя тянул на дно.
То сам себя, как мог губил,
То с помпой праздновал успех.
То той был мил, то этой мил,
А после слал к чертям их всех.
Хореи, ямбы, анапест...
Вертел он ими, как хотел,
После взял и в петлю влез,
Устав от мельтешавших тел,
Устав от славы и вина,
От лживых слов и лживых рук .
Ну, тут все зразу «Чья вина?
Друзей иль ветреных подруг?»
«Постой, ну а причём здесь я?
Нас пропасть разделяет! Даль!
И у него своя печаль своя,
И у меня своя печаль,
Хоть я себе не изменял,
Не путал с похвалою лесть,
Ну, тараканы у меня...
И мандавошки тоже есть.
Глаголом я не жёг сердца.
Я ж не поэт, а рифмоплёт.
Милее выпить мне винца,
Чем те сердца вести в полёт,
Как стаю серых журавлей,
Для этого повыше есть...
Короче, хошь коньяк? Налей,
Хоть дагестанский – не бог весть»
Но чёрный человек в ответ
«Отард я пью лишь и Камю»
«Ох извините, спору нет.
Хлебать какую то х.ню!»
А он, поднявшись, мне «Гудбай!
Ты, друг, порадовал меня!
Но дагестанский не хлебай,
Поскольку полная х.ня!»
Я в след ему «А чем так я
Доставил радость, паразит?»
А он «Стихи твои – х.ня!
Тебе верёвка не грозит»
Я не застыл, как истукан,
Я крикнул «Ну ка, сука, стой!»
Я в след ему метнул стакан,
Поскольку был стакан пустой.
Потом, схватив за ножку стул,
Метнул, излив свой негатив,
Потом пузырь в него метнул,
Его из горлышка допив.
Потом, схвативши банку шпрот,
Метнул в него, что было сил,
Потом с паштетом бутерброд,
Который только надкусил.
Потом метнул второй стакан,
Плечом до боли хрустнув...
А он расползся, как туман
И растворился, как мираж.
А я подумал «Вот зачем
Припёрся, я то тут причём?
(А боль пульсирует в плече...
А хрен с ним, с грёбаным плечом)
Я ж не поэт и гражданин,
Властитель дум и милых дам.
Поклонник коньяков и вин,
Я лиру за пузырь продам.
Ведь я презренный рифмоплёт,
Мой стих не напоёт страна!»
И стало жалко бутерброд
И два разбитых стакана.