Мне уже второй раз за месяц снится почти
один и тот же сон.
Будто гуляю я со своим трехмесячным
щенком в посадках. Лето, зелень, тепло. Моя Окки чинно вышагивает слева от меня
на поводке. А справа шествует громадный пес с белоснежной курчавой шерстью.
Я плохо разбираюсь в породах собак. Этот
пёс был похож на пуделя, но размером с телёнка. Я не знаю, откуда и как он
появился.
Он шел рядом, изредка посматривая то на
меня, то на Окки. И разговаривал со мной. Не знаю, как это у нас получалось, но
я его с л ы ш а л. А он с л ы ш а л
меня. Но я не открывал рта. А он не открывал пасть. И мы р а
з г о в а р и в а л и! Что поделать: сон. Иллюзия. Мистика.
- Всё будет хорошо, - успокаивал пёс
меня. – И не трясись ты над своей Окки, отпусти с поводка, она не убежит, я
ручаюсь.
- Убежит,- возражал я вяло. – Уже
пробовала – кое-как поймал. Возраст у неё такой. «Бегунок»…
Мне
показалось, что он улыбается.
Я нагнулся и отстегнул щенка.
Окки продолжала идти рядом и, что
странно, слушала нашего попутчика, повернув к нему наивную мордашку. Не
бесилась, не прыгала, не лаяла – молча слушала.
- Не волнуйся за неё. У вас всё будет
хорошо. Я помогу ей. Только ты оставайся человеком…
Я проснулся.
На душе было необычайно светло и
радостно. Зимним темным утром… светло и радостно… Со мной был Собачий бог. Я
знаю – это был он. Большой, белый, пушистый. И добрый.
Я свесил руку к полу. Окки, не
просыпаясь, что то проворчала, лежа на подстилке, заворочалась, потянулась и
затихла.
Я лежал на спине и улыбался. А по щекам
текли слёзы.
- Что ж ты так поздно, родной? Что ж так
поздно? Что ж ты раньше-то мне не снился?!
И слёзы текли и текли…
И я улыбался…
И Окки вздрагивала во сне…
И подстилка под ней была та же, прежняя,
от погибшей год назад моей любимой
Ульки-Рики…
Но Бог был рядом.
И я улыбался. Сквозь слёзы.
[Скрыть]Регистрационный номер 0258796 выдан для произведения:
Мне уже второй раз за месяц снится почти
один и тот же сон.
Будто гуляю я со своим трехмесячным
щенком в посадках. Лето, зелень, тепло. Моя Окки чинно вышагивает слева от меня
на поводке. А справа шествует громадный пес с белоснежной курчавой шерстью.
Я плохо разбираюсь в породах собак. Этот
пёс был похож на пуделя, но размером с телёнка. Я не знаю, откуда и как он
появился.
Он шел рядом, изредка посматривая то на
меня, то на Окки. И разговаривал со мной. Не знаю, как это у нас получалось, но
я его с л ы ш а л. А он с л ы ш а л
меня. Но я не открывал рта. А он не открывал пасть. И мы р а
з г о в а р и в а л и! Что поделать: сон. Иллюзия. Мистика.
- Всё будет хорошо, - успокаивал пёс
меня. – И не трясись ты над своей Окки, отпусти с поводка, она не убежит, я
ручаюсь.
- Убежит,- возражал я вяло. – Уже
пробовала – кое-как поймал. Возраст у неё такой. «Бегунок»…
Мне
показалось, что он улыбается.
Я нагнулся и отстегнул щенка.
Окки продолжала идти рядом и, что
странно, слушала нашего попутчика, повернув к нему наивную мордашку. Не
бесилась, не прыгала, не лаяла – молча слушала.
- Не волнуйся за неё. У вас всё будет
хорошо. Я помогу ей. Только ты оставайся человеком…
Я проснулся.
На душе было необычайно светло и
радостно. Зимним темным утром… светло и радостно… Со мной был Собачий бог. Я
знаю – это был он. Большой, белый, пушистый. И добрый.
Я свесил руку к полу. Окки, не
просыпаясь, что то проворчала, лежа на подстилке, заворочалась, потянулась и
затихла.
Я лежал на спине и улыбался. А по щекам
текли слёзы.
- Что ж ты так поздно, родной? Что ж так
поздно? Что ж ты раньше-то мне не снился?!
И слёзы текли и текли…
И я улыбался…
И Окки вздрагивала во сне…
И подстилка под ней была та же, прежняя,
от погибшей год назад моей любимой
Ульки-Рики…
Но Бог был рядом.
И я улыбался. Сквозь слёзы.