Прекрасные розы Безье
Из цикла "Песни сожжённого Прованса!
Лангедок, июль 1209 г. от рождества Христова
* * *
Над тихой рекой, на высоком холме,
Где ныне лишь пепел и тлен,
Богатый и гордый, прекрасный Безье
Стоял в ожерелье из стен.
Ремесленник славил его мастерством,
Купец продавал свой товар.
Без споров и ссор жили в городе том
Католик, еврей и катар.
Но Папой объявлен крестовый поход,
Чтоб ересь в стране покарать,
А первым Безье на пути их, и вот -
Пришла крестоносная рать.
В доспехах булатных, с наперсным крестом
И к ереси непримирим,
Ведёт это войско аббат из Сито
Святейший Арно-Амори.
Он цистерцианец и папский легат.
Не герцог, не граф и не лорд.
Такие как он никого не щадят,
Кто в вере бывает не твёрд.
Граф Эвре Неверский вассалов своих
На дело святое привёл,
С ним герцог Бургундский, барон Сен-Дени
И рыцари графа Сен-Поль.
Раймон, граф Тулузский идёт в их рядах,
Нарушив священный оманж...
Надеюсь простит Вам предательство, граф,
Господь милосерднейший наш.*
Шагают сквозь пепел сожжённых полей,
На солнце доспехи блестят.
И страшный безмерной отвагой своей
Гасконских рутьеров** отряд.
Я численность их сосчитать не берусь,
Но в городе смелый народ,
Хоть молод годами, но тоже не трус
Раймон Тренкавель, их виконт.
* * *
На ратушной площади в час роковой
Стояли ряды горожан
И чёрные птицы над их головой
О чём-то кричали, кружа.
В кольчуге простой, опоясан мечом,
Стоял перед ними виконт.
Уже с сединой, хоть и молод ещё,
И тени у глаз от забот.
«Послушайте люди, недобрую весть -
Идут крестоносцев войска.
Совсем уже скоро они будут здесь
И сила у них велика.
А чтобы катарскую ересь стереть
Монахи идут среди них.
Ужели мы выдадим, братья, на смерть
Соседей, друзей и родных?
Напрасно от нас ожидают враги
Что сами сдадим им ключи.
Запасов полно, бастионы крепки
И не заржавели мечи.
Они разобьются о мощь наших стен,
Не славу познают, но срам.
Всего шесть недель длится их карантэн***
И войско пойдёт по домам.
К тому же, чем больше крестовая рать,
Тем больше ей нужно еды.
Не смогут Вас долго в осаде держать
Их голод развеет как дым.
Я прямо сейчас в Каркассон поспешу,
Чтоб помощь собрать поскорей.
А Вас же, друзья, продержаться прошу
В осаде всего сорок дней.
Епископ останется вместо меня,
Доверием моим обличён,
А стены хранить будет рыцарь Бернар,
Мой верный вассал Сервион.
Пусть Бог Вас хранит и хранит гарнизон.
Прошу Вас, дождитесь меня...»
И всем горожанам отвесив поклон,
Вскочил на гнедого коня.
* * *
И город решил: «Будем насмерть стоять,
Пусть трижды сильнее нас враг.
Ведь если сеньоров так просто менять,
Цена нам — потёртый медяк».****
Успели собрать всё съестное окрест,
Меняли добро на мечи
И крепче обычного жён и невест
Они целовали в ночи.
У Бога просили простить им грехи,
Пусть каждый по вере своей,
Чинили щиты и точили клинки
Католик, катар и еврей.
На стенах теперь им стоять заодно,
Но тайной тропой поутру
Бежал из осады епископ Рено
Позор рода де Монтейру.
Бежал, как от волка трусливый пастух,
Забывший о пастве своей.
Теперь он достоин лишь места в аду,
Как мать, что бросает детей.
А где-то к обеду, в июльской пыли,
Под самый полуденный зной
Несметной ордой крестоносцы пришли,
Свой лагерь разбив за рекой.
Смотрели со стен как подходят полки,
Как реет с крестом белый флаг,
Но стены в Безье высоки и крепки,
И страшным не кажется враг.
Когда смотришь издали и с высоты,
То он не опаснее вшей.
Так мелок и жалок, что думаешь ты:
«Быку ли бояться мышей?»****
Маляр и кузнец, брадобрей и рыбак,
А ныне «солдаты на час»,
Воскликнули: «Ныне разбит будет враг,
Когда с нами Бог, и за нас!»****
И кто-то открыл на воротах засов,
Для тех, кто вдруг стали смелей.
Как будто бы криками можно врагов
Прогнать, словно птицу с полей.
* * *
Безумство отважных, конечно, в чести,
Бессмертие — храбрых удел,
Но может немало беды принести,
Тот, кто без ума будет смел.
И кто-то в бездумной браваде своей
На вылазку вывел отряд,
Не зная о том, что он лучших людей
Ведёт в поджидавший их ад.
Известно, что сокол сильней воробьёв,
А хлеб не сильнее ножа,
И воин, прошедший сквозь сотни боёв,
Один стоит трёх горожан.
Быть может на стенах они и могли
Спасти свой очаг и свой кров,
Но с глупой отвагой в атаку пошли
На лагерь заклятых врагов.
Успели сплотить крестоносцы ряды,
Не битва — резня началась
И флаги их белые — в цвет чистоты -
Втоптали в кровавую грязь.
А в тыл им босые, в рубахах одних,
Но всё же с мечами в руках,
Ударили банды рутьеров лихих
Не ведавших, что значит страх.
Отрезали путь к отступлению назад
И тут же, в сиянии шпор,
Ударил во фланг пилигримов отряд
И их капитан де Монфор.
В ворота враги ворвались как пожар,
Как в сердце железо ножа,
И первым погиб славный рыцарь Бернар,
Пытаясь напор их сдержать.
Бессилен клинок, что не держит рука,
Беспомощен, кто без мозгов.
Коль стадо останется без вожака,
То станет добычей волков.
И кто-то в соборах спасенья искал,
А кто-то сдавался им в плен.
Так город прекрасный практически пал,
Ещё до падения стен.
* * *
Арно-Амори, сжав до боли кулак,
Смотрел на резню за мостом.
И видит на башне сменён белый флаг,
На белый, но с красным крестом.
Сказал он баронам и графам тогда,
Всяк свой возглавлявшим отряд:
«Идите смелее, солдаты Христа,
От скверны очистить сей град».
Лишь старый вояка Симон де Монфор
Пред ним задержался на миг:
«А как отличить, подскажи нам, приор,
Кто праведник, кто еретик?»
Помята кираса и в пятнах доспех
От крови своей и чужой.
Ответил аббат: «Убивайте их всех,
Господь разберётся где свой». ****
Вошёл он в ворота, а следом за ним
Отряд за отрядом идут.
«Тебе, Богу, хвалим...» - запели они,
Свершая кровавый свой труд.
«Te Deum ...” - им вторили звонко клинки,
И кровь потекла как вода,
И стали пурпурными воды реки
От крови людской и от стыда.
Рутьеры, как стая голодных волков,
Набросились на горожан.
Не жён не щядя, не седых стариков,
Войдя в лютый раж грабежа.
В дворцах и в лачугах, и даже в церквях,
Готовили снедь для ворон,
Насилуя юных девиц в алтарях,
Срывая оклады с икон.
И рыцари тоже, бандитам под стать,
Забыли о чести своей
За пару монет принялись убивать
И мучить несчастных людей.
Господь наш Всевышний проведал о том,
На то он и истинный Бог.
И с чистого неба ударивший гром,
Истерзанный город зажёг...
* * *
К ним помощь пришла, опоздав на два дня.
И я расскажу Вам о том,
Как вязли копыта гнедого коня
В золе покрывающей холм.
Как плакал виконт, слёз своих не тая,
О тех, кто ушли в никуда.
И слёзы набухшая кровью земля
В себя принимала как дар.
Сбегала слеза, скупо и горячо,
О том, как в могиле своей
Лежали плечом прижимаясь к плечу.
Католик, катар и еврей.
Как твёрдо сжимая могучей рукой
Заветный прадедовский меч,
Поклялся врагам отомстить наш виконт
За тех, что не смог он сберечь.
* * *
Над тихой рекой, на высоком холме
Где ныне лишь пепел и тлен.
Богатый и гордый, прекрасный Безье
Стоял в ожерелье из стен...
Там тысячи роз расцветают весной
Пленяя красою своей,
Прекрасных, как души обретших покой
Невинно погибших людей.
* Боюсь что смысл этого катрена придётся пояснить. Рйамон IV, граф Тулузский являлся сюзереном Раймона-Роже Тренкавеля, виконта Безье и Каракассона, принявшим от него присягу — оманж, который подразумевает не только верность вассала, но и его защиту со стороны сюзерена. Таким образом, выступив против того, кого он поклялся защищать, граф нарушил основной закон вассалитета.
** Рутьеры — солдаты-наёмники, скорее даже бандиты на воинской службе, известные своим бесстрашием и жестокостью.
*** Карантэн — срок ежегодной военной службы вассала своему сеньору, составлявший в описываемое время 40 дней, после окончания которого рыцарь, барон и даже граф, мог разворачивать коня и двигать домой с чувством выполненного долга. Можно даже с поля битвы...
**** Цитата из постановления городского совета г. Безье, конечно же адаптированная к поэтической форме повествования. Остальные цитаты - из хроник описываемого времени.
Из цикла "Песни сожжённого Прованса!
Лангедок, июль 1209 г. от рождества Христова
* * *
Над тихой рекой, на высоком холме,
Где ныне лишь пепел и тлен,
Богатый и гордый, прекрасный Безье
Стоял в ожерелье из стен.
Ремесленник славил его мастерством,
Купец продавал свой товар.
Без споров и ссор жили в городе том
Католик, еврей и катар.
Но Папой объявлен крестовый поход,
Чтоб ересь в стране покарать,
А первым Безье на пути их, и вот -
Пришла крестоносная рать.
В доспехах булатных, с наперсным крестом
И к ереси непримирим,
Ведёт это войско аббат из Сито
Святейший Арно-Амори.
Он цистерцианец и папский легат.
Не герцог, не граф и не лорд.
Такие как он никого не щадят,
Кто в вере бывает не твёрд.
Граф Эвре Неверский вассалов своих
На дело святое привёл,
С ним герцог Бургундский, барон Сен-Дени
И рыцари графа Сен-Поль.
Раймон, граф Тулузский идёт в их рядах,
Нарушив священный оманж...
Надеюсь простит Вам предательство, граф,
Господь милосерднейший наш.*
Шагают сквозь пепел сожжённых полей,
На солнце доспехи блестят.
И страшный безмерной отвагой своей
Гасконских рутьеров** отряд.
Я численность их сосчитать не берусь,
Но в городе смелый народ,
Хоть молод годами, но тоже не трус
Раймон Тренкавель, их виконт.
* * *
На ратушной площади в час роковой
Стояли ряды горожан
И чёрные птицы над их головой
О чём-то кричали, кружа.
В кольчуге простой, опоясан мечом,
Стоял перед ними виконт.
Уже с сединой, хоть и молод ещё,
И тени у глаз от забот.
«Послушайте люди, недобрую весть -
Идут крестоносцев войска.
Совсем уже скоро они будут здесь
И сила у них велика.
А чтобы катарскую ересь стереть
Монахи идут среди них.
Ужели мы выдадим, братья, на смерть
Соседей, друзей и родных?
Напрасно от нас ожидают враги
Что сами сдадим им ключи.
Запасов полно, бастионы крепки
И не заржавели мечи.
Они разобьются о мощь наших стен,
Не славу познают, но срам.
Всего шесть недель длится их карантэн***
И войско пойдёт по домам.
К тому же, чем больше крестовая рать,
Тем больше ей нужно еды.
Не смогут Вас долго в осаде держать
Их голод развеет как дым.
Я прямо сейчас в Каркассон поспешу,
Чтоб помощь собрать поскорей.
А Вас же, друзья, продержаться прошу
В осаде всего сорок дней.
Епископ останется вместо меня,
Доверием моим обличён,
А стены хранить будет рыцарь Бернар,
Мой верный вассал Сервион.
Пусть Бог Вас хранит и хранит гарнизон.
Прошу Вас, дождитесь меня...»
И всем горожанам отвесив поклон,
Вскочил на гнедого коня.
* * *
И город решил: «Будем насмерть стоять,
Пусть трижды сильнее нас враг.
Ведь если сеньоров так просто менять,
Цена нам — потёртый медяк».****
Успели собрать всё съестное окрест,
Меняли добро на мечи
И крепче обычного жён и невест
Они целовали в ночи.
У Бога просили простить им грехи,
Пусть каждый по вере своей,
Чинили щиты и точили клинки
Католик, катар и еврей.
На стенах теперь им стоять заодно,
Но тайной тропой поутру
Бежал из осады епископ Рено
Позор рода де Монтейру.
Бежал, как от волка трусливый пастух,
Забывший о пастве своей.
Теперь он достоин лишь места в аду,
Как мать, что бросает детей.
А где-то к обеду, в июльской пыли,
Под самый полуденный зной
Несметной ордой крестоносцы пришли,
Свой лагерь разбив за рекой.
Смотрели со стен как подходят полки,
Как реет с крестом белый флаг,
Но стены в Безье высоки и крепки,
И страшным не кажется враг.
Когда смотришь издали и с высоты,
То он не опаснее вшей.
Так мелок и жалок, что думаешь ты:
«Быку ли бояться мышей?»****
Маляр и кузнец, брадобрей и рыбак,
А ныне «солдаты на час»,
Воскликнули: «Ныне разбит будет враг,
Когда с нами Бог, и за нас!»****
И кто-то открыл на воротах засов,
Для тех, кто вдруг стали смелей.
Как будто бы криками можно врагов
Прогнать, словно птицу с полей.
* * *
Безумство отважных, конечно, в чести,
Бессмертие — храбрых удел,
Но может немало беды принести,
Тот, кто без ума будет смел.
И кто-то в бездумной браваде своей
На вылазку вывел отряд,
Не зная о том, что он лучших людей
Ведёт в поджидавший их ад.
Известно, что сокол сильней воробьёв,
А хлеб не сильнее ножа,
И воин, прошедший сквозь сотни боёв,
Один стоит трёх горожан.
Быть может на стенах они и могли
Спасти свой очаг и свой кров,
Но с глупой отвагой в атаку пошли
На лагерь заклятых врагов.
Успели сплотить крестоносцы ряды,
Не битва — резня началась
И флаги их белые — в цвет чистоты -
Втоптали в кровавую грязь.
А в тыл им босые, в рубахах одних,
Но всё же с мечами в руках,
Ударили банды рутьеров лихих
Не ведавших, что значит страх.
Отрезали путь к отступлению назад
И тут же, в сиянии шпор,
Ударил во фланг пилигримов отряд
И их капитан де Монфор.
В ворота враги ворвались как пожар,
Как в сердце железо ножа,
И первым погиб славный рыцарь Бернар,
Пытаясь напор их сдержать.
Бессилен клинок, что не держит рука,
Беспомощен, кто без мозгов.
Коль стадо останется без вожака,
То станет добычей волков.
И кто-то в соборах спасенья искал,
А кто-то сдавался им в плен.
Так город прекрасный практически пал,
Ещё до падения стен.
* * *
Арно-Амори, сжав до боли кулак,
Смотрел на резню за мостом.
И видит на башне сменён белый флаг,
На белый, но с красным крестом.
Сказал он баронам и графам тогда,
Всяк свой возглавлявшим отряд:
«Идите смелее, солдаты Христа,
От скверны очистить сей град».
Лишь старый вояка Симон де Монфор
Пред ним задержался на миг:
«А как отличить, подскажи нам, приор,
Кто праведник, кто еретик?»
Помята кираса и в пятнах доспех
От крови своей и чужой.
Ответил аббат: «Убивайте их всех,
Господь разберётся где свой». ****
Вошёл он в ворота, а следом за ним
Отряд за отрядом идут.
«Тебе, Богу, хвалим...» - запели они,
Свершая кровавый свой труд.
«Te Deum ...” - им вторили звонко клинки,
И кровь потекла как вода,
И стали пурпурными воды реки
От крови людской и от стыда.
Рутьеры, как стая голодных волков,
Набросились на горожан.
Не жён не щядя, не седых стариков,
Войдя в лютый раж грабежа.
В дворцах и в лачугах, и даже в церквях,
Готовили снедь для ворон,
Насилуя юных девиц в алтарях,
Срывая оклады с икон.
И рыцари тоже, бандитам под стать,
Забыли о чести своей
За пару монет принялись убивать
И мучить несчастных людей.
Господь наш Всевышний проведал о том,
На то он и истинный Бог.
И с чистого неба ударивший гром,
Истерзанный город зажёг...
* * *
К ним помощь пришла, опоздав на два дня.
И я расскажу Вам о том,
Как вязли копыта гнедого коня
В золе покрывающей холм.
Как плакал виконт, слёз своих не тая,
О тех, кто ушли в никуда.
И слёзы набухшая кровью земля
В себя принимала как дар.
Сбегала слеза, скупо и горячо,
О том, как в могиле своей
Лежали плечом прижимаясь к плечу.
Католик, катар и еврей.
Как твёрдо сжимая могучей рукой
Заветный прадедовский меч,
Поклялся врагам отомстить наш виконт
За тех, что не смог он сберечь.
* * *
Над тихой рекой, на высоком холме
Где ныне лишь пепел и тлен.
Богатый и гордый, прекрасный Безье
Стоял в ожерелье из стен...
Там тысячи роз расцветают весной
Пленяя красою своей,
Прекрасных, как души обретших покой
Невинно погибших людей.
* Боюсь что смысл этого катрена придётся пояснить. Рйамон IV, граф Тулузский являлся сюзереном Раймона-Роже Тренкавеля, виконта Безье и Каракассона, принявшим от него присягу — оманж, который подразумевает не только верность вассала, но и его защиту со стороны сюзерена. Таким образом, выступив против того, кого он поклялся защищать, граф нарушил основной закон вассалитета.
** Рутьеры — солдаты-наёмники, скорее даже бандиты на воинской службе, известные своим бесстрашием и жестокостью.
*** Карантэн — срок ежегодной военной службы вассала своему сеньору, составлявший в описываемое время 40 дней, после окончания которого рыцарь, барон и даже граф, мог разворачивать коня и двигать домой с чувством выполненного долга. Можно даже с поля битвы...
**** Цитата из постановления городского совета г. Безье, конечно же адаптированная к поэтической форме повествования. Остальные цитаты - из хроник описываемого времени.
Нет комментариев. Ваш будет первым!