1.
Старинный замок был построен
Аж в девятьсот втором году,
Но он не пал, как пала Троя,
Для постояльцев, на беду.
Стоит он гордо, величаво
И возвышается меж скал,
И смерть в нем многих повстречала,
И не один был срезан скальп.
Тяжелый дух, безумный ужас,
Извечный мрак, предсмертный крик,
Когда садишься есть свой ужин,
То на тебя глядит старик.
Седой, худой и одинокий
На всех взирает с полотна,
Он смотрит будто бы в бинокль,
Лишает постояльцев сна.
В любом углу пустой гостиной
Застанет взгляд, тяжелый взгляд
Его, быть может, бес настигнул
И совершил над ним обряд.
Когда-то жил он в этом замке,
Всегда больной, всегда один,
Но не нашли его останки…
Портрет – и нет других картин.
И смотрит седовласый старец
На всех въезжающих в свой дом,
Кого вниманием одарит,
Тот быстро тронется умом.
Годами замок был покинут,
Никто сюда не приезжал,
Ведь кто-то слышал: люди гибнут,
Одних «съел» холод, прочих – жар.
Но вскоре слухи поутихли,
Забылись страшные года,
А память закружилась вихрем,
И унесла беду вода.
Одна семья молодоженов
Решила въехать в особняк,
Ее профессия – художник,
А он лечил больных собак.
Андрей с Марией восторгались
Убранством дома, красотой,
Риелторы не торговались,
Ведь особняк давно пустой.
Супруги долго удивлялись,
Что замок сдан за полцены,
И жизни пленку проявляли,
И наяву смотрели сны.
Торговец, дом сей продававший,
Предупредил и остерег,
Что на картине: старец павший,
И злые мысли он берег.
Мария мимо пропустила
Своих ушей его посыл,
Не видела, что злая сила
Живет в картине. Сила сил.
Она спросила ненароком:
«А почему повреждена
Картина старца левым боком?
Кому ж мешала-то она?
И техника ее прекрасна,
Не видела я отродясь
Таких оттенков краски красной…
Глаза живым огнем горят!»
Торговец прошептал на ухо:
«Таинственна картина та!
Одни узрели злого духа,
Других сжирала пустота.
Я вас прошу ее не трогать
Для безопасности семьи…
Не надо! Не гневите Бога!
А ты, Андрей, ее сними!»
Риелтор быстро попрощался
И поспешил покинуть дом,
Супругам больше не встречался,
Не слышно ничего о нем.
Андрей с Марией в замке этом
Делили площадь на двоих,
Но призрак страшного портрета
Глаз не сводил с гостей своих…
2.
Хотели жить спокойно, тихо,
Но нет размеренности тем,
Кто пробуждает злое лихо,
Не бережется от проблем,
Кто интерес свой проявляет,
Кто не продумывает ход…
То ночью пес бродячий лает,
То в доме оказался кот,
То чашка со стола упала,
То ночью пропадает свет,
А то луна в реке купалась,
Меняя свой на красный цвет.
Не знали милые супруги,
Когда въезжали в новый дом:
Бегут из замка даже слуги,
Не вспоминая о былом.
А тем, кто старое помянет,
Рассудок свой не уберечь,
А потому пуста их память,
А потому бедна их речь.
Просторный замок пробуждает
В укромных уголках души:
Кончины скорой ожиданье
И нежелание дружить
Ума и сердца в человеке,
Который противоречив…
Метафизические реки
Отливом платят за прилив!
Тоской чумной себя сжирая,
Как люди, что живут в бреду,
Молодоженам не до Рая,
Они горят в своем Аду.
Но не понятны смыслы эти,
Со стороны не посмотреть,
И потому гонимы плетью
К той точке, чье названье «смерть».
Не сделать вывод, ставя точку
На сон, грядущий и больной,
А потому так мало толку,
И стены движутся войной.
Мария глаз бы не сводила
Со старика на полотне,
И постепенно злая сила
Все больше пробуждалась в ней.
Она пыталась докопаться,
Узнать секреты мастерства,
Погибла в ней Христова паства,
Ослабла веры тетива.
Художница и дни, и ночи
Смотрела на шедевр сей,
А сердце на свободу хочет,
Но будто бы попалось в сеть.
И будто затуманен разум,
Ничто ее не отвлечет,
И становилось деве разом,
То холодно, то горячо.
И мужу так она сказала,
Едва дыша, едва дыша:
«Быть может, это наказанье?
Не знаю, где моя душа?»
А муж ответил строгим тоном:
«Мария, ты сошла с ума!
Я слышу по ночам их стоны!
В особняке живет чума!
И нет покоя оттого ли,
Что ты явила интерес
К картине. В ней так много боли
И эта боль живет в тебе!
Прошу же, перестань, родная!
Не доведет же до добра…
Дойдешь, играя, ты, до края,
Но это вовсе не игра.»
«О, милый, знаю, что ты хочешь,
Чтоб я не видела сей свет,
Чтоб дни переродились в ночи,
И я не видела портрет!
Но бесподобное искусство,
Ужели ты не видишь сам?
Оно во мне пробудит чувства,
Откроет двери мне Сезам!»
3.
Проблемы начались позднее,
Когда в кромешной темноте
Мария чахла и болела,
Не приглашая в дом гостей.
Она бессонными ночами
Пыталась тайну разгадать,
И взгляд очей ее печальных
Покрылся отчужденьем льда.
Она смотрела и смотрела
На старика, как на родню,
И вместе с тем она старела,
Не понимая вещь одну:
Чем дольше смотришь на картину,
Тем становился он сильней,
А люди и согласны гибнуть…
Но он по-прежнему в огне!
Освободит ли кто безумца
Из плена-ада-полотна?
Тогда извергнется Везувий,
Воспрянет бес, умрет монах!
«Андрей, я все давно решила!
Я копию создам свою.
О, это творчества вершина,
А ты смотри, как я творю
Без сновидений и режима!
Я поняла его секрет:
Учитель хочет вечной жизни,
Он проживет еще сто лет!»
«Мария, нас предупреждали,
А ты за старое взялась –
Напишешь копию едва ли…
Он над тобой получит власть!
Не будь, пожалуйста, наивной.
Он злобный! Взгляд, смотри, какой!»
«Я вижу за окошком ивы!
Старик святой! Старик святой!
И больше не было покоя
В стенах сего «монастыря»,
Под заунывным волчьим воем
Мария жаждала творя.
Нет. Не воды – невинной крови,
Чем был наполнен бы сосуд,
А по ночам по ветхой кровле
Был слышен непрестанный стук.
Был слышен крик… и стоны тоже,
А также шарканье в дверях,
Казался человек ничтожным,
Когда в душе рождался страх.
И ужас поедавший святость
Был бесконечен, как кошмар,
Что можно было просто спятить…
В душе же прорастал дурман.
«Не есть, не пить и жить работой!»
Отвлечься даже не могла,
Писала до седьмого пота,
А в замке воцарилась мгла.
Андрей устал терпеть все это
И долго думал, размышлял,
Что жизнь их – Ад, из-за портрета,
В неволе бесится душа.
Решенье принял он не сразу –
Марию до сих пор любил,
Но помутился милой разум
И больше нет его судьбы.
Он подошел. Она сидела,
Склонившись над холстом своим,
На мужа больше не глядела
И был их дом не для двоих.
Он молча постоял с ней рядом,
Потом сказал, набравшись сил:
«В моей душе так много яда.
Помилуй, Господи, спаси!
Я уезжаю. Что же боле?
Я не могу так жить и впредь.
Тебе не причинить уж боли.
Душа твоя мертва. Ах, смерть…»
4.
Андрей нашел Петра Крайнова,
Что жил в том замке раньше их,
Хотел услышать хоть два слова,
Что чувствовал тогда старик?
Тот встретил молчаливым взглядом,
Гостей он редко привечал,
Никто не жил с ним больше рядом,
А на устах его печать.
Андрей молил: «Ну хоть немного
Поведайте о ваших днях
В том замке, где не слышно Бога,
Где правят: ужас, мрак и страх!»
Крайнов, едва уста открывший,
Ни слова не сказал в ответ,
Дождь застучал по ветхой крыше
А в доме еле брезжил свет.
Старик склонился и на ухо
Андрею тихо прошептал,
Что у него была б старуха,
Когда бы не пропала та.
Они заехали в тот замок
В далекий високосный год,
И через месяц сердца дама
Вспорола вилкой свой живот.
Старик сглотнул: «Так сухо в горле.
Налью, пожалуй, я вина…
Я перенес так много боли,
Но чашу не испил до дна.»
Андрей вмешался: «Что случилось
С возлюбленной твоей, старик?»
«Мы с Верой сгинули в пучине
Того безумца слыша крик…
Его прозвали – старый Мюллер,
И он талантлив был, как бес,
Его не брали даже пули…
Он часто отправлялся в лес.
Прожил всю жизнь он одиноким,
Ненужным, злобным бобылем,
Винил людей: «Они жестоки.
А он, как на глазу, бельмо.»
И обижали часто деда
За то, что нелюдимым был,
А он, как старая торпеда,
Пересекая море, плыл.
Терпение всегда исходит…
И он не смог смириться с тем,
Что за свои седые годы
Нажил себе одних проблем.
Он ритуал провел кровавый
И понял он тогда одно:
Что масло – суть, а кровь – приправа,
И сотворил он полотно.»
Андрей большущими глазами
Смотрел теперь на старика –
Тот плакал горькими слезами,
Дрожали голос и рука.
Андрей спросил: «А чем опасно,
Что кровь добавлена в портрет?»
Старик ответил: «Кровью красной
Жена твоя искупит грех!
Езжай же к ней, а вдруг не поздно…
Быть может, что еще жива.
Смотри, уже погасли звезды
И крутит мельник жернова.
Не будь, как я же, одиноким,
Сойдешь с ума ты без жены,
Беги же, не жалея ноги…
А если нет – в том нет вины…»
Андрей ворвался в замок ночью
Холодный, мокрый от дождя…
Портрет безумца порван в клочья,
Над дверью копия ждала.
Картина стала лучше прежней,
Кровавый блеск слепил глаза,
Безумец Мюллер, лик медвежий…
«О, Боже!» - хочется сказать.
Андрей поник, ведь было поздно,
Он не успел ее спасти…
Ведь правда все погасли звезды
И наступил конец пути.
5.
Стоит, как прежде, замок мрачный,
Въезжает новая семья,
Их договор составлен брачный,
Но новой крови ждет земля.
Настасья с мужем Михаилом
Так радостно поют любовь,
А в это время дом-могила
Готовится испить их кровь.
К ним подошел старик болезный…
«Съезжайте!» - молвил им Андрей.
Ему ответили: «Не лезьте!
Идите вон! Быстрей! Скорей!»
«Портрет прекрасный, как икона!» -
Настасье Михаил сказал,
А на семью молодоженов
Смотрели страшные глаза…
[Скрыть]Регистрационный номер 0491375 выдан для произведения:1.
Старинный замок был построен
Аж в девятьсот втором году,
Но он не пал, как пала Троя,
Для постояльцев, на беду.
Стоит он гордо, величаво
И возвышается меж скал,
И смерть в нем многих повстречала,
И не один был срезан скальп.
Тяжелый дух, безумный ужас,
Извечный мрак, предсмертный крик,
Когда садишься есть свой ужин,
То на тебя глядит старик.
Седой, худой и одинокий
На всех взирает с полотна,
Он смотрит будто бы в бинокль,
Лишает постояльцев сна.
В любом углу пустой гостиной
Застанет взгляд, тяжелый взгляд
Его, быть может, бес настигнул
И совершил над ним обряд.
Когда-то жил он в этом замке,
Всегда больной, всегда один,
Но не нашли его останки…
Портрет – и нет других картин.
И смотрит седовласый старец
На всех въезжающих в свой дом,
Кого вниманием одарит,
Тот быстро тронется умом.
Годами замок был покинут,
Никто сюда не приезжал,
Ведь кто-то слышал: люди гибнут,
Одних «съел» холод, прочих – жар.
Но вскоре слухи поутихли,
Забылись страшные года,
А память закружилась вихрем,
И унесла беду вода.
Одна семья молодоженов
Решила въехать в особняк,
Ее профессия – художник,
А он лечил больных собак.
Андрей с Марией восторгались
Убранством дома, красотой,
Риелторы не торговались,
Ведь особняк давно пустой.
Супруги долго удивлялись,
Что замок сдан за полцены,
И жизни пленку проявляли,
И наяву смотрели сны.
Торговец, дом сей продававший,
Предупредил и остерег,
Что на картине: старец павший,
И злые мысли он берег.
Мария мимо пропустила
Своих ушей его посыл,
Не видела, что злая сила
Живет в картине. Сила сил.
Она спросила ненароком:
«А почему повреждена
Картина старца левым боком?
Кому ж мешала-то она?
И техника ее прекрасна,
Не видела я отродясь
Таких оттенков краски красной…
Глаза живым огнем горят!»
Торговец прошептал на ухо:
«Таинственна картина та!
Одни узрели злого духа,
Других сжирала пустота.
Я вас прошу ее не трогать
Для безопасности семьи…
Не надо! Не гневите Бога!
А ты, Андрей, ее сними!»
Риелтор быстро попрощался
И поспешил покинуть дом,
Супругам больше не встречался,
Не слышно ничего о нем.
Андрей с Марией в замке этом
Делили площадь на двоих,
Но призрак страшного портрета
Глаз не сводил с гостей своих…
2.
Хотели жить спокойно, тихо,
Но нет размеренности тем,
Кто пробуждает злое лихо,
Не бережется от проблем,
Кто интерес свой проявляет,
Кто не продумывает ход…
То ночью пес бродячий лает,
То в доме оказался кот,
То чашка со стола упала,
То ночью пропадает свет,
А то луна в реке купалась,
Меняя свой на красный цвет.
Не знали милые супруги,
Когда въезжали в новый дом:
Бегут из замка даже слуги,
Не вспоминая о былом.
А тем, кто старое помянет,
Рассудок свой не уберечь,
А потому пуста их память,
А потому бедна их речь.
Просторный замок пробуждает
В укромных уголках души:
Кончины скорой ожиданье
И нежелание дружить
Ума и сердца в человеке,
Который противоречив…
Метафизические реки
Отливом платят за прилив!
Тоской чумной себя сжирая,
Как люди, что живут в бреду,
Молодоженам не до Рая,
Они горят в своем Аду.
Но не понятны смыслы эти,
Со стороны не посмотреть,
И потому гонимы плетью
К той точке, чье названье «смерть».
Не сделать вывод, ставя точку
На сон, грядущий и больной,
А потому так мало толку,
И стены движутся войной.
Мария глаз бы не сводила
Со старика на полотне,
И постепенно злая сила
Все больше пробуждалась в ней.
Она пыталась докопаться,
Узнать секреты мастерства,
Погибла в ней Христова паства,
Ослабла веры тетива.
Художница и дни, и ночи
Смотрела на шедевр сей,
А сердце на свободу хочет,
Но будто бы попалось в сеть.
И будто затуманен разум,
Ничто ее не отвлечет,
И становилось деве разом,
То холодно, то горячо.
И мужу так она сказала,
Едва дыша, едва дыша:
«Быть может, это наказанье?
Не знаю, где моя душа?»
А муж ответил строгим тоном:
«Мария, ты сошла с ума!
Я слышу по ночам их стоны!
В особняке живет чума!
И нет покоя оттого ли,
Что ты явила интерес
К картине. В ней так много боли
И эта боль живет в тебе!
Прошу же, перестань, родная!
Не доведет же до добра…
Дойдешь, играя, ты, до края,
Но это вовсе не игра.»
«О, милый, знаю, что ты хочешь,
Чтоб я не видела сей свет,
Чтоб дни переродились в ночи,
И я не видела портрет!
Но бесподобное искусство,
Ужели ты не видишь сам?
Оно во мне пробудит чувства,
Откроет двери мне Сезам!»
3.
Проблемы начались позднее,
Когда в кромешной темноте
Мария чахла и болела,
Не приглашая в дом гостей.
Она бессонными ночами
Пыталась тайну разгадать,
И взгляд очей ее печальных
Покрылся отчужденьем льда.
Она смотрела и смотрела
На старика, как на родню,
И вместе с тем она старела,
Не понимая вещь одну:
Чем дольше смотришь на картину,
Тем становился он сильней,
А люди и согласны гибнуть…
Но он по-прежнему в огне!
Освободит ли кто безумца
Из плена-ада-полотна?
Тогда извергнется Везувий,
Воспрянет бес, умрет монах!
«Андрей, я все давно решила!
Я копию создам свою.
О, это творчества вершина,
А ты смотри, как я творю
Без сновидений и режима!
Я поняла его секрет:
Учитель хочет вечной жизни,
Он проживет еще сто лет!»
«Мария, нас предупреждали,
А ты за старое взялась –
Напишешь копию едва ли…
Он над тобой получит власть!
Не будь, пожалуйста, наивной.
Он злобный! Взгляд, смотри, какой!»
«Я вижу за окошком ивы!
Старик святой! Старик святой!
И больше не было покоя
В стенах сего «монастыря»,
Под заунывным волчьим воем
Мария жаждала творя.
Нет. Не воды – невинной крови,
Чем был наполнен бы сосуд,
А по ночам по ветхой кровле
Был слышен непрестанный стук.
Был слышен крик… и стоны тоже,
А также шарканье в дверях,
Казался человек ничтожным,
Когда в душе рождался страх.
И ужас поедавший святость
Был бесконечен, как кошмар,
Что можно было просто спятить…
В душе же прорастал дурман.
«Не есть, не пить и жить работой!»
Отвлечься даже не могла,
Писала до седьмого пота,
А в замке воцарилась мгла.
Андрей устал терпеть все это
И долго думал, размышлял,
Что жизнь их – Ад, из-за портрета,
В неволе бесится душа.
Решенье принял он не сразу –
Марию до сих пор любил,
Но помутился милой разум
И больше нет его судьбы.
Он подошел. Она сидела,
Склонившись над холстом своим,
На мужа больше не глядела
И был их дом не для двоих.
Он молча постоял с ней рядом,
Потом сказал, набравшись сил:
«В моей душе так много яда.
Помилуй, Господи, спаси!
Я уезжаю. Что же боле?
Я не могу так жить и впредь.
Тебе не причинить уж боли.
Душа твоя мертва. Ах, смерть…»
4.
Андрей нашел Петра Крайнова,
Что жил в том замке раньше их,
Хотел услышать хоть два слова,
Что чувствовал тогда старик?
Тот встретил молчаливым взглядом,
Гостей он редко привечал,
Никто не жил с ним больше рядом,
А на устах его печать.
Андрей молил: «Ну хоть немного
Поведайте о ваших днях
В том замке, где не слышно Бога,
Где правят: ужас, мрак и страх!»
Крайнов, едва уста открывший,
Ни слова не сказал в ответ,
Дождь застучал по ветхой крыше
А в доме еле брезжил свет.
Старик склонился и на ухо
Андрею тихо прошептал,
Что у него была б старуха,
Когда бы не пропала та.
Они заехали в тот замок
В далекий високосный год,
И через месяц сердца дама
Вспорола вилкой свой живот.
Старик сглотнул: «Так сухо в горле.
Налью, пожалуй, я вина…
Я перенес так много боли,
Но чашу не испил до дна.»
Андрей вмешался: «Что случилось
С возлюбленной твоей, старик?»
«Мы с Верой сгинули в пучине
Того безумца слыша крик…
Его прозвали – старый Мюллер,
И он талантлив был, как бес,
Его не брали даже пули…
Он часто отправлялся в лес.
Прожил всю жизнь он одиноким,
Ненужным, злобным бобылем,
Винил людей: «Они жестоки.
А он, как на глазу, бельмо.»
И обижали часто деда
За то, что нелюдимым был,
А он, как старая торпеда,
Пересекая море, плыл.
Терпение всегда исходит…
И он не смог смириться с тем,
Что за свои седые годы
Нажил себе одних проблем.
Он ритуал провел кровавый
И понял он тогда одно:
Что масло – суть, а кровь – приправа,
И сотворил он полотно.»
Андрей большущими глазами
Смотрел теперь на старика –
Тот плакал горькими слезами,
Дрожали голос и рука.
Андрей спросил: «А чем опасно,
Что кровь добавлена в портрет?»
Старик ответил: «Кровью красной
Жена твоя искупит грех!
Езжай же к ней, а вдруг не поздно…
Быть может, что еще жива.
Смотри, уже погасли звезды
И крутит мельник жернова.
Не будь, как я же, одиноким,
Сойдешь с ума ты без жены,
Беги же, не жалея ноги…
А если нет – в том нет вины…»
Андрей ворвался в замок ночью
Холодный, мокрый от дождя…
Портрет безумца порван в клочья,
Над дверью копия ждала.
Картина стала лучше прежней,
Кровавый блеск слепил глаза,
Безумец Мюллер, лик медвежий…
«О, Боже!» - хочется сказать.
Андрей поник, ведь было поздно,
Он не успел ее спасти…
Ведь правда все погасли звезды
И наступил конец пути.
5.
Стоит, как прежде, замок мрачный,
Въезжает новая семья,
Их договор составлен брачный,
Но новой крови ждет земля.
Настасья с мужем Михаилом
Так радостно поют любовь,
А в это время дом-могила
Готовится испить их кровь.
К ним подошел старик болезный…
«Съезжайте!» - молвил им Андрей.
Ему ответили: «Не лезьте!
Идите вон! Быстрей! Скорей!»
«Портрет прекрасный, как икона!» -
Настасье Михаил сказал,
А на семью молодоженов
Смотрели страшные глаза…