Поэма – это брат такое…
Ее не перебьёшь – святое!
И если что не так – соринка в глаз!
Начну, пожалуй, так: Услышал путник глас.
Сказать по правде, дело непростое,
Когда встаёт стеной былое,
Тут не спасёт седой Пегас –
Трудна дорога на Парнас.
Но голос молвил: Помнишь утро,
Где была тара, было брутто
И чистый вес, что нетто звать –
Зачем всё это вспоминать?
Пути судьбы неисправимы,
А мы по младости ретивы.
И так несёт движенье масс,
Что не один талант угас.
Засим продолжим свой рассказ:
Кому-то служит карий глаз,
Мои ж – два серых привиденья...
И не простого поведенья.
С рожденья был я неудачник,
Не ведал милых серых крачек,
И грудь сосал под гам гусей,
Что жили в хижине моей...
А даль звала, она манила,
Сестра имела имя Мила
И не пускала от себя –
Теперь, я думаю, не зря!
Но всё же вырос и обрек
судьбой дарёный оберег.
И растворился в одночасье,
Дав волю ветру и в ненастье.
Шатался там, где так давно
Всегда открытое окно,
И отправлялся по теченью,
К тобой дарёному влеченью.
И мог бы знать, но не дано,
Где то великое гумно,
Где каждый будто сыт и пьян.
И остров тот (кажись, Буян?)
Теперь по-прежнему неведом,
Там дом не дом! и взор так нежен,
Пейзаж, наверное, заснежен
Веками прежних лет Земли.
О! Ясный Отче, – утоли!
[Скрыть]Регистрационный номер 0238009 выдан для произведения:Поэма – это брат такое… Ее не перебьёшь – святое! И если что не так – Соринка в глаз! Начну, пожалуй, так: Услышал путник глас.
Сказать по правде, Дело непростое, Когда встаёт стеной былое, Тут не спасёт седой Пегас – Трудна дорога на Парнас.
Но голос молвил: Помнишь утро, Где была тара, Было брутто И чистый вес, Что нетто звать – Зачем всё это вспоминать?
Пути судьбы неисправимы, А мы по младости ретивы. И так несёт движенье масс, Что не один талант угас. Засим продолжим свой рассказ:
Кому-то служит карий глаз, Мои ж – два серых привиденья... И не простого поведенья. С рожденья был я неудачник, Не ведал милых серых крачек, И грудь сосал под гам гусей, Что жили в хижине моей...
А даль звала, она манила, Сестра имела имя Мила И не пускала от себя – Теперь, я думаю, не зря!
Но всё же вырос И обрек судьбой дарёный оберег. И растворился в одночасье, Дав волю ветру и в ненастье.
Шатался там, где так давно Всегда открытое окно, И отправлялся по теченью, К тобой дарёному влеченью.
И мог бы знать, но не дано, Где то великое гумно, Где каждый будто сыт и пьян. И остров тот (кажись, Буян?) Теперь по-прежнему неведом, Там дом не дом! И взор так нежен, Пейзаж, наверное, заснежен Веками прежних лет Земли. О! Ясный Отче, – утоли!