Глава 20

Здесь всё в новинку для матроса,

Новинка – сам себе – матрос.

Сначала просто нет вопросов,

Все друг на друга смотрят косо,

И как бы нехотя, вопрос:

– Откуда, зёма?

– Из Коврова…

– Ковров? Не знаю, не слыхал…

Там шьют ковры, мычат коровы?

– Ковры… не шьют! – захохотал

Наш Константин,  – их ткут, дружочек.

Но, в общем, прав ты про ковёр.

Был русский князь Андрей… короче…

К Мамаю он проник в шатёр,

И выкрал коврик там у хана,

Голов с десяток тут же снёс

Бойцов мамаевой охраны.

И в дар потом уж преподнёс

Ковёр тот Дмитрию Донскому.

Тот даровал ему село

И имя княжескому дому.

– Глаголешь складно ты, зело.

Ковров, знать, бывшая деревня…

– А князь Андрей с тех пор Ковёр…

Но город наш не очень древний…

– Вот молодец, что коврик спёр!

Друзья (сдружились очень скоро)

Теперь уж – не разлей вода.

В вечерних долгих разговорах

Свои хвалили города;

Другими тоже восхищались;

Друг к другу в гости обещались.

Олег в Балтийске жил, и он

В свой город страстно был влюблён.

Их судьбы разные такие…

Имея музыкальный слух,

Наш Костя был направлен в Киев.

Олег как тетерев был глух.

И потому служить остался,

Там, где сначала призывался.

Учебный курс пройдя успешно,

Вернулся к морю Константин.

Но из всего отряда спешно

В поход отправлен он один.

Поход опасный – не безделка,

С заходами в загранпорты.

Возможно, в этих переделках

Читатель, был не раз и ты?

Так, я не буду повторяться,

Не то, чтоб мне вдруг стало лень

Представить пару инсталляций…

Всё ж ясно здесь, как белый день.

Сегодня может каждый школьник,

(Да что там – дети из яслей!)

Нам рассказать про треугольник,

Где гибнут стаи кораблей.

Они всё знают, лучше взрослых,

Им всё покажет Интернет:

Вон, Фёдор Конюхов на вёслах

Всем россиянам шлёт привет;

Вон по волнам летит, как птица,

Смельчак на тоненькой доске,

Им, храбрым, дома не сидится,

Они бы умерли в тоске…

Но как же всё-таки чудесно

Смотреть и слушать наяву

Ветров торжественные песни,

Морей безбрежных синеву!

Киты, дельфины – все живые,

Пейзажи знойных южных стран,

«Ревущие сороковые»

И он – Индийский океан!

К хореям, ямбам, анапестам

Прибегнуть в войнах нет причин.

И всё же есть для лиры место

В суровых игрищах мужчин.

Всегда отыщутся сюжеты

В окопах, в море, в облаках,

А острословы и поэты

Запишут их в своих строках.

Так, Костя в море, на ученьях,

От вахты в свой свободный час,

Иных не жаждал развлечений,

Опричь «прогулок на Парнас»:

«Сейчас на вахте мы с тобою,

Эфир мы слушаем сейчас,

И пусть нас в рубке только двое –

Зависит многое от нас.

До боли телефоны* сжали.

В висках усталых кровь стучит.

А мы сидим и ждём, как ждали…

Один лишь треск. Эфир молчит.

А за бортом волна крутая,

На судно с грохотом катясь,

На палубе пеною тая,

Уходит прочь, шипя и злясь.

А мы сидим, почти не дышим,

Как будто двое часовых,

Всё так же ждём: когда услышим

Мы писк знакомых позывных».

____________

*телефоны – головные телефоны радиста, наушники

А изучив два-три аккорда

И взяв гитару «напрокат»,

Он на корме, в тени фальшборта

Бряцал по струнам наугад.

Но по прошествии недели,

Конечно, с помощью друзей,

Он мог уже на самом деле

Не хуже спеть, чем Одиссей:

«Сколько было моря синего,

Сколько было чувства сильного,

Сколько было неба светлого

Над землёй.

Вместе под луной беспечною

Нам казалось – счастье вечное.

А теперь, моя заветная,

Рядом нет тебя со мной.

Я к тебе лечу

Белой чайкою,

Рассказать хочу

Про печаль свою.

Стала ты звездой далёкою,

Златовласой, черноокою;

Подскажи, моя любимая,

Как же мне тебя достать.

Как же пересечь мне дальнюю

Океана даль зеркальную,

Чтоб тебя увидеть, милая.

Разве только чайкой стать.

Я к тебе лечу

Белой чайкою,

Рассказать хочу

Про печаль свою».