Сен-Жюст (готовый проект)

[Скрыть] Регистрационный номер 0490709 выдан для произведения: Проект: «Сен-Жюст»
2021
Автор: Богодухова А. (Anna Raven)
(в двух актах)
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Луи́ Сен-Жюст -  французский революционер, военный и политический деятель Великой Французской революции.
Камиль Демулен –  французский революционер. Инициатор похода на Бастилию 14 июля 1789 года, положившего начало Великой французской революции. Друг Робеспьера.
Максимилиан Робеспьер –  французский революционер, его избирает кумиром Сен-Жюст
Гражданин Капет – павший король Людовик Шестнадцатый
Свобода – полумистический дух, то видимый, то незаметный
Люсиль Демулен – жена Камиля Демулена
Депутаты, горожане, представители народа (в Конвенте) – массовка
 
АКТ ПЕРВЫЙ
Сцена 1.1 Пролог
Провинциальное затишье, прерывающееся редким ярким пятном. Усталые, серые лица, грязные одежды, лохмотья – тоска и пустота держит души людей. Людям будто бы лень даже переговариваться между собою, обходятся больше жестами и знаками, изредка кого-то пошатывает и другие, с усилием подхватывают товарища.
В толпе мелькает аккуратно одетый, молодой и энергичный Сен-Жюст. Он подходит к одному из граждан, встряхивает его за плечи, но не встречает ничего в его взгляде; подходит к другому, демонстрирует какие-то бумаги, но другой только пожимает плечами и смотрит куда-то мимо. Сен-Жюст с досадой оставляет толпу, вчитывается: жадно и дико – в собственные листы, торопливо переворачивает их. Толпа обходит его, словно камень и расходится волнами, не замечая – проходит серо и равнодушно.
Сен-Жюст не замечает их, вчитываясь с горячностью в листы. Когда исчезает последний человек, он поднимает вдруг голову и замечает, что остался один. В его взгляде досада и насмешка.
Сцена 1.2 «Мой дух болен свободой»
                Сен-Жюст осторожно складывает листы. Один из них выскальзывает из его пальцев и падает на такую же серую, словно бы выжженную, землю. Он наклоняется за ним, протягивает руку, тянется к листу, но вдруг отдергивает руку, словно какая-то мысль вдруг озаряет все его существо, замирает.
Сен-Жюст:
Мой дух отравлен
И опьянен.
Я всё оставлю…
Медленно поднимается, забыв про листок. Бешеная мысль врывается в его душу.
                Я всё оставлю!
                И брошусь вон,
                Навстречу мечтам и свободе!
Свобода возникает за его спиной, медленно выступает, нерешительно касается его плеча, но, прежде чем Сен-Жюст успевает обернуться, ускользает в сторону еще бесплотным духом.
Я, кажется, чувствую дрожь
В самой земле…
Оглядывается, но уже без досады или насмешки, а с каким-то горестным восхищением. Свобода отступает в полумрак, скрывается в тени серости окружающих бесплотных теней от домов.
И Повсюду.
Она в небе и в народе,
И режет как нож,
Но нож тот как чудо!
Замечает снова лист, наклоняется за ним и быстро поднимает, укладывает среди предыдущих листов с небрежностью, даже не глядя, убирает за пазуху.
Я вижу в ночи и наяву,
Как народ сплочён.
И я уже здесь, я иду…
Делает, словно бы в подтверждение, несколько шагов, улыбается, вскидывает руку в зажатом кулаке.
Мой дух опьянён.
Я буду драться, пока не умру!
Свобода снова появляется из серости, протягивает к нему руку. Сен-Жюст с воодушевлением замечает ее, и, указывая на Свободу, обводит другой рукой окрестности, как бы призывая присоединиться к его ликованию. Однако людей нет. Сен-Жюст же этого не замечает.
Мой дух болен свободой, и я
Отдаюсь пляске всех битв.
Свобода! Дорогая моя,
Я буду драться или буду убит.
Свобода касается его руки, переплетает его пальцы со своими, касается щеки Сен-Жюста, словно бы одобряя действия. Сен-Жюст задерживает ее пальцы на своей коже, обращается уже к ней, глядя в глаза Свободе:
Мой дух болен свободой, спешит
Увести прочь из дома меня.
И есть тот суд, что благо вершит,
Ох, свобода...родная моя!
Свобода отпускает руку Сен-Жюста, несколько раз кружится вокруг себя, улыбается. Со всех сторон вдруг приближаются люди – такие же серые, безрадостные. Они тянут руки к Свободе, невольно вставая перед Сен-Жюстом и мешая ему видеть Свободу. Сен-Жюст с трудом выбирается из толпы.
Мой дух отравлен
И опьянен.
Я всё оставлю,
И брошусь вон.
«Выпадает» из толпы, в которой уже совсем не видно Свободы из-за множества тел и рук, отступает на несколько шагов в сторону и почти что кричит.
И нет сетей тому, кто волен,
Мой дух свободой болен!
Кто-то неудачно толкает Сен-Жюста и от этой неудачности листы из-за пазухи вдруг рассыпаются у его ног. Виновник замечает, с неловкостью пытается поднять листы, но Сен-Жюст властно останавливает его руку:
Я брошу всё пустое,
И пусть это мне жизни стоит,
Но как тут устоять,
Когда дух свободой опьянен?
Я буду драться…
Замечает Свободу, мелькнувшую в толпе, которая медленно кружит ее. Бросается к толпе, вытаскивает кого-то, занимает место, хватает Свободу за руку, останавливая ее движение.
я должен сказать,
Как я люблю
И как обречен!
Свобода пытается снова переплести свои пальцы с его пальцами, но толпа снова кружит Свободу и Сен-Жюст выходит из толпы, проходит по разбросанным, своим же листам. с решимостью, которую не может сломить ничего:
Мой дух болен свободой, и я
Отдаюсь пляске всех битв.
Свобода! Дорогая моя,
Я буду драться, или я буду убит.
Усмехается, оглядывается на Свободу, которой снова не разглядеть, отворачивается, прижимает руку к сердцу, но будто бы не осознает этого:
Клянусь тебе усталость не знать,
Клянусь тебе до конца стоять,
И обрести покой лишь в смерти,
Мне сердце рвёт холодный ветер...
Толпа медленно отступает в серость своего мира. Свобода прячется, нерешительно и с тревогой провожая толпу взглядом. Восстанавливается провинциальное затишье и ленность, словно бы и не произошло ничего. Сен-Жюст набрасывает на плечи дорожный плащ и слова его звучат скорее как заклинание, он обращается к своему духу, а не к какому-то определенному лицу.
Мой дух болен свободой, и я
Отдаюсь пляске всех битв.
Дорогая свобода, ты будешь моя,
Или я буду убит!
Свобода совершает не то прыжок, не то неосторожно бросается к Сен-Жюсту наперерез, не то желая его остановить, не то в желании благословить, он останавливается, приподнимает ее лицо за подбородок и заглядывает ей в глаза.
И я уже здесь, я уже иду -
Я буду драться,
Или умру.
Сен-Жюст скрывается, плотно запахнув свой плащ. Свобода пытается снова броситься за ним следом, но не успевает и замирает, беспомощно понурив голову.
Сцена 1.2.1 «В предвестии…»
                Свобода стоит некоторые мгновения, также понурив голову, пока медленно рассеивается серая хмарь. К ней подступают с почтением жители: теперь это не безликие люди, это люди с живыми лицами, пусть и облаченные в рванину.
                Один из жителей выступает вперед и протягивает руки к Свободе. Он запевает, и его слова подхватывают хором другие.
Жители:
La liberté passera par la ville
La liberté passera par le monde
C'est le pouvoir. Elle arrive
Et n'a pas peur de la mort
Свобода кружится вокруг себя, все быстрее и быстрее, затем совершает несколько резких прыжков. Она начинает танцевать, танцует все быстрее и решительнее, все яростнее и горячее. И крепнут с ее танцем слова жителей.
La liberté passera par la ville
La liberté passera par le monde
C'est le pouvoir. Elle arrive
Et n'a pas peur de la mort!
Слова звучат все громче, вокруг Свободы все больше и больше места. У нее огромный простор для танца и танец этот загорается яростью. вовлекаются в него жители, все новые и новые лица…
Затем Свобода замирает среди жителей. Те осторожно уходят в серость, которая вновь как бы захватывает и жителей, и улицу. Свобода остается одна. В отдалении слышны слова:
La liberté passera par la ville
La liberté passera par le monde
C'est le pouvoir. Elle arrive
Et n'a pas peur de la mort…
Сцена 1.3 Увертюра
                Париж. Суматоха улиц. То там, то тут происходит движение. Слышен смех, чьи-то слезы. Неразборчивые речи и выкрики. Кто-то громит лавки, кто-то дьявольски хохочет, слышен звон стекол. Улицы дрожат от движения и сумасшедшего движения, порождённого революцией. Разноцветные наряды, грязь, обрывки, обломки…кто-то из жителей посреди улицы разбрасывает листовки, кто-то хватает их. Какого-то наглеца стаскивают с бочки, с которой он пытался вещать.
                За всем этим действием наблюдает в окно Максимилиан Робеспьер. Он наблюдает за улицей так, как будто бы не удивлен происходящему.
                Комната Робеспьера бедно обставлена. На его столе большое количество бумаг, чернильницы, перья – все в странном порядке, который может быть понятен только владельцу. Все бледновато-болезненных тонов. Единственное неожиданное живое пятно в обстановке комнаты – корзина с нежно-кремовыми розами, которой Робеспьер едва-едва касается пальцами.
                Стук в дверь. Входит Камиль Демулен. Демулен страшно взволнован, Робеспьер торопливо оборачивается к нему.
Робеспьер (с теплотой в голосе):
-Камиль, мой друг!
Камиль (смущенно улыбается, кивает, достает из-за пазухи какую-то бумагу, сложенную в четыре раза):
-Максимилиан! Единого мнения о предложении Тальена все еще нет, и я…
Робеспьер:
-Это пока не так важно. Ласурс станет нападать на Париж и всех депутатов, значит, нам нужно действовать слаженно. Я очень жалею, что они так хорошо знают эту нашу слаженность!
Камиль:
-О чём ты говоришь?
Робеспьер:
-Я говорю о том, что они хорошо знают нас. слишком хорошо. Нам нужен блестящий оратор, что собьет их с толку непредсказуемостью, впрочем…
                Не заканчивает фразы, пробегает лист, поданный ему Демуленом, глазами.
-Позволишь мне немного изменить?
Камиль Демулен (пожимает плечами):
-Да, прошу тебя.
                Робеспьер кивает, берет лист уже внимательнее и садится за свой стол. Камиль Демулен явно мнется. Робеспьер замечает это.
Максимилиан Робеспьер:
-Мне кажется, ты спешил? Я ошибся?
Камиль Демулен не отвечает, лишь как-то неловко поводит плечами, прячет взгляд.
Робеспьер (уже с тревогой):
-Да в чём же дело?!
Сцена 1.4 «Даже если пути разойдутся»
Камиль (бросается к столу, садится против Робеспьера, словно, наконец, решаясь, хоть и отчаянно смущаясь):
Мой друг, ко мне приходил кошмар,
Я видел наше разделенье,
Я видел смерть...твою и мою.
Робеспьер едва заметно улыбается, но не реагирует, только откладывает листок в сторону и слушает с вежливым и неослабевающим вниманием.
Камиль Демулен (нервничая, но нервность его обретает более яростную, тревожную форму):
В моей груди страшный жар,
И от этого мне мучение,
Мне кажется: мёртв, горю!
Робеспьер успокаивающе касается его плеча через стол.
Камиль (предупреждающе):
Ты знаешь, что я не трус...
Робеспьер (кивает, подтверждая слова друга, его тон успокаивающий, он не думает смеяться или издеваться, а искренне хочет поддержать Камиля, воззвать к его разуму):
Это всё глупо, всё сон.
Во снах мешаются грёзы.
Но этот сон пуст,
Предвестия нет! - я поражен...
Чтобы переключить его внимание, указывает на корзинку с кремовыми розами, касается лепестков пальцем, поглаживает их с нежностью:
Мой друг, взгляни на эти розы!
Камиль (даже не глядя на розы):
Они прекрасны! Но этот сон -
Это страшная битва ума.
Мнется снова, прежде чем решиться на то, что давно уже зреет в его уме:
И я прошу у тебя -
Мой друг, пусть я и смешон...
Робеспьер (с легкой нетерпеливостью):
Да скажи же! Была - не была!
Камиль (хватаясь за руку Робеспьера, с мольбой):
                Взгляни на меня!
Робеспьер покоряется. Кажется, он действительно беспокоится.
Если наши пути различны,
Если наши дороги обманут,
И дружба станет нелогичной,
И боги от нас устанут...
Робеспьер поднимает ладонь, показывая, что слова Камиля – это бред, не имеющий ничего общего с реальностью, но Демулен продолжает с настойчивостью и голос его крепнет:
Даже если разойдутся пути,
Насовсем разойдутся, навек!
Я прошу тебя хранить память,
От смерти никому не уйти,
И всех ожидает пепельный брег,
Но, если мы сумеем оставить...
Заминается, словно бы ком в го горле.
Робеспьер (подхватывая, угадывая стремление Камиля, понимая, что он хочет сказать, поднимается из-за стола и принимается расхаживать перед ним):
Хочешь слова? что ж, я дам.
Я мысль твою угадал.
Если даже разойдутся пути,
Мы все уйдем к иным берегам.
А там снова друзья...
Оборачивается на Демулена:
я сказал!
От смерти однажды и нам не уйти.
Камиль улыбается – устало и измученно, Робеспьер встречает его улыбку кивком.
Камиль Демулен и Максимилиан Робеспьер:
Даже если здесь, на земле,
Разойдутся дороги - пути,
Дождись меня, друг, на ином берегу.
Камиль тоже поднимается из-за стола.
Я приду: по воде и золе,
От смерти никому не уйти -
В этом поклясться могу.
Демулен подходит к окну, где стоит Максимилиан. Они смотрят друг на друга, стоя также – друг против друга.
Камиль Демулен и Максимилиан Робеспьер:
Даже если здесь, среди живущих,
Мы пойдем друг против друга,
И разойдутся наши пути,
Там, за гранью всего сущего,
Я подам тебе руку…
Протягивают руки друг другу. Рукопожатие, объятие, хлопок по плечу.
Ведь от смерти и нам не уйти!
Камиль, немного, очевидно, успокоившись, отходит от окна, к столу.
Камиль Демулен и Максимилиан Робеспьер:
И мы пойдем друг против друга,
И дороги разные, и разобьются грёзы...
Там, на ином берегу, я подам тебе руку.
Камиль Демулен замечает нежно-кремовые розы.
                О, мой друг! Взгляни на эти розы!
Робеспьер садится за свой стол, Демулен уходит прочь.
Сцена 1.5 «На улицах Парижа»
Парижская улица. Горожане. Кого-то стаскивают с бочки, со смехом отвешивают кому-то пинка. Со всех сторон воодушевление, смешанное с зарождающейся агрессией и жестоким очерствением сдерживаемой годами толпы и получившей, наконец, свободу…
Горожанин 1 (вскакивая на какие-то ящики, неумело, но с энтузиазмом обращает на себя внимание):
-Граждане!
                На наших улицах триумф,
                На наших улицах победа!
                На улицах Парижа!
Горожанин 2 (в толпе, обнимая всех подряд, не деля и не разделяя, с воинственным кличем):
                Один раз пойти рискнув,
                Мы восстали против света,
                Которым дух унижен!
Толпа (с радостно-яростным одобрением):
-Да!
Горожанка 1 (разнося из корзины вина, разливая их, со смехом отбиваясь от хмельных приставаний):
                Встали с отцами нашими,
                Братьями, мужьями и детьми.
                Наши улицы Парижа!
Гул одобрения.
Горожанка 2 (дергая за полы одежды Горожанина 1, стоящего на ящиках):
                И до дна испьем всей боли чашу,
                За спины, что стегали плетьми,
                И дух, что был унижен.
Горожанин 1 отмахивается от нее.
Горожанка 2 (не выдерживая):
-Да слезь ты, другим охота тоже!
                Ее слова встречают поддержку, Горожанина 1 стаскивают со смехом с ящиков. Тут же кто-то сноровистый и юркий впрыгивает на его место, пищит:
-Граждане!
Голос из толпы:
-И этого малахольного тоже!
                Стаскивают снова. На ящики забирается настоящий великан с зычным голосом и устрашающей внешностью. По толпе проносится свист.
Вскочивший:
-Граждане!
Горожане:
                Крик моего рождения
                Равен твоему.
                Уровняют улицы Парижа!
                Мы терпели лишения,
                Терпели оковы и тюрьму:
                Они терзали дух, что был унижен!
Под вскочившим великаном рассыпаются ящики, не выдержав его веса. Он падает на толпу, что с визгом разбегается.
Горожанин 3:
                Вставайте! Помогите ему-  братья и дети,
                Нам еще предстоит долгая борьба,
                На полях страны и улицах Парижа!
Великану помогают подняться. Чей-то выкрик из толпы:
-Война!
Горожанка 3:
                Мы не знаем страха перед смертью!
                Нам не страшна тюрьма!
                Мы мстим за дух, что был унижен!
Яростный гул одобрения.
Горожанин 4 (отодвигая ее в сторону):
-Уйди, я тоже хочу говорить!
                Против рабства и господ,
                Против всех корон…
                Сплотил нас дух Парижа!
Горожанка 4 (лихо вталкивая его в толпу):
-Чего расшумелся?! И я скажу.
                Против тьмы восстал народ,
                На костях его устойчив трон,
                Мстит за все тот дух, что был унижен!
Горожане встречают ее слова выкриками, поддерживают. На улицы, в начале ее, появляется Камиль Демулен. Он спешит, но явно замедляет ход, чтобы послушать немного слова граждан. Услышанное нравится ему чрезвычайно, он кивает. Кто-то подходит к нему, берет за руку и отводит в сторону: переговорить о деле.
Горожане:
                Крик моего рождения
                Равен твоему.
                Уровняют улицы Парижа!
                Мы терпели лишения,
                Терпели оковы и тюрьму:
                Они терзали дух, что был унижен!
Камиля Демулена отводят в сторону – еще дальше. Народ беснуется, но уже не слышны его выкрики – он словно бы замедляется, затихает, выцветает. С другой стороны улицы появляется взволнованный, облаченный по-дорожному, весь запыленный дорогами, Сен-Жюст.
Сцена 1.6 «Врата Парижа»
                Сен-Жюст замирает с восторженным восхищением, заметив вдруг и толпу, и величественные здания, и Врата…
Сен-Жюст (шепотом):
                Париж!
                Я предвидел тебя -
                Твои врата.
Оглядывается снова. Тихое восхищение превращается в восторг.
                Глядишь
                С суровостью дня
                И так чиста
                Свобода улиц твоих!
Обводит взглядом всю бунтующую, оживающую толпу, кто-то торопливо хлопает его по плечу, кто-то приглашает его включиться в эту толпу.
                Я чувствую силу -
                Моя судьба лежит на них:
                Все мотивы
                Взяла борьба.
Сен-Жюст бросается в толпу. Тотчас кто-то прикрепляет к его груди ленту, горожанка дает ему цветок розы. Сен-Жюст вдыхает ее аромат. Он находится в центре толпы, но вокруг него есть место, словно бы люди, хоть и желают приблизиться к нему, все же не решаются на это до конца.
Сен-Жюст (воодушевленно):
                Париж!
                Я искал твой лик,
                В моих грезах и снах.
                Но лишь
                В этот чувственный миг
                Я чую размах
                Всех судеб людских.
Толпа ликует. Она живет совершенно безумной, непонятной со стороны жизнью. Она вроде бы и слаженно действует, а вроде бы – и вразнобой. Сен-Жюст наблюдает, оглядывается, вручает розу какой-то девушке, та смеется, и легко исчезает в толпе.
Сен-Жюст (словно бы размышляя о чем-то, что давно не дает ему покоя):
                И призрак войны,
                Что добродетель смертей.
                Свобода улиц твоих,
                Свободы черты,
                И храбрость идей…
Встряхиваясь, выходя из размышлений.
                Париж!
                Я предвидел тебя,
                Ты мне покорись!
                Глядишь
                С суровостью дня,
                Так прими в дар мою жизнь!
Прижимает руку к сердцу. В его глазах стоят слезы, но он не замечает этого. В словах его заключена истина, открывшаяся, словно бы внезапно, ему самому.
                Твои врата
                Отняли мой сон,
                И так чиста
                Свобода улиц твоих.
                Заворожен…
Шепотом:
                Заворожен.
                И моя судьба
                Лежит на них.
Отходит к толпе.
                Париж, открой врата,
                Ведь за ними – мечта и борьба!
Сен-Жюст становится в толпе, слушает с жадностью обывательские разговоры. С другой стороны улицы появляется снова Камиль Демулен, который быстро переговаривается со своим спутником.
Сцена 1.7 «Встреча с Демуленом»
                Камиль Демулен быстро идёт по улице, приближается по направлению  к Сен-Жюсту. Тот его не замечает.  Горожане узнают Демулена, кто-то бросается к нему, кто аплодирует. Слышны выкрики:
-Это он! Это Камиль!
Сен-Жюст (не обращая внимания на шум):
                Столько людей,
                Лиц и имен,
                Рождение идей…
Горожане:
-Это Камиль!
Сен-Жюст (Порывисто, замечая Демулена):
-Кто это?
Горожанин 1(со смешливым удивлением, указывая на Демулена, остановившегося переброситься словом с какой-то горожанкой):
                Это? Это же он-
                Камиль Демулен!
                Ты, чудак!
Горожанин 2 (вклинивается):
                Газетный прокурор,
                Что свободу воспел,
                И адвокат.
Сен-Жюст (уже не слышит):
                Не обознался! О,
                Мы были знакомы давно.
                Но теперь, когда словно жизнь прошла...
Камиль Демулен (вдруг отвлекается от своего разговора, замечает Сен-Жюст и, радостно улыбаясь, как старому знакомому, приближается к нему):
                Или память меня подвела,
                Или это вы, гражданин Сен-Жюст?
Сен-Жюст (даже оглядывается прежде, чем ответить, не веря, что, в самом деле узнан):
                Я…Вы помните меня?
                Да!
                Знаете, мой мир – он пуст,
                И вот, в Париж поддался я!
Камиль Демулен (с одобрением, слегка отодвигает одного из любопытных горожан и приобнимает Сен-Жюста за плечи):
                Вот это верный ход!
                Взгляни, мой друг, на свой народ,
                Ощути же свободу Парижа,
                Смотри, как дух, что был унижен,
                Восстает из земли…
Гул одобрения горожан.
                Взгляни, мой друг, взгляни!
Депутат, с которым Камиль шел (понимающе, но все-таки, не в силах сдержать раздражение):
                Камиль, нам пора!
                Мы спешим.
Камиль Демулен (равнодушно):
                Да-да…
К Сен-Жюсту:
                Мой друг, ты добешься вершин,
                Я знаю: я ведь слышал тебя,
                Помнишь?
Сен-Жюст в некотором смущении кивает.
                Я знаю,
                Что мысль твоя
                О свободе мечтает.
Депутат:
                Камиль, нас ожидают!
Камиль Демулен:
                Минуту!
К Сен-Жюсту:
                Куда теперь?
Сен-Жюст:
Мой путь того наверняка не знает,
Но я хотел бы в одну дверь...
Камиль (кивает, соглашаясь):
Иди к Робеспьеру! Ты ведь мечтал,
Скажи ему все то, что мне сказал.
Сен-Жюст (в растерянность. Ему хочется пойти к Робеспьеру, но некоторое сомнение не оставляет его):
К Робеспьеру? А...примет меня?
Это ведь всего лишь...я.
Депутат (уже в явном, неприкрытом раздражении):
                Камиль, времени нет!
Камиль (с досадой):
                Заладил!
К Сен-Жюсту, с участием:
Не бойся имен,
Он оценит тебя.
Вот тебе весь совет.
И адрес, возьми, вот –
Протягивает кусочек бумаги:
Ах, мой друг, какой же день идет!
Сен-Жюст принимает лист, разглядывает его.
Депутат (Приближается, хватает Камиля за плечо, напоминая о себе):
                Камиль, сейчас время, что нож!
Камиль Демулен (весело):
                Да иду я, Жорж!
Хлопнув на прощание Сен-Жюста по плечу и подмигнув ему, Камиль Демулен удаляется с раздраженным депутатом, который, едва они отходят от Сен-Жюста, что-то начинает ему втолковывать, но Демулен только отмахивается.
Сцена 1.7.1 «Я мечтаю»
Сен-Жюст, оставшись снова посреди площади, но с воодушевлением, которое присуще человеку, которому улыбнулась удача, улыбается, прочитывает снова текст с бумаги, что дал ему Демулен – адрес Робеспьера, затем бережно складывает лист в карман, идет по улице:
Я мечтаю о мире, который придёт,
Где каждый будет братом друг другу,
Где каждый своё по праву возьмет...
За право мечты - любую призываю муку.
Он останавливается у стен, у домов, касается их руками, улыбается горожанкам, словно бы призывает их радоваться и улыбаться вместе с ним, идет против течения толпы, которая живет своей, какой-то безумной, далекой от него жизнью. У горожанки, что идет мимо него, выпадает из корзинки полотенце, и Сен-Жюст поднимает его для нее.
Я чувствую, что это путь в один конец,
Но отступить...знай! - я не посмею.
Есть разница: уйти под надежду сердец
Или упасть, запутавшись в змеях!
Сен-Жюст идет дальше, он касается кончиками пальцев стен домов, оглядывает улицу. Среди горожан мелькает Свобода. Ее касаются руками, она обнимается с горожанами, и то исчезает, то появляется в толпе.  Сен-Жюст оглядывается на нее и некоторое время наблюдает за тем, как маленькая девочка протягивает Свободе венок и та надевает его на голову, а затем целует девочку, затем идет дальше.
Я мечтаю о мире, который далёк,
Которого коснуться не успею.
И я знаю - за мечту конец жесток,
Но мечтаю, отступить не умея.
Сен-Жюст спокоен, когда говорит о жестоком конце. Его гложет только чувство обиды за мир, расцвета которого он, как чувствует, может не увидеть.
Я мечтаю...немного безумен? Пусть!
Немного романтик и немного судья.
Я - Сен-Жюст! Во мне живёт светлая грусть
Об итоге, что будет после меня.
Идет мимо горожан, те, почему-то с почтением расступаются перед ним, хоть и не знают еще этого юноши, но, будто бы чувствуют его силу. Пройдя через кучку горожан, Сен-Жюст оглядывается на Свободу и видит, что та уже совсем затерялась в гражданах, а венок, который она принимала, уже на той маленькой девочке, что она поцеловала, еще похожий на той девушке, которой он поднял полотенце, и на том горожанине, и на этом…
И я мечтаю увидеть мир,
За который сразиться готов
До скончания собственных сил,
До разрыва последних оков!
Останавливается, достает из кармана адрес Робеспьера, отданный ему Камилем, оглядывается по сторонам, показывает листок одному из горожан, тот машет рукой направо, указывая путь, Сен-Жюст благодарит его, и торопится по указанному направлению.
Я мечтаю...не знаю усталость,
Призывая свободу сердец.
Сомнения - это только слабость,
А мечта -
 путь в один конец.
Переходит на правую сторону улицы. Тут немноголюдно. Сен-Жюст в одиночестве, оглядывает, словно со стороны, улицу, в который уже раз, улыбается с затаенной светлой грустью:
Но я не уступлю и доли!
Я - Сен-Жюст! И я давно мечтаю.
Мечтаю о мире, что будет свободен,
И я отступлений не знаю.
Сворачивает за угол, исчезает из поля зрения горожан.
Сцена 1.8 «Романтика пепла»
                С правой, немноголюдной стороны улицы появляется Камиль Демулен. Он в какой-то усталости и задумчивости. Улицы вообще теперь больше пустынны. Он идет неспешно, но не останавливается среди горожан, хоть те узнают его и сопровождают путь его выкриками.
Камиль Демулен (размышляя сам с собой):
Свобода придёт из пепла душ
И мы понесём ее в века,
Станем беречь от обманов и стуж,
Внезапно перед ним появляется Свобода. Демулен замечает ее, бросается вперед, к ней:
Свобода! -
Вот моя рука.
Возьми мою руку - я удержу,
В этом клянусь, родная.
Свобода с опаской приближается и касается кончиками пальцев его. Камиль Демулен пытается схватить ее за руку, но она с испугом отдергивает пальцы.
Демулен (глядя ей в лицо):
Я в пепле улицы брожу...
Свобода, отступившая, делает неловкий шаг к нему, робкий и совсем маленький, словно н ешаг то вовсе, а порыв ветра ее толкнул вперед.
Камиль Демулен (с благодарностью):
О, Свобода, дорогая!
Камиль Демулен не делает попытки приблизиться к Свободе, та тоже замирает, словно бы боясь. Демулен оглядывается, замечает какую-то бочку, вскакивает на нее, вокруг него тотчас собирается толпа, которой прежде на улицах не было. Слышны выкрики, из которых ясно, что он – узнан.
Демулен (обращаясь и к Свободе, и к горожанам):
Свобода, рождённая пеплом,
Детей своих целуй до боли.
Каждый из нас славен делом,
И не ищет священнее роли!
Горожане (хором):
-Свобода! Нет священнее роли!
Камиль Демулен (встает на колено, протягивает руку к Свободе, перед которой расступаются горожане):
Свобода, вот моя рука,
Коснись, умоляю!
Мы проведем тебя через века,
Верь мне, дорогая!
Горожане (хором):
-Проведем! Верь!
                Свобода идет по расчищенной дороге осторожно, робкая, легкая в каждом своем шаге.
Камиль Демулен:
Ты приходишь из пепла -
Тот пепел плата всех лет,
Что мы были в плену.
Свобода касается руки Камиля. Тот сжимает её пальцы, осторожно касается их губами, затем встает с колена, не отпуская ее руки, тотчас горожане подтаскивают какой-то ящик, помогают Свободе забраться к нему, на бочку.
Камиль Демулен  (все также, не отпуская её руки, уговаривает):
Свобода, улицы будут светлыми,
В пепле я вижу рассвет...
Свобода, я удержу!
Камиль Демулен спускается с бочки, на несколько шагов отходит с горожанами от бочки. Свобода, оставшаяся на бочке, обводит взглядом горожан, затем раскидывает руки, словно бы желая всех обнять.
Камиль Демулен (отступая назад, любуясь делом рук своих: ликованием граждан и Свободой, что раскинула руки в объятии):
Ты приходишь из пепла,
Пепел - романтика будущих лет.
Свобода, твои улицы будут светлыми...
Я уже вижу в пепле рассвет!
Некоторое время Камиль еще любуется, затем к нему приближается с другой стороны улицы Депутат, подходит, что-то шепчет ему на ухо и Камиль, посерьезнев, с явным сожалением оставляет улицу, и Свободу, удаляется вслед за Депутатом.
Сцена 1.9 «Свобода, что захватила нас»
Свобода (раскрывающая объятия, ее руки – как крылья, она указывает то на одну часть горожан, то на другую, то обнимает всех):
Дети мои и братья,
Со мною в ряд вставайте!
И всех, кто желает нам оков
Гоните! - тяжелее нет грехов,
Чем плен души и тела.
Вставайте! в ряд!
Смелей! И свято наше дело,
А все запреты - яд!
Горожане (яростный гул одобрения: Свобода теперь не робкая, она ближе к воинственной, к яростной, и горожане откликаются на ее настроение):
Свобода, твои черты - наши,
Мы разделим боли чашу
На всех!
И встанем вместе
Не грех!-
Сразиться...
Свобода (назидательно):
...с честью!
С честью, братья и дети!
Верьте мне, верьте!
Народ к благу идет,
И оковы снимает.
Свободе помогают спуститься с бочки, она начинает кружиться, танцевать. Теперь ее движения быстры, ритмичны, отрывисты. Плавность и робость, легкость – сменяется все на твердость движений, устойчивость и отточенность. То, что казалось эфемерным, непостижимым, обретает в ней внезапно незыблемость.
Горожане:
Свобода, что захватила нас,
К борьбе призывает!
Станем биться: здесь и сейчас,
До последней капли крови.
-Да! До последней капли крови!

До последнего вздоха.
Дух, что был унижен, не сломлен,
Свобода! Дорогая свобода!
Протягивают к Свободе руки, затем переплетают руки между собой.

Мы встанем вместе - к брату брат,
Отец и сын. И мать, и дочь.
Все вместе. За свободу. В ряд!
И погоним цепи прочь!
Свобода (соединяя свою руку с рукой крайнего к ней горожанина):
Ко мне! Еще не кончено дело!
Высвобождает руку, самостоятельно вскакивает на бочку, машет рукой, призывая. Горожане делают шаг, оказываясь подле бочки, готовые слушать.
Горожане:
Свобода, мы идем смело,
Дух свободы, что захватил нас,
Ведет к борьбе здесь и сейчас.
Пусть все уже не так, как прежде,
Но нет еще основы, что крепка.
И мы верны надежде,
Поднимают переплетенные руки вперед.

Свобода - вот твоего народа рука!
Свобода, что захватила нас,
Знай: твои враги - наши.
В ряд. Снова. Здесь и сейчас,
До дна! - из общей чаши.
-До дна! До дна!

Мы ждем основы, что крепка,
Свобода, вот твоего народа рука!
Поднимают переплетенные руки вверх. Свобода опускает голову, разводит руки, словно бы желая обнять всех стоящих перед собою.
Сцена 1.10 «Розы революции»
                Дом Камиля Демулена. Возле него возится с клумбой Люсиль Демулен. Она иногда оглядывается назад, словно бы ожидая чьего-то появления, но проходят горожане, а того, кого она, очевидно, ждет, все нет. Люсиль стоит на коленях перед клумбой с розами, и бережно протирает зеленые лепестки и стебли какой-то тряпкой, возится с цветами. Мимо проходит важного вида горожанин. Он останавливается у ее дома. Люсиль поднимает голову.
Горожанин:
-День добрый тебе, Люсиль! Твой муж дома?
Люсиль (с горечью):
-Ох, Мари-Жан! Нет, он не дома. Камиль с самого утра ушел, я еще спала!
Означенный Мари-Жан (с осторожностью):
-Не знаешь, Люсиль: был он уже у Робеспьера? И собирался ли к нему?
Люсиль (с некоторой обидой):
-Не знаю. Камиль мне не сказал.
Мари-Жан (с вежливым пониманием, вытаскивая из-за пазухи сложенный конверт):
-Не передашь ему, когда он вернется? Мы сегодня, может, и не встретимся, а ему это нужно прочесть.
                Люсиль со вздохом поднимается, подходит, принимает конверт, крутит его в руках, но конверт закрыт печатью. Люсиль замечает печать, вглядывается, пытаясь прочесть, но Мари-Жан, с улыбкой отвлекает ее.
Мари-Жан:
-Ничего серьезного: всего лишь мой памфлет. Хочу, чтоб он взглянул перед тем, как я буду выступать.
                Люсиль кивает, видно, что она не удовлетворена этим объяснением, но убирает конверт в карман, и возвращается к клумбе. Мари-Жан торопливо оглядывается и уходит прочь.
Люсиль (копаясь в клумбе с розами):
Нежные, хрупкие, робкие! -
Вам из пепла восставать.
Прекрасные, тонкие...
Едва-едва задевает неосторожно стебелек цветка, и роза угрожающе качается, Люсиль придерживает цветок.
Как бы стебли не сломать?
Перемещается, чтобы удобнее было обрабатывать какой-то пропиткой и тряпкой розы.
Розы, укрытые пеплом,
Истерзанные ветром,
Розы революции!
Вдыхает аромат роз.
Сквозь
Оскорбления и пламя
Вы остались с нами,
Ведь смерть ожидает врозь.
О, розы войны!
Осторожно касается одной, особенно яркой нежной розы пальцем, но та вдруг осыпается прямо под ее рукой от легкого прикосновения. Люсиль отдергивает руку, наблюдая за осыпающимися лепестками.
Свобода на лепестке,
Цветы нежности полны,
И, словно шелк по руке.
Спохватывается, начинает собирать опавшие на землю лепестки в маленькую коробочку, которую вытаскивает из другого кармана, при этом письмо Мари-Жана выпадает. Люсиль, однако, пока не замечает этого.

Вам еще из пепла восставать,
Как бы стебли не сломать,
Когда вы так нежны:
Хрупкие, робкие.
Ярки, легки, свежи...
Прекрасные и тонкие.
Собрав лепестки в коробочку, отставляет ее в сторону и замечает письмо. Забывшись, она даже удивляется, поднимает его, потом вспоминает и засовывает в карман, не оказывая письму никакой осторожности. Возвращается к цветам, протирает их бережно, вдыхает аромат…
Розы, укрытые пеплом,
Истерзанные ветром,
Розы революции!
Целует белую розу.
Сквозь
Оскорбления и пламя
Вы остались с нами,
Ведь смерть ожидает врозь.
О, розы войны!
Срывает одну нежную, маленькую розочку.
О, розы войны,
                Цветы неги полны!
Отряхнув платье от лепестков и листочков, поднимается, снова чуть не теряет письмо, неосторожно сунув руку в карман с ним, уходит в дом, бережно прижимая сорванную розу к себе и коробочку с лепестками опавшей розы.
Сцена 1.11 «У дверей»
                Дом Робеспьера. К входной двери подходит Сен-Жюст. Он волнуется. Остановившись у дверей, он потирает руки, затем делает несколько шагов назад, щелкает пальцами, ходит взад-вперед, пытаясь овладеть собою, придумать начало беседы, начало разговора…
Сен-Жюст (в лихорадочном волнении):
                Здесь, у дверей новый ход,
                Начало только сейчас.
                Я не знаю: крах ли? Взлет?
                Но я верю в этот шанс!
Останавливается напротив дверей, делает уже шаг, но отступает. Делает глубокий вдох, прикрывая глаза:
                У дверей…отступления нет.
                У дверей – осталось войти!
                Я не боюсь. В пепле рассвет
                Ложится луч по моему пути.
Овладевает собою, откашливается. Поднимает голову на окна – на одном из окон дрожит тонкая портьера… Сен-Жюст кивает сам себе, смиряясь с какими-то мыслями, делает решительный шаг.
                Это всё происходит здесь.
                Всё происходит наяву, теперь.
                Я живу. Я – есть!
                У этих дверей.
Стучит. Дверь, словно бы его ожидали, мгновенно открывается, без какого-либо вопроса и без малейшей задержки. Сен-Жюст входит.
Сцена 1.12 «Встреча с Робеспьером»
                Сен-Жюст входит в комнату, которая обставлена бедно и даже немного болезненно. Единственное, чего здесь в достатке, и, даже с избытком – это бумаги. В кресле, возле окна, сидит Робеспьер. Он бледен, вид его как будто бы болезненный, но взгляд выдает то, что в этом человеке еще очень и очень много жизни. Сен-Жюст нерешительно замирает на пороге.
Робеспьер смотрит на своего гостя с вежливым вниманием.
Сен-Жюст:
-Добрый день…моё имя Луи Антуан Леон де Сен-Жюст, я…
 Максимилиан Робеспьер (очень спокойно, тихим голосом, в котором сила даже не пытается скрываться):
-Я знаю, кто вы. Я читал ваше письмо. Это было давно, но у меня хорошая память. И с работами вашими я... (сдержанная улыбка) знаком.
Сен-Жюст (в волнении, но не в робости, с горячностью):
-Всё то, о чем я пишу – для меня истина! Нет священнее роли, чем борьба за свободу нации. Если позволите…
Максимилиан Робеспьер (все также спокойно и вежливо):
-Садитесь, Луи Антуан Леон де Сен-Жюст. В последние дни у меня мало гостей, но я рад нашему знакомству. Садитесь, мой друг!
                Сен-Жюст садится в кресло напротив стола Робеспьера и, чувствуя, что прием ему оказан гораздо более теплый, чем он мог себе предположить, улыбается.
Сцена 1.13 «Кошмар Люсиль»
                Ночь. луна. Спальня супругов Демуленов. Луна бросает бледный свой свет на их постель, освещая мирно спящего Камиля и Люсиль. Люсиль, однако, спит не мирно: она ворочается, беспокойно дергается и, в конце концов, вскакивает с тяжелым стоном, но, увидев спящего Камиля, мгновенно зажимает рот рукой, сидит некоторое время, закрывая рот одной рукой, и удерживая другую руку на горле. Медленно восстанавливает дыхание, затем, отведя руки, проводит ими по лицу, как бы снимая остатки видения, напугавшего ее.
Люсиль (тихо):
                Снова – опустелый дом,
                И крах. И ужас. И жар.
                Но это всего лишь сон!
                Всего лишь кошмар.
Делает глубокий вдох, медленно выдыхает, прикладывает руку к груди.
                Боги, как я слаба,
                Поддаюсь на сон.
                Боги…ха-ха! ха-ха!
Пытается улыбнуться, но улыбка получается кривой.
                Но он был…этот дом!
Оглядывается на спящего Камиля, отбрасывает с его лица упавшую прядь волос, улыбается, затем лицо ее мрачнеет.
                Нет, боги! смейтесь смело,
                Над женщиной, что слаба,
                Что в страхе немела…
                Боги! где ваше: «Ха-ха!»?
Поднимается с постели, босая, осторожно переступает по половицам, чтобы не разбудить неровным шагом Камиля, отступает от кровати, не сводя с него взгляда.
                Я видела: розы,
                Брошенные небрежно.
                Всё во сне…так к чему слёзы?
                Боги…это потешно!
Отходит к окну. Луна освещает ее силуэт так, что делает его почти призрачным. Люсиль смотрит на спящего мужа.
                Я видела: дом опустел,
                Жизни вдруг замирают…
Бросается в тихом отчаянном исступлении к стороне мужа, на коленях, осторожно, стараясь не разбудить его:
                Ох, если бы ты мог быть не у дел!
                Но нет. Я слишком много желаю.
Поднимается, также, осторожно, осторожно переступая по половицам, обходит постель, подбираясь к своей стороне.
                Боги, как я слаба:
                Я поддаюсь на сон.
                Боги, где же: «ха-ха!»
                И мой ли то дом?
Замирает, уже раскрыв обратно свою постель, задумавшись о чем-то, может быть, и в самом деле, пытаясь припомнить в деталях тот сон. Плач ребенка вырывает ее из задумчивости. Она бросается на этот плач, поспешно, едва успев бросить взгляд на спящего Камиля. Выбегая, прикрывает за собою дверь.
Конец первого акта.
Акт второй.
Сцена 2.1 Пролог 1
                Зала Конвента. Обширная, масштабная зала с величественными колоннами и множественными трибунами, уходящими вверх. В зале большое количество людей. Они шумно переговариваются друг с другом, спорят, иногда кто-то восходит на трибуну, произносить речь. На одной из трибун сидит Робеспьер, записывающий с большим вниманием что-то себе, недалеко от него Сен-Жюст, который слушает напряженно каждого, Демулен, который близко сидит к Робеспьеру и переговаривается иногда  с ним шепотом.
                Выкрики беспорядочны, словно бы тысяча идей и речей смешиваются в одно полотно.
 1 (поднимаясь на трибуну):
-Я требую слова! важно лишь одно: Республика в опасности! Перед нами одна задача – освободить Францию от врага.
2 (прерывая):
-Ты прав! Для этого все средства хороши!
 3:
-Враг изгнан! Он за пределами Франции. Пора навести порядок внутри ее.
1:
-Стойте, граждане! Никаких полумер! Спасительный страх – вот наш ход! Враг повсюду: он внутри Франции и снаружи ее.
                Робеспьер и Демулен обмениваются каким-то шепотом, после чего Робеспьер что-то записывает на другой стороне своего блокнота и показывает Камилю, тот согласно кивает.
2:
-Врага внутри Франции нет! Ты говоришь о граждан своей же страны, имей же уважение!
4:
-Враг всюду и если отрицать это: мы погибли!
1:
Глупо отрицать, что война с чужеземным государством – это ничто, а война внутри государства – это все.
Чей-то ядовитый смешок:
-Логично!
1:
-Я знаю этот голос! я знаю этот смешок, но послушайте, послушайте вы, все: война с чужеземными государствами – это царапина, а война гражданская – это язва, что разъедает внутренности…
                На задних рядах начинается какая-то свалка. Кто-то рвется к трибуне, но его не пускают, убеждая подождать, когда закончит свою речь другой. Робеспьер отвлекается от записей и Сен-Жюст с Демуленом тоже. Пользуясь общей сумятицей, на трибуну восходит другой – болезненного вида человек (4).
4 (стоит, с легкой насмешкой наблюдая за свалкой на задних трибунах).
1 (недовольно):
-Вы что же это насмехаетесь, Марат?
4:
-Узнаю вас, гражданин Дантон! Мы переживаем нелепейший момент, а я, по-вашему, насмехаюсь? Еще бы, кто я такой? Всего лишь человек, который имеет привычку накануне говорить о том, что будет сказано только завтра. Наша опасность в отсутствии единства, в том, что каждый, каждый…оставляет за собой право тянуть в свою сторону, опасность в разброде умов и в анархии воли.
1 (в ярости):
-Анархия? А откуда идет анархия, как не от тебя, ты – субъект, именуемый Маратом?
5 (вскакивает в испуге, пока 4 усмехается, а 1-го трясет от ярости):
-Граждане!
Сцена 2.2. «Осуждение короля»
                Тот же зал. Теперь несколько лиц в нем заменены. Стоит удушающая тишина. Сен-Жюст сидит на трибуне, рядом с ним – свободное место. Демулен сидит несколько дальше от прежнего своего места, он бледен. Робеспьер выступает.
Робеспьер:
-Людовик, или, вернее сказать, теперь уже только гражданин Капет – не подсудимый, а вы – не судьи,  вы государственные люди, представители нации... Ваше дело – не произносить судебный приговор, а принять меры в видах общественного блага, выполнить роль национального провидения.
Смешанный гул: открытое одобрение и неодобрение, похожее на жужжание.
Робеспьер (с угрожающей негромкостью голоса):
-Другими словами: чтобы Республика жила, Людовик должен умереть! Наказание тирана скрепит, граждане, общественную свободу и спокойствие! Долг перед отечеством и ненависть к тиранам коренятся, в сердце каждого честного человека и должны взять верх над человеколюбием. И есть, конечно, те, кто своим воззванием к народу, угрожают ниспровержением республики! Вы знаете, кого я обвиняю…
                Все собравшиеся в Зале, как по команде, точно зная, о ком идет речь, оборачиваются на небольшую кучку людей в одном из углов залы. Робеспьер смотрит на них, его взгляд чист и ясен – он верит в то, о чем говорит.
                Кучка людей реагирует по-разному. Кто-то тотчас пытается отступить и перейти в сторону, кто-то смотрит с презрением на своего обвинителя, но к ним подступают со всех сторон.
Сцена 2.2.1 «Осуждение короля»
                Та же зала, но теперь один из углов, где стояла кучка обвиненных Робеспьером, пуст. В зале снова тишина, напряженная, которую можно, кажется, резать ножом. Перед всеми стоит гражданин Капет (Людовик Шестнадцатый). Он держится с достоинством, хоть и бледен, его бросает в жар.
                В рядах наблюдаются явные провалы, как будто бы не хватает людей, исчезли некоторые ряды и вовсе – остались только пустые скамьи. Робеспьер сидит близко к трибуне. Демулен, бледный, едва ли не так же, как бледен Людовик, сидит совсем в стороне.
Сен-Жюст (На трибуне):
-Спешите покончить с процессом короля, ибо нет ни одного гражданина, который не имел бы над королём тех же прав, какие Брут имел над Цезарем!
                Аплодисменты. Сен-Жюст сходит с трибуны, Робеспьер поднимается ему навстречу, пожимает руку. Сен-Жюст садится рядом.
6:
-Голосуем, граждане! Кто «за»?
                Полумрак настигает комнату, выхватывая освещением только Людовика Шестнадцатого-гражданина Капета. Он оглядывает залу, все еще веря во что-то, но надежда медленно оставляет его.
6 (сухо и официально):
-361 голос из 721 «за». Решение принято.
                Людовик-Капет прикрывает глаза.
Сцена 2.3 «Карнавал Конвента»
                Конвент. Та же зала. Все те же пустые места. Робеспьера, Сен-Жюста и Людовика-Капета нет. Многочисленные представители наци в суматошной деятельности. Пишутся приказы, разносятся бумаги, кого-то тут же хватают, уводят…
Представители:
                Вчера ты герой, а сегодня ты пал,
                Таков уже сегодня истории ход,
                Сегодня падение, а вчера – взлет,
                Это будто бы карнавал.
                Опасность повсюду – заговор кругом,
                И путь на смерть уже отмечен,
                И многих ждет опустелый дом,
                И честь теряется под градом картечи.
Камиль Демулен заметен в толпе.  Он бледен, ему словно бы тяжело здесь находится, но он не уходит, не может шевельнуться, стоит, прислонившись к стене.
Представители:
                Вчера ты герой, а сегодня – подлец,
                Вчера на верхах, а сегодня конец,
                Земля горит под ногами, и все уже под ножом,
                Но за свободу и за рассвет не отступаем мы,
                Да если смешон и путь наш решен,
                Нам милы Свободы черты!
К Камилю Демулену приближается один из Представителей, назвавший другого «субъектом», о чем-то пытается заговорить и Камиль в ужасе отшатывается от него прочь.
Представители:
                Вина за каждым, кто здесь есть,
                Вина за каждым, кто рожден.
                Но мы стоим сегодня здесь -
                Хоть каждый уже побежден.
                Разобщение – да, хоть идея одна,
                Но соглашения нет.
                Верим: улица будет светла,
                В пепле приходит рассвет.
Представитель не унимается, донимая Демулена каким-то убеждением. Демулен еще пытается откреститься, отмахивается, а представители народа меняются, уходят. Кто-то предпринимает отчаянную попытку влезть на трибуну, но его тут же сталкивают, стаскивают с нее, не давая выступить. Демулен, видя это, пытается заступиться, делает шаг  к трибуне, но Представитель перехватывает его и, судя по его жестам, яростно что-то втолковывает. Камиль с обречением кивает…
Представители:
                Все поднимается, как из пены морской:
                Все грехи, все слова – это общая чаша.
                Сегодня подлец, а вчера ты герой,
                Но таково время наше.
                И тот, кто идет, за свободы сражаясь,
                Падет, как подлец и тиран,
                Лишь памятью в народе оставаясь…
                Ну что же…путь тяжелый дан.

Камиль уходит с Представителем, пока стаскивают и уводят прочь с трибуны очередного желающего выступить. Тот отбивается, но его скручивают и удерживают вчетвером. редеют ряды Представителей.
Представители:
                Всех ожидает единство в одном:
                Над всеми призрак смерти.
                Сделав дело – спать уйдем,
                Зная, что мы изменили сам ветер!
Представители замирают…
Сцена 2.4 «Казнь гражданина Капета»
                Площадь. Обширное количество народа. эшафот. Гильотина. Палач. Стоит закрытая повозка, на ступенях у гильотины Гражданин Капет. Он смотрит в небо, смотрит на народ, что отправил его на гильотину, усмехается печально и тяжело.
Гражданин Капет (про себя):
                Для вашего счастья, о, мой народ,
                Моя голова сегодня падет.
                И если это принесет вам смех,
                То я прощаю и решительно – всех.
Поднимается, сохраняя достоинство, по ступеням. Кивает палачу.
                И если это для вас победа,
                То я покоряюсь и признаю,
                Что я виновен перед все светом:
                И душу за это я вам отдаю.
Его укладывают на доску, фиксируют голову.
                Но даже сейчас, этим днем,
                Я счастлив, что был королём.
Свист лезвия гильотины. Гул толпы. Шелест и шепоты, приглушенный вздох. Чей-то крик. Грохот чего-то тяжелого.
Сцена 2.5 «Ликование»
                Площадь. Толпа в радостном возбуждении и ликовании. Гильотина возвышается над толпой.
Горожанин 1 (вскакивая на какой-то ящик):
-Эй, слушайте!
                Сегодня обличен Шазо!
Толпа:
-За что?
Горожанин:
                Он обличен за то,
                Что он, верней всего,
                Поддерживал врага!
Толпа:
-Как так?
Горожанин 2 (вскакивая с другой части площади на бочку):
                Сегодня обличены Керсэн и Мортон,
                Шарль Валазе, Лигонье и Шамбон…
                Все враги! Все враги – опасны для нас!
                И отдан приказ…
Не договаривает. Свист лезвия гильотины.
Горожанин 3 (с третьей бочки):
-Эй, Париж!
                Обличены Бирон, Банвиль, Лидон,
                Жансоннэ, Инар…
Толпа:
-О, сколько кар!
О, сколько нам врагов!
Горожанин 4 (из очередной точки площади и с очередной бочки):
                Но есть закон,
                Что не позволит нам новых оков!
Толпа:
Славься закон, славься рука,
что суд ведет, и мир за собою.
                Не жалеем врага,
И кровью благо покроем,
                Если будет борьба!
Горожанин 5 (бежит, размахивая газетой):
-Эй, у меня новое обличенье врага!
Толпа:
                Сколько врагов, у Свободы нашей,
                Но это – общая Чаша
                И есть защита нам от зла -
                Свобода, вот твоего народа рука!
                Свобода, дорогая свобода, услышь ликование
                О днях счастья, что пришли за страданием,
                Осталось подождать чуть-чуть
                И будет светел твой путь!
                И для блага, и для света,
                Есть лишь путь один – победа!
На улице появляется Сен-Жюст. Он спешит. Его шаг сосредоточен и тверд, он несет с собой газету, и ему явно не нравится то, что в ней написано.
Горожанин 6:
-Граждане, это – Сен-Жюст!
                Сам Сен-Жюст, что сражается за нас,
                За свободу, за счастье, не жалея сил.
Толпа спешит к Сен-Жюсту. Он смущен, ему явно не до ликования толпы.
                Мы с тобою, Сен-Жюст! Здесь и сейчас,
                Мы с тобою в светлый мир!
Сен-Жюст (выбираясь):
                Граждане! Простить меня прошу, -
                У нас есть…еще один враг,
                Что казался другом. Я спешу,
                Пропустите…
Горожанин 7:
-Дайте ему сделать шаг!
Имейте совесть, вы задушите его любовью!
Мы с тобою, мы с Комитетом, с вами!
С Робеспьером и за его речами!
Сен-Жюст:
-Осталось немного до конца крови!
                Ускользает, сворачивает от толпы.
Толпа:
                Ликование, ликование -
                Бешеное чувство.
                Оно пришло за страданием,
                И пусть сейчас безрассудство,
                Но мы разгибаем спины наши
                И мы обличаем врагов,
                Принимая на всех одну чашу,
                И не принимаем новых оков.
Свист лезвия гильотины. Раз, другой, третий. Толпа не реагирует уже на гильотину с трепетом или испугом. Она равнодушно оставляет ее за краем сознания, словно бы так и надо, и гильотина была всегда и всегда был этот свист лезвия, и тяжелый грохот и сдавленный стон кого-то, кому жертва была особенно близка…

                Ликование, ликование -
                Оно приходит на смену страданию,
                Мы не жалеем братьев и отцов,
                Что вернуть хотят нам гнев оков.
                И мы обличаем их, веря в наказание,
                Но мы свободны и это ликование!
Сцена 2.6 «Страх, что гонит сон прочь»
Спальня Демуленов. Ночь. луна серебрит их комнату таким образом, что кажется, что оба: Камиль и Люсиль уже призраки. В спальне также стоит колыбель. Люсиль вскакивает снова от беспокойного сна и также снова зажимает себе рот рукой, закусывая даже кожу, чтобы не сорвать с губ крик и не выдать своего испуга.
Люсиль (тихо плачет, смотрит на мужа, который лежит к ней спиной, гладит его):
Скажи мне, что ты ещё здесь,
Что ты будешь рядом со мной.
Я верю: если Бог ещё есть,
Он нам подарит покой.
Смотрит на мужа, будто бы желая убедиться, что он действительно здесь, касается его и второй рукой, затем, словно бы опасаясь, все-таки, разбудить, отдергивает руки.
Но крадётся снова ночь,
И приходит ужасов лик,
И страх, что гонит сон прочь,
Я сдерживаю крик.
Хватается за горло, сжимает его, чтобы удержать громкие рыдания. Почти овладевает собой, ее трясет, как будто бы от болезни. Бросается к мужу, склоняется к нему, гладит по волосам, по спине.
Я боюсь за сердце твоё,
Я с тобою, но мне не сберечь...
В кошмарах вижу вновь и ещё,
Как падают головы с плеч.
Скажи мне, что ты ещё здесь,
Я верю: Бог ещё есть...
Ребенок шевелится в колыбели, Люсиль поднимается с постели, бросается к нему, извлекает его из постели, качает.
Он осветит холод и ночь,
Где страх гонит сон прочь,
Где есть лишь кошмаров лик,
Где я сдерживаю крик.
Ребенок затихает и Люсиль бережно возвращает его обратно в колыбель, подходит к окну, смотрит на улицу. Камиль переворачивается на другой бок: его глаза открыты, он сам тихо плачет. Люсиль отворачивается от окна и смотрит на мужа.
Сердце сжимает болью,
Тихо крадётся слабость,
В крови - слёзы
И солью
Травят юности сладость.
Я лишь хочу любить тебя,
Я лишь хочу, чтоб ты любил...
Снова отворачивается к окну. Камиль тихо садится на постели. Люсиль не замечая этого, беззвучно плачет.
Но страшнее ночи проблеск дня:
В нём тени будущих могил.
Приходят снова холод и ночь,
И страх сон гонит прочь,
Я боюсь, что ты уже не здесь,
И не верю, что Бог есть.
Травят меня эта жуткая ночь,
И страх, что гонит сон прочь...
Глубоко вздыхает, овладевая собой, поворачивается и видит наблюдающего за нею Камиля Демулена. Медленно оседает на пол, словно бы все силы оставляют ее.
Сцена 2.7 «Слёзы, что я скрою»
Люсиль (со слабой дрожью, понимая, что ее муж видел слабость и до сих пор остается ее свидетелем):
Прошу тебя, не заметь мою слабость!
Я буду сильной и слёзы все скрою.
Я прогоню страх и усталость,
Согрею тебя своею любовью.
Слёзы, что я скрою -
Тьма всех вод...
Порывисто поднимается, садится на постель.
Камиль Демулен (берет ее руки в свои, целует, прижимается щекой к ее ладоням):
Прошу тебя, защиту им подари.
Я вижу смерть - она ко мне идёт,
Но их же сбереги, сохрани!
Как я берёг.


Отпускает ее руки, касается ее щеки, осторожно убирая прядь волос от лица Люсиль, улыбается.

Я слёзы все скрою,
Согрею тебя своею любовью,
Слёзы, что я скрою -
Моя тайна.
Камиль и Люсиль (переплетая пальцы обеих рук так крепко, как будто бы это единственная их надежда устоять):
Все наши чувства пришли неслучайно,
Все слёзы я от тебя укрою,
Я согрею тебя своей любовью,
Я не позволю тебе упасть -
Наша любовь была решена,
Я чувствую нежность и страсть,
И слёзы, что я скрою -
Лишь вода.
Камиль (освобождает одну из рук, проводит по ее щеке, по волосам, по плечу, как будто бы пытаясь запомнить каждый изгиб, каждое прикосновение):
Я помню встречу и сердца стук:
Волнение охватило пожаром,
И первое переплетенье рук...
Снова переплетает свои пальцы с ее пальцами.

Но приходят теперь кошмары,
Я буду сильнее: слёзы все скрою,
Согрею тебя своею любовью.
Слёзы, что я скрою -
Тьма всех вод.
Люсиль в исступлении срывается с постели, вскакивает, бросается перед постелью на колени:
Прошу тебя - защиту нам подари,
Я чую грозу - она рядом идёт.
Но его - сбереги, сохрани,
Я буду сильной и слёзы все скрою,
Я согрею тебя своей любовью,
Слёзы, что я скрою -
Моя тайна...
Камиль поднимает ее обратно, усаживает на постель и пытается согреть ее руки в своих.
Камиль и Люсиль (зарываясь в объятиях друг друга, пряча друг друга от реальности):
Все наши чувства пришли неслучайно,
Все слёзы я от тебя укрою,
Я согрею тебя своей любовью,
Я не позволю тебе упасть -
Наша любовь была решена,
Я чувствую нежность и страсть,
И слёзы, что я скрою -
Лишь вода.
Камиль (вытирая слезы с щеки Люсиль):
Я не позволю тебе упасть,
Наша любовь была решена.
Я чувствую нежность и страсть,
И слёзы, что я скрою -
Лишь вода...
Люсиль бросается ему на грудь, плачет. Е плечи тонко и часто вздрагивают рыданий. Камиль поглаживает ее по волосам, пытаясь успокоить. Грубый и требовательный стук в дверь нарушает момент единения. С испугом отрываясь друг от друга, они, не сговариваясь, смотрят сначала в окно, убедиться, что еще темно, затем на дверь.
Сцена 2.8 «Разногласия»
Конвент. Зала. Нет больше привычных представителей народа, есть большое количество теней. Среди которых выделяется ясно Сен-Жюст. Робеспьер на трибуне – он пытается владеть собою, но ему тяжело, слова предают его. Камиль Демулен и несколько сторонников его присутствуют также, но в роли обвиняемых.
Максимилиан Робеспьер (в обычной манере, хотя и его пронзает легкая дрожь, понятная лишь немногим):
-Тираны так упорствуют в желании распустить настоящий Конвент, потому что они прекрасно знают, что они тогда станут хозяевами и смогут создать злодейски, предательский Конвент, который продаст им счастье и свободу народа. Наш долг, долг друзей истины,- открыть глаза народу на все интриги и ясно указать на плутов, которые хотят сбить народ с толку. Я заявляю истинным монтаньярам, что победа находится в их руках, что остаётся лишь раздавить нескольких змей…
Сен-Жюст напряженно вглядывается в него, затем, когда Робеспьер спускается с трибуны, берет слово. Тон его бодр, но речь его тяжела. Ему слова даются впервые без легкости.
Сен-Жюст (ему тяжело говорить, но долг заставляет его прервать всякую тяжесть):
-Дантон, ты ответишь перед судом, неминуемым и беспощадным. Рассмотрим же твой образ действий в прошлом, покажем, что с первых дней ты, соучастник всех посягательств, всегда был противником партии свободы, что ты замышлял заговоры, Дантон, ты служил тирании!
                По залу, среди остальных представителей проползает незаметный, но очень угаданный слух, шепот, который нельзя установить от источника, но который идет как будто бы и от стен, и от потолка, и от пола.
Шепот:
-Вы…следующие! Вы падете. Кровь невинных задушит вас. Кровь свободных возвысит вас!
                Сен-Жюст, услышав, оглядывается по сторонам. Встречает взгляд Робеспьера: тот слышал, но тоже не видит источника шума.
Сен-Жюст (списав все не то на дурную шутку, не то  на бредовое видение):
-Что же сказать о тех, кто лишь себя причисляет к старым Кордельерам? Ими как раз и являются Дантон, Фабр, Камиль Демулен и тот министр, что составлял доклады о Париже, доклады, где восхвалялись Дантон, Фабр, Камиль и Филиппо, где все приведено в согласие с их мнениями и с мнением Эбера; что сказать о признании Дантона, что это он направлял последние писания Демулена и Филиппо?

Вы все соучастники одного и того же заговора; вы пытались низвергнуть революционное правительство и народное представительство…
Камиль Демулен:
-Это всё ложь! Абсурд! Франция, народ, народ Франции, я – Камиль Демулен…
                Дослушать речь не удается. На зал ложится мрак, в котором слышны еще слабые попытки осужденных защитить и холодный приказ, от которого нельзя было ждать ничего иного. Затем еще шепот. Гораздо более тихий:
-Робеспьер – диктатор!
-С этим пора кончать.
-Давно пора.
                Шепоты поднимаются со всех сторон, слышно, как уводят заключенных, как гремит железо, звучит многозначительное: «Гм!» и слышен скрип перьев. На улице – гул толпы.
Сцена 2.9 «Раскаленный воздух - 1»
Конвент. Представители народа, оглядываясь и убеждаясь в отсутствии Робеспьера и Сен-Жюста
Представители:
                Это заходит уж в наглость:,
                Они образовали триумвират!
                И нам ничего не осталось…
                К перевороту мысли зрят!
Представители подталкивают друг друга локтями.
                Придётся вновь пасть дитю
                Сатурновых войн и битв.
                Придать человека огню -
                Способ новых молитв.
                Как только, так сразу…
                То, что свободой было,
                Обернулось проказой,
                И утратило силу…
Представители сбиваются в кучу, оглядываются на дверь, перешептываются.
Сцена 2.9.1 «Раскаленный воздух» - 2
Горожане на улицах. Быстрым шепотом, словно бы боясь, что их слова будут услышаны всерьез. переговариваются, оглядываясь на гильотину, что хмуро стоит на площади.
Горожане:
                Воздух раскален, напряжен -
                Дело кончится злом!
                Мы устали от имен,
                Не хотим жить днем,
                Хотим смотреть в будущее, без страха,
                Где нет врагов, где нет свержений.
                Где тиха проклятая плаха -
                Мы не для того терпели лишения…
Сцена 2.9.2 «Раскаленный воздух» -3
                Зал Конвента. Представители народа, уже в большем сплочении, оглядываются, сбиваются в кучку.
Представитель 1:
                Вы знаете, о чем я речь веду!
                Они – губят нашу идею, и нас!
Представитель 2:
                Я согласен. Молчать не могу -
                Это обман! Но не смирится глас!
Представитель 3 (с осторожностью):
                Иных мер и быть не может, чем те,
                Что несут нам…они!
                Нет методов бесчестия в войне,
                Но когда кончатся военные дни…
Представитель 4 (со смешком):
                Я привык говорить прямо, как учил Марат!
Представитель 1 (перебивает под смешок других):
                Марату можно, но вот ты – дурак!
                И то…Марата нынче нет!
                Он убит. Вот весь ответ:
                Смерть ожидает тех, кто…
Представитель 4:
                Но я скажу – решено!
                Робеспьер желает диктатуры,
                И Сен-Жюст, что приблудился…
Представитель 2 (ледяным тоном, выступая вперед):
                Друг мой, ты забылся,
                Ты не столь значимой фигуры,
                Чтобы так судить и устоять!
Представитель 3:
                Граждане, не надо кричать!
                Мы в единстве лишь можем…
Представитель 4:
                Они травят нас ложью!
                Они тираны и мы должны…
Представитель 1:
                Если и так – мы все еще слабы.
Представитель 2:
                Робеспьер – вот тиран.
                Что до Сен-Жюста? Он опасен, но…
Представитель 5:
                Граждане, к слезам!
                Нам надо затаиться, выжидать,
                Только так! Вот – решено!
Представители кивают друг другу, похлопывают друг друга по плечам, пожимают руки, расходятся.
Сцена 2.10 «Гроза придет»
                Тюремная камера. На полу сидит Камиль Демулен. Он сидит, обхватив голову руками, весь вид его плачевен, но дух его остается твердым, несмотря на обострившиеся в болезненности черты. В его руках тонкий лист бумаги, исписанный мелким аккуратным почерком. Камиль Держит этот лист бережно, словно святыню и перечитывает многократно.
Камиль Демулен:
                Люсиль, дорогая, крепись, молю,
                Когда гроза придет.
                Я знал, что всё кончится так.
                И хуже всего: я признаю,
                Что если создать новый ход,
                Я повторю каждый свой шаг.
Улицы Парижа. Горожане на площади у гильотины. Между ними Свобода, облаченная в серые одеяния, усталая, бледная.
Свобода (касается руками каждого, кого может, иногда принимается танцевать, но все усталые и, кажется, мало кто обращает на нее уже внимание):
                Когда гроза придет,
                Она приведет с собою мрак,
                И, кажется, удержаться нельзя.
                Но если дать новый ход,
                Вы повторите каждый свой шаг,
                Вы – мои братья и мои друзья!
Дом Демуленов. Разбитая горем Люсиль Демулен сидит на полу. Она сжимает в руках белоснежную вуаль.
Люсиль:
                Камиль, я не смогу встать,
                Если гроза придет.
                Я слишком слаба.
                Но если…ты сможешь меня узнать,
                Когда наша встреча придет,
                По вуали, что на плечи легла.
Надевает белоснежную вуаль на плечи, не выдержав, снова начинает плакать, пряча лицо в ладонях.
Конвент. Зала.
Представители (в тревоге):
Гроза придет – это ясно, как то,
                Что от грозы не уйти.
                Примем с честью уход.
                Страшно, конечно, но -
                Мы шли по пути,
И спасали народ.
Дом Робеспьера. Робеспьер сидит за столом, который завален бумагами, кажется, даже больше, чем раньше, но он ничего не пишет.
Максимилиан Робеспьер:
Я еще молод, но чувствую старость,
И знаю, что гроза ко мне придет,
В час любой ночи и дня.
                Страх – это слабость,
                А я верю: рассвет взойдет
                И лишь это держит меня.
В дом Робеспьера входит Сен-Жюст.
Робеспьер (встает к нему навстречу):
-Мой друг!
Сен-Жюст (тепло приветствуя):
-Я рад, что застал тебя!
Мрачнеет, улыбка пропадает из его голоса:
-Я знаю, что тебе нелегко.
Максимилиан Робеспьер (возвращается к себе за стол, поглаживает нежные кремовые лепестки роз из корзинки):
-Что ты хотел мне сказать?
Сен-Жюст (не дожидаясь приглашения, садится напротив):
-Жена Камиля – Люсиль подала письмо для тебя. Прочтешь?
Максимилиан Робеспьер:
-Нет. не прочту и никто не прочтет. Есть то, что выше меня, тебя и него. Есть революция, есть нация. Он восстал против революции, против…
                Осекается.
-Что-то еще?
Сен-Жюст (в некотором смущении):
-Я не отрицаю. Я так и думал. Я так и думал, что ты не станешь отвечать на мольбу, потому что есть идея, что возвышается над любой сентиментальностью и…
Максимилиан Робеспьер (холодно):
-Ты говоришь о моей друге, Сен-Жюст!
Сен-Жюст (осекается, затем овладевает собой):
-Я тоже твой друг. Но я первый голосовал бы за твою казнь, если бы ты предал революцию, нацию и нас всех!
Робеспьер (со странной усталой усмешкой):
-Нет, Луи! Твое обвинение было бы вторым, если бы я совершил измену. Первым было бы мое. Я сам голосовал бы за свою казнь.
Сен-Жюст:
-Максимилиан…
Максимилиан:
-Прошу: оставь меня! Оставь меня одного.
                Сен-Жюст еще некоторое время сидит, не шевелясь, затем кивает, решительно встает и торопливо уходит, по пути оглянувшись, все-таки на Робеспьера, который так и остается сидеть за столом.
 
Сцена 2.11 «Падение старого друга»
Робеспьер (обхватывая голову руками, как будто бы та очень сильно болит):
                Мой друг, я знаю, что ты слышишь меня,
                И, наверно, прощаешь даже.
                Помнишь, что обещал тебе я?
                Тогда, когда обещанье не было важным?
Встает, подходит к окну, смотрит на улицу.
                Я больше не узнаю этот мир, он чужой,
                Я больше не узнаю сам себя.
                Если бы я мог! Но сам не свой…
                Неизменна лишь клятва моя!
Прикладывает руку к сердцу:
                Даже если мы пойдем друг против друга,
                И дороги разные, и разбиты грезы…
Снова касается роз на столе, поглаживает лепестки.
                Там, на ином берегу, я подам тебе руку.
Одна из роз укалывает его шипом на стебле. Он усмехается.
                Как опасны…эти слабые розы!
Камера Камиля Демулена. Он сидит, также, на полу. Листа, который он держал раньше, с ним нет. вид его изможденный.
Камиль Демулен:
                Кто может поступать иначе,
                Делать вид, что все неважно?
                Сердце мое обливается плачем,
                Помнишь ли ты, как обещал мне однажды?
Слышны шаги. Заслышав их, Камиль встает.
Камиль:
                Я знаю, что так должно было быть,
                Иначе, вернее, и быть не могло.
                И если бы я мог иначе прожить,
                Не изменил бы ничего.
Появляется стража. Они гремят ключами, открывают по пути другие камеры, выводят заключенных.
Камиль (с дрожью, ожидая, когда к его клетке подойдут, отходит на пару  шагов назад, скорее инстинктивно, чтобы продлить себе хоть мгновение):
                Даже если мы пойдем друг против друга,
                Будут разные дороги и разбиты грезы,
                Там, на другом берегу я подам тебе руку…
Ключ в его дверях.
                Хотел бы я увидеть снова розы!
Камиля выводят из камеры.
Сцена 2.12 «Казнь»
                Площадь. Гильотина. Медленно входят на эшафот люди один за другим. Чью-то голову показывают народу, но для других голов исключения не делают. Входит на эшафот и Камиль. Люсиль, пробираясь через толпу с плачущим ребенком на руках, бросается к порогу самого эшафота с криком.
Люсиль:
-Камиль! Камиль! Запомни своего сына!
                Она показывает сына обернувшемуся Камилю. В его глазах слезы, он поспешно  отворачивается от нее и идет вперед, к гильотине. Его укладывают на доску, фиксируют голову.
Люсиль (с истерикой):
-Камиль! Я люблю тебя! Орас, Орас, запомни своего отца!
                Люсиль оттискивают в сторону, у нее забирает ребенка какая-то сердобольная горожанка, на руках которой рыдания младенца затихают. Люсиль держат в толпе, кто-то пытается утешить ее и обмахать какой-то тряпкой, ей не хватает воздуха, она плачет, извивается…
                Свист лезвия ножа гильотины. Люсиль с криком падает на колени. Площадь как будто бы вымирает для нее. Все обращаются в безликих теней.
                С гильотины стаскивают тело. Кого-то заводят, но не слышно и звука, и не видно и лиц, все краски блекнут.
                Люсиль (встает с нечеловеческим усилием, достает откуда-то из-за пазухи белую вуаль и набрасывает ее на плечи. Ее губы дрожат, голос срывается, лицо в слезах, тело не слушается ее):
                Там, где кончилась жизнь твоя,
                Смысла нет для меня.
                Там, где от тебя ничего нет,
                Кончается и мой свет.
Она идет, качаясь, по направлению к эшафоту. Горожанка, взявшая ее ребенка, пытается догнать и протянуть сына ей.
Люсиль (как в бреду):
                О нем позаботятся те, что живут,
                А меня уже нет, я уже не тут.
                Я мертва, мертва насовсем -
                Дождись меня, Камиль Демулен!
Поправляет вуаль на плечах.
                Эта вуаль была на мне,
                Когда я сердце отдала тебе.
                Она будет на мне и там, за чертой,
                Мой Демулен…и в посмертии мой!
Она идет к эшафоту, ее перехватывают солдаты. Она не сопротивляется.
Солдат 1:
-Люсиль Демулен вы обвиняетесь в подготовке заговора против революции и в попытке подкупа с целью побега врагов нации! Вы арестованы.
Люсиль (равнодушно пожимая плечами):
                Там, где кончилась жизнь твоя,
                Уже нет ничего для меня.
                Там, где тебя смерть нашла -
                Я в тот же час умерла.
Люсиль уводят солдаты.
Сцена 2.13 «Танец Свободы по пеплу»
                Площадь пустеет. Гильотины накрывают, расходятся солдаты, толпа и зеваки. Начинается дождь. В дожде выходит Свобода, снимает серые одеяния и оказывается в легком платье с обнаженными плечами. Свобода начинает танцевать. Ее танец – это последний рывок птицы перед клеткой, она пытается выжать из себя все, что только может выжать. Ее движения стремительные, быстрые, она кружится, не замечая дождя. Босая – не замечает луж.
Свобода:
                Раз, два! Раз, два, три -
                Сердце трепещет, как птица.
                И уже очень сложно уйти,
                Но сложнее – остановиться.
                Колесо истории дало свой ход,
                И теперь один ничего не значит,
                Когда голову поднял народ,
                И стало все иначе.
Раскидывает руки.
                Раз, два. Раз, два, три -
                Моя душа, что дух народа.
                И сердце трепещет птицей в груди,
                Смотри, как танцует по пеплу Свобода.
                Тот пепел исходит от домов,
                От разбитых оков,
                От посеревших тел,
                От тех, что уже не у дел…
                Раз, два. Раз, два, три -
                Сердце как птица в груди.
                Смотри, так танцует Свобода,
                Смотри – это пепел, кружение!
                Из которого выйдет рассвет для народа,
                Что так долго терпел унижение!
Ее голос звучит приглушеннее.
                Раз, два. Раз, два, три -
                Станцуй со мной, ведь я – Свобода.
                Танцуй, у кого сердце есть в груди,
                Кто отдал себя для своего народа!
                Раз, два! Стучит, стучит сердце мое,
                Отбивая ритм всему пути.
                Еще один стук и кончится все:
                раз два! Раз, два, три.
Сцена 2.14 «Шелест и шепот»
Зала. Сен-Жюста нет. Робеспьер сидит на передней трибуне, в задумчивости перебирает бумаги.  Вокруг – Представители Народа. Представители оглядываются на него. Вокруг Робеспьера медленно собираются Соратники, вокруг Соратников, переживая и волнуясь, а некоторые – откровенно паникуя, собираются их противники.
Робеспьер (бросая позади себя, не оглядываясь):
-Сегодня вы хотели изобличить наших врагов?
Представитель 1:
-Я сегодня хочу тоже изобличить…врагов.
                На него оглядываются с удивлением.
Робеспьер (с каким-то ироничным равнодушием):
-Вот как?
Представитель 1 (поднимаясь на трибуну):
-Да! Слово мне!
                Я, который стоял от самых начал,
                Который для Франции ничего не жалел,
                И врагов ее, как на духу, обличал,
                Который был всегда у дел…
Чей-то смешок:
-Говори короче!
Представитель 1 (со злой усмешкой):
                Это всё я! Это все был я!
                Честный революционер.
                И сегодня обличаю тебя -
                Робеспьер!
Гул. Стон. Истеричный вздох.
Крик 1:
-Подлец! Да как ты смеешь!
Крик 2:
-Стащите его прочь оттуда!
Крик 3:
-На гильотину!
Крик 4:
-Пусть говорит! Не смейте трогать, или будете иметь дело со мной.
                Робеспьер медленно поднимается, видит, как сплочаются в явном преимуществе численности вокруг Представителя 1. Его лицо не выражает ни гнева, ни удивления. Его сторонники вступают в стычки. Где-то даже завязывается драка.
Представитель 2 (не выдержав):
-Да!
                Ты, который был у истока,
                Который губил, не жалея,
                Который рубил жестоко,
                Ты …
Крик 5:
-Не смей!
Крик 6:
-Закрой свой рот! Ты – лжец!
Представитель 3:
                Именем народа,
                И той Свободой…
Крик 7:
-Что отстояли, вообще-то мы!
Представитель 3:
                Вы, Робеспьер, осуждены!
Робеспьер:
                Каждый имеет право на суд,
                И где же мой?
                Если вы хотите…что ж,
                Давайте судиться хоть тут,
                Я готов отвечать головой,
                Слово защиты иль нож…
Он хочет сказать еще что-то, но его прерывает. Звук выстрела. Робеспьер падает. Его лицо мгновенно заливается кровью. Он жив, но ранен – челюсть его задета.визг, мгновенная свалка и выкрики: «Кто это сделал?», «Невозможно!», «Предатели! Казнить всех».
                Кто-то из сторонников Робеспьера сам хватается за пистолет и стреляет в себя.
-Нет!
                Робеспьера затаскивают окровавленного на одну из трибун. Сторонники и противники устраивают драку над его телом.
                Врывается Сен-Жюст с несколькими людьми. На какой-то момент все замирают, пораженные и (или) напуганные. Сен-Жюст видит окровавленного Робеспьера, несколько бездыханных тел… он сам стремительно бледнеет.
Представитель 4:
-Вы – Сен-Жюст, арестованы!  Вы обвиняетесь в превышении полномочий, которые были вверены вам в борьбе с контрреволюцией, вы – я обличаю вас!
Сен-Жюст (с бешеным презрением, не сводя взгляда с окровавленного Робеспьера):
-Как вам будет угодно!
                Он не выказывает никакого сопротивления. Его сторонники также позволяют себе сдаться. Кто-то с презрением плюет в лицо предателей, но сдаются мирно.
Сен-Жюст (о Робеспьере):
-Он ведь жив? Скажите!
Кто-то:
-Жив…пока.
Всех уводят прочь. Робеспьера грубо уносят на руках, не заботясь о том, чтобы кровь не заливала ему лицо. Сторонники Робеспьера, в том числе Сен-Жюст делают рывок, пытаясь самим взять Робеспьера, но их выталкивают прочь из залы.
Сцена 2.17 «Прощание»
                Париж. Улицы, полные горожан. По улицам едет позорная телега. В телеге несколько сторонников Робеспьера: кто в ледяном напряжении, кто в насмешливом отрицании, кто бодрится из последних сил. заметно, что среди  осужденных есть парализованный на обе ноги калека… Также в телеге сам Робеспьер – окровавленный и ослабленный, его голова покоится на коленях Сен-Жюста. Тот смотрит на толпу, что бросает оскорбления и насмешки в сторону позорной телеги с презрением. Смерть не пугает его. Иногда он смотрит на Робеспьера, когда телега, в которой и без того трясет, проезжает по особенно сильно выступающей кочке и тогда Максимилиан особенно сильно вздрагивает от раны.
Сторонник 1:
                Знаете, я чуял, что так и будет,
                Но знайте – я ни о чем не жалею.
Сторонник 2:
                Есть сила, что справедливее судит,
                Мы уходим в века, потому что посмели.
Сторонник-калека (К Сен-Жюсту):
-Как он?
                Как подло, как низко!
Сен-Жюст:
                Смерть уже близко.
                Я сделал все верно, как мог,
                Как верил, как поступал.
                И этот день я предвидел
                И давно его знал.
Робеспьер (слабо, с трудом, слова даются ему тяжело, но он огромным усилием и помощью сторонников, что поддерживают его плечами (руки почти у всех связаны, кроме калеки, садится):
                Мне…честью… за всё…
Сен-Жюст:
                Не говори ничего.
                Тебе ведь больно!
                Да и кончилось время всех слов.
                Довольно, нет, довольно!
                Мы сделали всё для отцов и сынов.
Сторонник 3:
                Я жизни не знал, я так хотел жить,
                В новом мире, где нет унижений.
Сен-Жюст:
                Знай, новому миру быть,
                Пусть без нас,
                Но для грядущих поколений.

Робеспьер:
                Свобода!
Сен-Жюст и сторонники (смотрят и видят, что рядом с телегой, параллельно в толпе идет Свобода. Она машет им рукой, что выделяется среди брани, которой их щедро осыпают и слез…)
                Свобода, дорогая свобода!
                Прощай! Дальше без нас.
                Оставайся с народом,
                В час тревоги и счастливый час.
Кутон помогает окровавленному Робеспьеру помахать Свободе в ответ. После чего он чуть не падает. Сен-Жюст поддерживает его плечом.
Сен-Жюст (тихо, к Робеспьеру):
                Наши пути не пошли друг против друга,
                Наша дорога одна, через пепел и слезы.
                Там, на том берегу…я подам тебе руку,
                Там будут твои любимые розы!
                Там будет Свобода, там ветер…
                Подожди немного, и после смерти,
                Вечность нас ждет из путей,
                Что не идут друг против друга.
                Мы шли вместе во имя идей,
                Подай, на том берегу, мне руку!
                Пусть сейчас дорога – пепел и слезы,
                Но там будут снова твои любимые розы…
Телега останавливается у эшафота. Не церемонясь, солдаты вытаскивают: грубо и торопливо, будто боясь волнений, сторонников Робеспьера, в числе которых Сен-Жюст. Калеку грубо бросают на доски…
Робеспьер (тихо и слабо):
-Там…до встречи. Я дождусь.
Сен-Жюст (слезы блестят в его глазах):
-Навечно! Я клянусь.
Робеспьера ведут на эшафот, фиксируют голову…свит лезвия гильотины.
Сцена 2.18 «Ради неба»
Белый свет, заливающий все вокруг. В этом свете появляются и проступают фигуры Представителей народа, что были в начале и что были в конце, депутаты, горожане, Люсиль Демулен, Камиль Демулен, Робеспьер, Сен-Жюст – словом, все, кто появлялся.
Свобода (выступает вперед):
                Друзья, взгляните на тот мир,
                Ради которого вы,
                Бились, не жалея собственных сил,
                И стирали черты.
                Взгляните на чувства, что живут,
                Благодаря силам вашим,
                Пусть вы остаетесь тут,
                И приняли горькую чашу -
                Вы ушли ради неба,
                И тех, кто верил вам и был вам предан.
Камиль и Люсиль Демулены:
                Ради любви, ради рассвета всех дней,
                ради счастья наших детей,
                Ради блага и друзей наших
                Приняли горечи чаши.
                Ушли ради неба,
                Ушли ради блага.
                Те, кто был предан,
                И те, кого не нашла отрада.
Робеспьер и Сен-Жюст:
                Бой для мира, бой для всех -
                Защита всего, что дорого нам.
                Слабость и трусость – вот грех,
                и нет презренья к тем, кто пал.
                И ушел ради неба,
                Ради тех, кому был предан,
                И терпел унижения
                Для будущих поколений.
Все (ведущий голос – Свобода)
                Плечом к плечу, спина к спине -
                Мы бились в войне
                Ради неба,
                И всех, кто нам предан.
                Снимали оковы,
                Вставали снова и снова,
                И терпели нужду, опять и опять,
                Чтобы вы могли устоять.
                Мы ушли ради неба,
                И тех, кто верил нам и был нам предан,
                Мы сражались друг с другом,
                И терпели обиды и муку,
                Мы разводили пути и били грезы,
                Но из пепла восстали розы.
                И розы видят рассвет
                Того дня, где нас больше нет.
                Они растут под тем небом,
                Под опекой тех, кто был нам предан,
                А мы уходим в белую даль,
                Свою скрывая печаль.
                Ради всех, кто был нам предан
                И ради неба.
Конец.