Утром в осеннем сумраке четырёхэтажное здание школы мерцало огнями окон, встречая учеников и учителей атмосферой вселенской суеты. Белый четырёхугольник здания закрывал своей огромной спиной полгорода. За учебным заведением темнел исхудалый, чахлый и больной от дыма заводов и фабрик лес, а в нём ютились могилки с резной паутиной оградок городского кладбища. Кресты и памятники на горбатых могилках, направленные в сторону школы, рассматривали выцветшими глазами с фотографий овалов необычную школьную жизнь. Ученики старших классов иногда бегали курить в эту обитель покоя, а однажды к дверям школы они принесли ещё новый венок с могилки. Кто-то из шалопаев повесил его на входной двери школы. По распоряжению директора венок вернули на кладбище, но не ученики, а сердобольная женщина – завхоз этого храма знаний.
-Безбожники! Креста на вороту нет!- кричала во весь голос возмущённая работница народного образования, учителя проходили мимо её, потупив взгляд, кто рассматривал истёртый пол, а некоторые вглядывались в окрашенные зелёной краской стены. А кто-то из них шептал себе под нос:
- Какой Бог? Нам бы до отпуска дотянуть!
Желтый промокший лист бился и дрожал на окне кабинета математики, но начавшийся дождь сбил его безжалостно в грязь. Под озябшим городским небом в разноцветных от листвы лужах умирал сентябрь. В этом маленьком городке вся жизнь крутилась вокруг заводских труб, упиравшихся в низкое иссиня-чёрное осеннее небо своими головами-вулканами. Если трубы дымят, значит, жизнь направляется - люди с работой и зарплатой, если трубы переставали извергать дым, город замирал, работу останавливали, и люди с тоской смотрели в небо, будто бы их счастье таилось в закопченных жерлах чернеющих труб.
Школа перерывов не знала и Славик, как и любой молодой начинающий учитель, уже мечтал о первых осенних каникулах, но до них оставался целый месяц изнурительной работы в школе. Сегодня у Славика Петрова по расписанию стояло только четыре урока подряд, без окон и длинных совещаний. Это малоурочье радовало и согревало молодое учительское сердце. А завтра у него, как и у солидных, маститых педагогов маячил методический день, значит, как рассуждал, ещё неопытный, вчерашний студент Петров – день этот выходной. Но на большой перемене к нему подошла замученная административной суетой, уже с помутневшим взглядом заикающаяся завуч Наталья Борисовна. Поправив чёрное и ровное как мундир платье, она протянула учителю лист бумаги:
-Пе-пе-пе-тров, за-за-втра в ко-ко-мандировку, по всем во-во-просам к ди-ди-ректору!
Славик взглянул с надеждой на лист, - «А может, ничего страшного для меня нет в этих строчках, размазанных беглым почерком!» Но он ошибался, командировочное удостоверение было выписано на завтрашнее число в сельскую школу, находившуюся в нескольких километрах от городка. Семинар математиков района был назначен, как нарочно, на его методический день.
-Выходной пропал!- с тоской подумал Славик и открыл дверь в кабинет 10 класса как в преисподнюю, последний урок был очень тяжёлым. Настроения вести урок не было, да и ученики подвели, ничего не делали дома, пришлось опять изучать вчерашний материал, а программа уносилась как скорый поезд всё дальше и дальше, оставляя после себя одни двойки в классном журнале.
Назавтра с утра на автостанции он встретил коллег математиков. Был среди них и старый учитель, седой, морщинистый, со стекляшками очков на опухшем от простуды носу, отрубивший на ниве образования более тридцати лет. Он то и являлся наставником Славика, приставленный как нянька для помощи молодому педагогическому дарованию. В зале автовокзала было шумно и людно и чтобы слышать друг друга, они вышли на улицу в ожидании автобуса.
-Что, Вечаслав, высоты берёте? Как ученики, небось, в рот вам заглядывают?-, высморкался старик.
-Им бы списать, да с уроков срулить, Алексей Петрович.
-Ну, это по началу, а у меня и похлеще в молодости бывало. Да мне бы твои годы, что неудачи – пустяки, а годы есть годы-, с сожалением взглянул старый учитель-, Да вот и автобус, наш кажется, смотри, глаза у тебя молодые. Кокарево табличка?
-Кокарево! Без опозданий, давайте руку.
И педагоги, радуясь автобусному теплу, протолкнулись в тесное брюхо автобуса.
-Бабушка, а куда мы едем?- прямо за спинами учителей приставала к бабушке девочка, видимо её внучка лет шести в белом ситцевом платочке.
-К Богу едем, милая, к Богу-, шептала ей в ответ старушка.
-К дедушке?- переспросила девочка смутившись.
-К дедушке, к дедушке. В церковь едем, я же тебе утром говорила-, пыталась успокоить девочку, вздыхала старая воспитательница.
-Бабушка, а там мороженное есть?- не унималась внучка.
-Нет там мороженного, там иконы, свечи, батюшка, красиво вокруг. Да и с мамкой твоей поговорим,- поправила бабушка платок на голове девочки.
-Как с мамкой, она же умерла и в могилке закопана? Страшно,- не поверила девочка.
-А я тебе её покажу, вот доедем и покажу, мамку то, - гладили старушечьи руки голову девочки ехавшей впервые в храм.
Славик посмотрел на соседа-старика и улыбнулся ему:
-А вы в Бога верите? Во, заливает, бабулька.
-Не Бог, а расчёт, цифра главное, я всё время всё рассчитывал, даже формулу успеха вывел, а ты говоришь Бог.
-Я тоже не верю, хотя и крещёный,- вторил Славик.
-Как крещёный,- удивился старик- ты, крещёный, не верю!
-Да, мать уговорила в детстве, мы и поехали в Вологду, у железной дороги и крестили.
-На какой железной дороге?- нераслышав переспросил Алексей Петрович.
-Да, церковь у железной дороги там стоит, красивая такая, только мне не до неё было, мне бы поезда посмотреть, как стучат по железке, визжат на перегонах. После крещения насмотрелся, мамка разрешила.
-На себя надейся, а не на попов всяких, так отец меня учил. Я всё сам достиг,- старик что-то хотел добавить ещё, но автобус выехал на широкую улицу села, развернулся и остановился как раз напротив одноэтажной деревянной школы. Кустики сирени, тополя и берёзки шелестели поредевшим нарядом под окнами школы. За школой на пригорке красовалась белая церковь, уцелевший на куполе крест блестел сентябрьским лучом.
-Вылезаем, педагоги,- скомандовал кто-то из заботливых коллег. И учителя с сожалением потянулись в направлении школы. Старушка с девочкой, ехавшие на богомолье, спустившись со ступеньки автобуса, перекрестились на церквушку и торопливо засеменили по дороге к храму.
-Ищи Бога, и найдёшь,- напутствовала старушка свою внучку.
-Доживём до обеда, а там и домой!- толкал в спину старый учитель молодого, подходя к школьным дверям.
Но на удивление семинар закончился скоро, учителей пригласили в маленькую школьную столовую, а затем уже после обеда весёлая и приветливая директорша школы предложила всем приехавшим:
-Товарищи, учителя! У нас храм открылся, священник молодой, кто желает на экскурсию, пойдёмте со мной, а кто не желает, пусть дожидается автобуса в фойе.
Славику идти в церковь не хотелось, он вспомнил детство, церковь в которой его крестили, закопченные иконы, священника с длинной растрёпанной бородой говорившего непонятные слова и что-то мрачное, смертное во взглядах с икон святых и угодников. Старый учитель тоже решил не идти, но в последний момент подтолкнул Славика в бок:
-Давай сходим, на попа посмотрим! До автобуса ждать, не переждать.
Из всех приехавших учителей лишь несколько человек потянулись гуськом по тропинке в храм. Вначале показалось, что церковь стоит сразу за школой, но, обогнув школу, экскурсанты увидели, что храм стоит в километре от школы на пригорке. И чем ближе они подходили к нему, тем величественнее становился он, как бы расправляя плечи и поднимая голову.
-А почему у вас церковь не сломана и купола целые и даже крест на солнышке играет-переливается?- удивлялся Славик, обращаясь к местной директорше.
-В округе все церкви порушили безбожники, а нашу голубушку не тронули, лишь потому, что приказ с центра пришел, чтоб архив НКВД в ней сделать. А что здание крепкое с решётками, так чекистам того и надо, тайны сберечь подале от глаз людских местечко подходящее – церквушка наша. Так под Богом грехи свои несметные и хранили нехристи, пока союз не рухнул. А потом документы вывезли, в Москву, наверное, а церковь отдали епархии. И то хорошо, что сломать и нагадить в храме не успели. А красиво в ней, точно уж место Божие. Идёмте, сами увидите.
Они зашли в храм галдящие как вороньё, не перекрестившись, озираясь испуганно по сторонам. Всем показалось, что в церкви никого не было. Мерцали свечи, полумрак стеной встал на пути учителей. Озираясь, прихожане двинулись к алтарю всей гурьбой и только теперь у одной из икон они заметили священника. Поп был довольно молодым человеком, усы и чёрная бородка клинышком придавала ему солидность, но лицо его не было с тонкими чертами, а наоборот он был похож своим обличьем на простого деревенского мужика. На груди у него блестел позолотой православный крест:
-Храм Господень для всех открыт, радуйтесь Богу! Бог вас хранит, - окрестил поп знамением всех пришедших.
-Что изволите? Лекций не читаю, а помочь могу, если кто в чём нуждается,- разносился бас батюшки по храму.
-А свечку за упокой поставить можно,- ожила одна учительница с прибранными под шарф волосами, с боязнью посматривая на попа.
-Завсегда можно, я вам свечей и так дам, без денег,- всё ближе подходил поп к учителям.
Кто-то стал задавать вопросы об иконах, об обрядах, в храме становилось ещё сумрачней, хотя и зажгли ещё несколько свечей.
-Электрики подвели, с проводкой не получилось. Ну, с Божьей помощью и это сдюжим, - перекрестился в который раз поп.
Славик стоял поодаль со своим коллегой и сожалел:
-Как тогда в детстве на крестинах, ничего не изменилось, мрачно как-то.
-А ты что хотел в церкви увидеть? Люстры золочёные? Говорят, первые христиане вообще в пещерах богу молились, ведь по-ихнему не храм главное, а бог в душе человека,- старик вспоминал ещё что-то, глядя на образа,- Вера! Вера должна быть в душе.
-А может, в школу пойдём? Посмотрели уж!- кивнул Славик.
Священник, видя уныние в глазах учителей, предложил:
-А давайте я вам летнюю церковь покажу, идите за мной.
Славик вошёл в летнюю церковь последним, он отстал, забираясь по крутым ступенькам на второй этаж. Некоторые учителя уже возвращались обратно, Алексей Петрович не захотел забираться по ступенькам и остался внизу, сославшись на больные ноги.
Первое что ощутил молодой учитель в тот миг, когда оказался в летней церкви - чувство полёта, его как пушинку подхватила неведомая сила и закружила в высь. Солнце, отражаясь от иконостаса, протыкало лучами тело Славика, но от этого не было больно, казалось тело его, недавно осязаемое растворилось в сиянии. Он посмотрел под ноги - облака белыми перьями закрывали землю. Он чувствовал, что не владеет своим телом, но ему не было страшно, как будто тысячи рук удерживали его, направляя полёт. Тысячи глаз глядели на него не насмешливо, а радостно, пронзая его участием. Стены храма как белые натянутые паруса вырвали пол из под его ног, как на трепещущей палубе фрегата его уносило в лучистую даль. Но впервые в жизни, сейчас, в этом месте ему было спокойно, он не куда не спешил, вся суета осталась там за воротами храма, он забыл, зачем они приехали в эту деревню. На миг ему показалось, что его тело уже разорвалось, расщепилось на миллиарды частиц, и каждая оторвавшееся друг от друга частица его тела была живой и разумной. Вмиг он стал огромным, теперь и его душа охватывала весь голубой земной шар, он мог разглядеть тысячами глаз артерии рек, волны океанов, леса Сибири и несчастный чумазый свой городишко среди Вологодских просторов. Чёрным пятном распластался он возле реки, как клякса, сорвавшаяся с пера нерадивого ученика. А сколько ещё таких тёмных пятен он разглядел по Руси, затюканных городков и селений суетой и безверием. Теперь, когда паруса храма обернулись вокруг Земли и его душа стала вселенского размера, он вдруг ощутил что был не один, кто - то постарался раздвинуть стены храма, наполнить паруса стен полётом, а его душу смыслом. Ни каких расчётов, лишь одна боль жгла душу, боль от того, что он что - то не понимал в этой жизни, боль от того, что он лишился чего- то очень важного, утаённого от него. И теперь он чувствовал присутствие того, кто одним махом развернул его душу и устремил её в полёт, он старался разглядеть его, впиваясь взглядом в далёкие мерцающие звёзды.
-Мама!- громко заплакала девочка, - мама!- указавала она на икону Божей Матери.
Славик от этих слов очнулся, но не испугался пронзительных взглядов икон. Он один стоял посредине храма, учителей уже не было, у алтаря стояла старушка с внучкой.
-Пойдём, милая, она для всех нас мать, заступница матерь божья…
Слава богу, внученька, и в тебе искра божья зажглась, слава богу..,- шептала старушка, крестясь на иконы.
Когда молодой учитель выходил из храма поминальные свечи, поставленные прихожанами, догорали, а от них искрились золочёные иконы, отбрасывая свой свет по сторонам, окрыляя человеческие души.
Прочитал я изменённый вариант. "Школа" в первом абзаце так и повторяется, да и в остальном тексте повторы имеются. Понимаю, что это исправимо, но я и первый раз на это указывал. Синонимов в русском языке достаточно. Рассказ стал чуть ровнее, но не сильно, изменения коснулись мелочей - листик стал менее слащавым и завуч представлена более доходчиво, и это почти всё. В остальном моё мнение осталось прежним. Ваше право, как автора, считать сюжет несущим истину, и тут я ничего поделать не могу. Я прекрасно понимаю, что кардинально переделывать линию рассказа вы не будете, но тогда вопрос - чего от меня-то вы хотите?
Александр. спасибо за поддержку и критику, всего рассказа я переделывать наверное не буду, вы правы в одном - оставить что-то своё право автора, но вы лишь один из читателей, спасибо ещё раз!
С первых строк произведения можно судить о работе. Но когда первые два абзаца буквально наполнены техническими терминами, которым нечего делать в художественном тексте, то интерес к чтению пропадает. Как сказал один знакомый автор, словно читаешь протокол партакива. Например: атмосферой, четырехугольник здания, учебным заведением, с фотографий овалов, храм знаний, работница народного образования и т.д. Эти слова мало того, что не несут смысловой нагрузки, начисто разрушают художественность произведения. Что здание имеет форму четырехугольника не сказывается на сути рассказа и т.д. Очень много штампов, которых тоже нужно остерегаться: мерцало огнями, огромной спиной, вселенской суеты, резной паутины, выцветших фотографий, нива образования, педагогическое дарование и т.д. Если автор меня услышит и поправит текст, то тогда может рассчитывать на успех, потому что у него есть главное: способность выражать мысли словами, желание писать и доброе сердце. Успехов вам! И простите меня ради Бога!
Помочь сайту
Поздравления
