Зов любви

 
              Вася Базаров был безответно влюблён во второкурсницу и свою одногруппницу Верочку Одинцова. Та приходила на занятия в каком-то странном лягушачьего цвета платье и доовльно дорогих чешских колготках.
            Верочке ужасно хотелось выглядеть совсем взрослой. Она считала, что колгготки и трикотажное платье вполне её взрослят в глазах этого молодого человека. Сама она была очень скромной и робкой и считала, что одевается почти, как проститутка.
Ей ужасно хотелось выбраться из-под родительского пресса. Ей заядлой2 отличнице казалось, что родителям хочется и дальше держать её на коротком поводке, как они держали на таком же поводке красивую и очень дорогую догиню  Ресси.
            Догине было уже десять лет. И она казалась Верочке очень старой и несчастной собакой. Такой же несчастной была и сама Верочка, поскольку её до сих пор считали глупым ребёнком и постоянно кконтролировали, иногда не позволяя вернуться домой на трамвае, а поджидая у дверей института с персональной отцовской «Волгой».
            Из всех парней в группе она выделяла одного только Василия Базарова. Он был каким-то особенно настоящим и привлекал к себе все её взглядщы. Верочке нравилось его сильное ладноре тело. А она сама частенько задумывалась над тем, как будет выглядеть, если снимет с себя и это дурацкое трикотажное платье, и дорогие сердцу колготки, а главное своё столь скромное совсем не кружевное нательное бельё.
            Она собьиралась раз и навсегда покончить со своей опостылевшей до ломоты в зубах девственностью. Она напоминала себе самой  тюбик с зубной пастой. Эта паста уже успела усохнутьь от времени и была совершенно не способна быть пущена в дело. Верочке вечно всё запрезали. Она не могла, как другие девчонки бесцельно прыгать по нарисованным на асфальте классикам, или прыгать через скакалку.
            Ей нравилось прыгать через скакалку. Иногда утром, перед тем как пойти завтракать, она старательно перепрыгивала через эту самую скакалку, будучи и ьосой, и голой. В такие минуты её всё чаще и чаще хотелось думать о Василии Базарове. Этот парень прямо засел в её мозгу, словно бы скворец в своём скворечнике.
            «Неужели я влюбилась?», - недоумевала Вера, принимая свой облычный студенчческий облик. Она одевалась так, как-будто была конфетой, которую заворачивают в фантик. И это платье, и эти колготки были только манком для любимого человека.
           Она впервые хотела быть голой и принадлежать какому-нибудь определенному парню. Главное её пугало то обстоятельство, что она не могла сама сказать всем о своих таких пошлшых мечтах. Ей надлежало думать о лекциях, семинарах и курсовых работах. Нужно было день за днём грызть гранит науки, точно также как голодная мышь грызёт слегка заплесневший сыр.
 
Что касается Василия, то он тоже не спускал глаз с Одинцовой. Ему нравилось видеть её каждый будний день, и только ради неё он каждый раз вставал по звонку будильника и отправлялся в институт.
Когда-то ему казалось, что  он очень сглупил, когда подждался родительским уговорам и решил стать студентом. Ему тогда казалось, что в институт идут только все слабаки и очкарики. А он хотел стоять за токарным станком на заводе.
         Но  его отец решил совершенно иначе. Он хотел, чтобы его сын стал инженером. И Василию пришлось согласиться с доводами отца.
Но теперь Василий был рад. что не напрасно корпел над учеьниками. Что ему всё же удалосьт сделать невозможное и поступить на механико-машиностроительный факультет.
Верочка была украшением их группы. Она была одной из пяти более менее красивых девчонок, которые притягивали взгляды всех. Василий вдруг понял, что почти влюблён в эту девушку, и желает ещё ближе стать к ней.
             По ночам его терзали странные сны. Если он раньше  с вечера до утра играл в казаки-разбойники или штурмовал Северный полюс, то теперь в его сныф стала приходить такая милая и красивая Верочка. Она всегда была одета совершенно одинаково, как на занятиях в институте, и Василий весь замирал от восторга, предвкушая нечто прекрасное и волнительное.
Сны казались удивительными фильмами, где они с Верочкогй играли главные роли. М в этих «фильмах» они были совершенно свободны и не чувствовали никакго стыда. Что было почти невозможно наяву легко и просто происходило во сне. Верочка охотно позволяла раздеть себя, сняв сначала довольно дорогие колготки, затем своё трикотажное платье, которое она, смеясь, называла лягушачьей шкуркой.
            Василий весь трепетал от восторга. Она сам не замечал, как оказывался раздетым, напоминая собой только что ожившую древнегреческую статую какого-нибудь полубога. Он желал бы сравнить себя с знаменитым Геркулесом и невольно краснел от смущения.
Верочка позволяла ему многое, если буквально не всё. Он удивлялся её сновиденческой смелости. Эта забавница и впрямь чем-то напоминала бы весёлую нимфу,Ю нсли бы не эти дурацкие очки в какой-то странной почти мужской оправе.
 
               На занятиях они старались вести себя как любовные любовники, выражая  чувства только движениями рук и непонятными какими-то очень смущенными взглядами. Преподавателям казалось, что эти двое задумывают какую-то особую скверную каверзу. Но Верочке хотелось крикнуть на всю аудиторию: «Я люблю тебя, Вася!». Она невольно мысленно краснела, чувствуя, как тееряет сначала драгоценные колготки, а затем и такое красивое изумрудного цвета платье.
 Ей было одновременно стыдно и весело.
Вася не спешил делать первый шаг. Да он и не знал, достоин ли этого столь смелого шага. Ему было даже стыдно подумать, что всё, что он видел во сне может произойти наяву. На него тотчас нападал ступор, и казалось, что огромный киношный софит освещает их первое соитие с Верочкой.
Он знал, что согруппники за глаза зовут его Нигиллистом. Он вовсе не хотел походить на своего тругеневского  однофамильца, считая, что  совсем не похож на этого странного человека. И что Векра Одиинцова тоже не какая-нибудь тургеневская героиня, а обычная советская стулентка.
              Однажды  они случайно  оказались на благотворительном киносеансе. Показывали знаменитую трёхчастну. кинокомедию о студенте Шурике. Василий пошёл на этолт сеанс только потому, что заметил Верочку. Та была какой-то случайно среди пожилых женщин, что пришли за так посмотреть фильм своей молодости.
Вскоре они оказались в своершенно тёмном зале. На экране происходило всё то, что казалось всем отчего-то смешным. Василий тоже смотрел на экран, но видел совсем другое, ему казалось, что лента вдруг внезапно порвётся, и вместо забавной комедии все увидят его недавний сон.
              Он хотел, очень хотел чтобы этот волнующий сон стал наконец явью. Он устал разрываться между ночью и днём, видя днём Верочку совершенно одетой и очень загадочной, а ночами похожую на книжку, с которой сорвали красивую обложку.
«Неужели это и есть любовь? Неужели я хочу именно этого?!»
Вопросы вонзались в его мозг, словно бы булавки и швейные иглы в специальную подушечку. Верочка, разумеется, не должна ни о чём догадаться. Ей ведь не снятся такие странные сны.
Вася так ничего и не сказал Верочке. Ему было стыдно за свой такой странный  Зов Любви
 

© Copyright: Денис Маркелов, 2025

Регистрационный номер №0543897

от Вчера в 18:30

[Скрыть] Регистрационный номер 0543897 выдан для произведения:
 
              Вася Базаров был безответно влюблён во второкурсницу и свою одногруппницу Верочку Одинцова. Та приходила на занятия в каком-то странном лягушачьего цвета платье и доовльно дорогих чешских колготках.
            Верочке ужасно хотелось выглядеть совсем взрослой. Она считала, что колгготки и трикотажное платье вполне её взрослят в глазах этого молодого человека. Сама она была очень скромной и робкой и считала, что одевается почти, как проститутка.
Ей ужасно хотелось выбраться из-под родительского пресса. Ей заядлой2 отличнице казалось, что родителям хочется и дальше держать её на коротком поводке, как они держали на таком же поводке красивую и очень дорогую догиню  Ресси.
            Догине было уже десять лет. И она казалась Верочке очень старой и несчастной собакой. Такой же несчастной была и сама Верочка, поскольку её до сих пор считали глупым ребёнком и постоянно кконтролировали, иногда не позволяя вернуться домой на трамвае, а поджидая у дверей института с персональной отцовской «Волгой».
            Из всех парней в группе она выделяла одного только Василия Базарова. Он был каким-то особенно настоящим и привлекал к себе все её взглядщы. Верочке нравилось его сильное ладноре тело. А она сама частенько задумывалась над тем, как будет выглядеть, если снимет с себя и это дурацкое трикотажное платье, и дорогие сердцу колготки, а главное своё столь скромное совсем не кружевное нательное бельё.
            Она собьиралась раз и навсегда покончить со своей опостылевшей до ломоты в зубах девственностью. Она напоминала себе самой  тюбик с зубной пастой. Эта паста уже успела усохнутьь от времени и была совершенно не способна быть пущена в дело. Верочке вечно всё запрезали. Она не могла, как другие девчонки бесцельно прыгать по нарисованным на асфальте классикам, или прыгать через скакалку.
            Ей нравилось прыгать через скакалку. Иногда утром, перед тем как пойти завтракать, она старательно перепрыгивала через эту самую скакалку, будучи и ьосой, и голой. В такие минуты её всё чаще и чаще хотелось думать о Василии Базарове. Этот парень прямо засел в её мозгу, словно бы скворец в своём скворечнике.
            «Неужели я влюбилась?», - недоумевала Вера, принимая свой облычный студенчческий облик. Она одевалась так, как-будто была конфетой, которую заворачивают в фантик. И это платье, и эти колготки были только манком для любимого человека.
           Она впервые хотела быть голой и принадлежать какому-нибудь определенному парню. Главное её пугало то обстоятельство, что она не могла сама сказать всем о своих таких пошлшых мечтах. Ей надлежало думать о лекциях, семинарах и курсовых работах. Нужно было день за днём грызть гранит науки, точно также как голодная мышь грызёт слегка заплесневший сыр.
 
Что касается Василия, то он тоже не спускал глаз с Одинцовой. Ему нравилось видеть её каждый будний день, и только ради неё он каждый раз вставал по звонку будильника и отправлялся в институт.
Когда-то ему казалось, что  он очень сглупил, когда подждался родительским уговорам и решил стать студентом. Ему тогда казалось, что в институт идут только все слабаки и очкарики. А он хотел стоять за токарным станком на заводе.
         Но  его отец решил совершенно иначе. Он хотел, чтобы его сын стал инженером. И Василию пришлось согласиться с доводами отца.
Но теперь Василий был рад. что не напрасно корпел над учеьниками. Что ему всё же удалосьт сделать невозможное и поступить на механико-машиностроительный факультет.
Верочка была украшением их группы. Она была одной из пяти более менее красивых девчонок, которые притягивали взгляды всех. Василий вдруг понял, что почти влюблён в эту девушку, и желает ещё ближе стать к ней.
             По ночам его терзали странные сны. Если он раньше  с вечера до утра играл в казаки-разбойники или штурмовал Северный полюс, то теперь в его сныф стала приходить такая милая и красивая Верочка. Она всегда была одета совершенно одинаково, как на занятиях в институте, и Василий весь замирал от восторга, предвкушая нечто прекрасное и волнительное.
Сны казались удивительными фильмами, где они с Верочкогй играли главные роли. М в этих «фильмах» они были совершенно свободны и не чувствовали никакго стыда. Что было почти невозможно наяву легко и просто происходило во сне. Верочка охотно позволяла раздеть себя, сняв сначала довольно дорогие колготки, затем своё трикотажное платье, которое она, смеясь, называла лягушачьей шкуркой.
            Василий весь трепетал от восторга. Она сам не замечал, как оказывался раздетым, напоминая собой только что ожившую древнегреческую статую какого-нибудь полубога. Он желал бы сравнить себя с знаменитым Геркулесом и невольно краснел от смущения.
Верочка позволяла ему многое, если буквально не всё. Он удивлялся её сновиденческой смелости. Эта забавница и впрямь чем-то напоминала бы весёлую нимфу,Ю нсли бы не эти дурацкие очки в какой-то странной почти мужской оправе.
 
               На занятиях они старались вести себя как любовные любовники, выражая  чувства только движениями рук и непонятными какими-то очень смущенными взглядами. Преподавателям казалось, что эти двое задумывают какую-то особую скверную каверзу. Но Верочке хотелось крикнуть на всю аудиторию: «Я люблю тебя, Вася!». Она невольно мысленно краснела, чувствуя, как тееряет сначала драгоценные колготки, а затем и такое красивое изумрудного цвета платье.
 Ей было одновременно стыдно и весело.
Вася не спешил делать первый шаг. Да он и не знал, достоин ли этого столь смелого шага. Ему было даже стыдно подумать, что всё, что он видел во сне может произойти наяву. На него тотчас нападал ступор, и казалось, что огромный киношный софит освещает их первое соитие с Верочкой.
Он знал, что согруппники за глаза зовут его Нигиллистом. Он вовсе не хотел походить на своего тругеневского  однофамильца, считая, что  совсем не похож на этого странного человека. И что Векра Одиинцова тоже не какая-нибудь тургеневская героиня, а обычная советская стулентка.
              Однажды  они случайно  оказались на благотворительном киносеансе. Показывали знаменитую трёхчастну. кинокомедию о студенте Шурике. Василий пошёл на этолт сеанс только потому, что заметил Верочку. Та была какой-то случайно среди пожилых женщин, что пришли за так посмотреть фильм своей молодости.
Вскоре они оказались в своершенно тёмном зале. На экране происходило всё то, что казалось всем отчего-то смешным. Василий тоже смотрел на экран, но видел совсем другое, ему казалось, что лента вдруг внезапно порвётся, и вместо забавной комедии все увидят его недавний сон.
              Он хотел, очень хотел чтобы этот волнующий сон стал наконец явью. Он устал разрываться между ночью и днём, видя днём Верочку совершенно одетой и очень загадочной, а ночами похожую на книжку, с которой сорвали красивую обложку.
«Неужели это и есть любовь? Неужели я хочу именно этого?!»
Вопросы вонзались в его мозг, словно бы булавки и швейные иглы в специальную подушечку. Верочка, разумеется, не должна ни о чём догадаться. Ей ведь не снятся такие странные сны.
Вася так ничего и не сказал Верочке. Ему было стыдно за свой такой странный  Зов Любви
 

 

Зов Любви